Коллектив авторов - И было утро... Воспоминания об отце Александре Мене
И вот тема смерти стала смертью, а нам остались вера, знания и любовь.
И ещё великая надежда, которую он взрастил в наших сердцах. «Мысль, сознание, творчество, свобода — всё, что составляет душу человека, — не исчезают бесследно во Вселён — ной, что делало бы бессмысленным само Творение. Поразительные духовные взлёты личности — это уже предчувствие и переживание бессмертия «здесь и теперь». Это как бы луч света, который освещает и путь отдельной души, и историю всего человечества. Вопреки тем, кто хочет похоронить человека и убедить его, что конец жизни — это «лопух на могиле», дух в самом своём бытии открывает перспективу вечности. Маленький отрезок, который ему предстоит пройти на земле, раздвигается в безмерность, когда человек ощущает своё бессмертие и единение со Вселенной и Богом. Он трудится, эная, что все прекрасное и подлинное, возникшее в этом мире, достигает в грядущем высочайшего расцвета»[21].
«Земное существование дано нам не случайно и не бесцельно. Формируя свой дух на путях жизни, мы готовим его к вечности. И эта подготовка должна выражаться в нашей деятельности на земле… Каждый несёт в посмертие то, что уготовил сам себе здесь. Семя с червоточиной никогда не даст здорового растения. Зло и духовная убогость на земле эхом отзовутся в нашем запредельном бытии. Поэтому призвание каждого человека, который серьёзно и с ответственностью подходит к проблеме жизни и смерти, — уже здесь, говоря евангельскими словами, «собирать себе небесное сокровище». В стремлении к «спасению своей души», то есть приобщении к Божественной жизни, мы должны видеть не эгоизм, а естественную, заложенную в человеке потребность. Эгоизм же, напротив, есть препятствие к этому приобщению».
Продолжающееся Творение… В этом «Смысл творчества» по Николаю Бердяеву, «Богочеловечество» — по Владимиру Соловьеву. Александр Мень — в их ряду.
Духовную лень и дремоту О. Александр порицал в своих духовных детях очень жёстко, несмотря на деликатность и нежность своей натуры. «Освободивший себя является освободителем мира», — любил повторять О. Александр слова преподобного Серафима Саровского. В процессе духовной работы мы способствуем созданию великого космического духовного покрова земли — ноосферы. Его существование прозревали религиозные гении всех времён. В наше время теорию ноосферы развивали академик В. И. Вернадский, Тейяр де Шарден, Э. Леруа, П. А.Флоренский. Горячим приверженцем её был и О. Александр Мень. «Возвести через себя материю на высшую ступень развития — в этом космическая задача ноосферы».
Сейчас об этом можно многое прочесть. Это великое, захватывающее откровение, объясняющее тайну созидания Вселенной, тайну Божественной энергии — любви, которая создала мир, и не только создала, но и его к себе призывает.
Чтобы любить, надо знать… Помню, как настойчиво О. Александр говорил мне: «Читайте, узнавайте, и вам откроются такие захватывающие перспективы, перед которыми вся ваша жизнь наполнится радостью и смыслом. Вся моя библиотека — в вашем распоряжении».
Теме смерти и посмертия О. Александр придавал огромное значение ещё и потому, что в его последнее десятилетие усилиями учёных многих стран был открыт новый феномен. Он заключается в том, что люди, которые перенесли клиническую смерть и были возвращены в жизнь, претерпевают глубокое нравственное и духовное перерождение. Таких людей по всему миру сейчас уже миллионы, их будет становиться всё больше, их опыт может и будет все активнее влиять на человечество.
Соприкосновение со Светом на пороге иной жизни изменяет таких людей, жизнью их начинают управлять иные критерии, у них появляется возвышенное понимание красоты и ценности жизни, внимание к окружающему, свежесть восприятия жизни. Но самое очевидное и бесспорное изменение, которое в них происходит, это повышенная забота о других, милосердие, терпимость, терпение, любовь к окружающим, искреннее и бескорыстное желание им помочь; появляется неодолимая потребность в духовности.
Этот новый феномен быстро распространяется в наши дни, овладевает сознанием очень многих людей во всём мире. О. Александр видел в этом большую надежду человечества, новый виток эволюции и возможность спасения. Он часто приводил слова великого Бердяева о том, что трагичность жизни разрешается только на духовном уровне.
В самый трагический для человечества XX век Бог, вероятно, указывает людям выход. Откровение о смерти и посмертной судьбе личности — это маяк, который указывает человечеству выход. И не в этом ли путь к тысячелетнему Царству Света на земле, предсказанному Иоанновым Апокалипсисом? Распространению этих знаний среди людей нашей многострадальной страны, где так долго и упорно подрывались основы нравственности, о. Александр отдавал всего себя. Ради этого и за это он и погиб.
О. Александр до такой степени не щадил себя, что друзьям его было страшно. Когда он сравнивал человечество со стрелой, летящей впереди туго натянутой тетивы, я всегда думала, что не только человечество, но и он сам, как стрела. Наши просьбы пощадить себя, не читать так много лекций, не работать так чрезмерно, его страшно огорчали. Огорчали! Чем? Ведь мы заботились о нём! В последний раз, в августе, после моей горячей просьбы об этом, мне даже пришлось просить у него извинения за мою просьбу — так он был огорчён. Я просила прощения, сама до конца не понимая, за что. Это было непонятно, непостижимо.
Теперь‑то я понимаю, что и Христа при жизни ученики не очень‑то понимали. «Я должен спешить», «у меня слишком мало времени», и несколько раз на лекциях он произнёс: «Нас ждут страшные времена». И несмотря на полную ясность его прозрачных, как Евангелие, слов, мы их не понимали, как‑то не верили, не вмещали.
Нам рядом с ним было так хорошо и надёжно! А ведь и Христос просил Своих учеников: «Не спите!» Но не могли тогда вместить и в Гефсимании спали. Господь более милостив, чем справедлив. Да простит о. Азександр нашу слепоту…
Думается, его можно назвать, как и апостола Павла, апостолом язычников. Потому что как бы ни любовались собой «наши современники», а жил О. Александр в языческой стране. Такой уж стала наша Россия — к этому с энтузиазмом вели её ещё с прошлого века несколько поколений «профессиональных революционеров».
Давно–давно П. Я. Чаадаев написал о России: «Мы народ исключительный… принадлежим к нациям, которые существуют лишь для того, чтобы со временем прямо дать какой‑нибудь великий урок миру». Вот и дали. Урок возврата к язычеству, идолопоклонству, потому что всегда, когда люди удаляются от Бога, они приходят к идолам. Боже мой, сколько же их было за нашу жизнь! Весь мир ужаснулся! И каким бы, как нас учили, бездуховным ни был Запад, он стал нас жалеть и даже подкармливать. Потому что и земля перестаёт кормить человека, когда становится недостойным её человек. Дожили… Страна, где теперь так много машут кадилами и — убивают великого священника. А ведь именно после смерти о. Александра, начиная с сентября 90–го года, наша «перестройка» круто вошла в штопор, и угроза фашизма стала реальной и зримой.
Как‑то о. Атександру был задан вопрос: были ли в истории лжепророки? Какова их роль? И он ответил: «Были, есть и будут, к сожалению. В древности был такой метод узнавания ложных пророков: они говорили то, что нравилось толпе. Они предсказывали победу, урожаи, светлое будущее…»
Прости, Господи, «профессиональных революционеров», может, они и сами не понимали, что творили. Конкретно их «деяния» сейчас мало кто помнит, кроме четвёртого сна Веры Павловны и призыва к топору. Меч нетерпимости — нож нетерпимости — топор нетерпимости… Вот топор — это «наше», как теперь говорят, уже много лет.
Страшная и горькая участь — умереть под топором, — как Иоанн Креститель, как апостол Павел, — но ведь это и великая Слава — мученический венец…
— Произволен ли час смерти? Как он связан с готовностью души?
— Я подозреваю, что связан. Но это бол ьшая тайна, и с моей стороны было бы дерзостью говорить больше…
Время идёт, и все чаще мы говорим об о. Александре в высоком и патетическом стиле. Он стал нашей историей и классикой, и редко кто на свете вызывал у людей больше восхищения и любви. И все‑таки происходит, как мне кажется, некоторое смещение акцентов. — Он был таким естественным и весёлым человеком, что, если бы пришлось ему сейчас говорить обо всём этом, думаю, он ответил бы так, как сказал однажды: «Я думаю, друзья мои, что вопрос этот скорее праздный. Важно то, что человек не умирает со смертью его тела. Как Бог распорядится нами дальше, это не наша забота. Я думаю, Он распорядится лучше, чем все наши теории. Пускай главным нашим девизом будет бессмертие, а такое или этакое, это дело вторичное. Тем более, что принципиально это ничего не меняет».
