Митрополит Макарий - История русской церкви (Том 7)
ГЛАВА VIII
I
Русские XV - XVI в. были необычайно привержены к своей вере, по свидетельству иностранцев, и считали ее только одну истинно христианскою и лучшею из всех вер. Но русские тогда почти не знали своей веры, по крайней мере отчетливо и основательно. Невежество не только не уменьшалось в России, а еще увеличивалось: школы если и существовали кое-где, то самые жалкие, и не было между ними даже таких, какие бывали прежде в Москве и других городах. Сами пастыри Церкви в большинстве едва умели читать и писать, и в кругу архипастырей встречались лица, которые не в состоянии были отвечать, сколько было евангелистов, и подобное. Такие пастыри не могли сами проповедовать веры и действительно не проповедовали ее, справедливо опасаясь, чтобы при своем невежестве не впасть в какую-либо ересь, а обязывались только читать в церквах на поучение православным христианам готовые книги: толковое Евангелие - в древнем славянском переводе, едва понятном для народа; Златоуст - сборник из сочинений Златоуста и других святых отцов, в том числе и из подложных; Пролог и вообще жития святых - без всякой проверки и разбора. Для людей грамотных и со здравым природным смыслом существовала, конечно, и тогда полная возможность изучать и знать истины православия: были у нас на родном языке и слово Божие, и книга Кормчая, и разные творения вселенских учителей: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, и Богословие Иоанна Дамаскина, и сочинения многих других отцов и учителей Церкви. И мы видели в истории нашей духовной литературы за настоящий период несколько таких лиц, обладавших обширною богословскою начитанностию, которые правильно понимали и раскрывали православные догматы - о Пресвятой Троице, о таинстве Воплощения и искупления, о священном предании, о почитании святых, о поклонении иконам и пр. Видели, однако ж, вместе с тем, что и эти люди, более других образованные, но лишенные всяких пособий науки, не были чужды важных недостатков в области веры и богословия, не умели различать существенного в делах веры от несущественного, более важного от менее важного и совсем неважного, догматических преданий от обрядовых; с одинаковым уважением относились и к Священному Писанию, и к писаниям святых отцов, и к житиям святых, и к сказаниям разных Патериков, и вообще к сочинениям всякого рода, более или менее касавшимся веры и благочестия, и все называли "Божественным писанием", из всего старались черпать для себя мысли и доказательства для своего учения; наравне ставили и правила святых апостолов, святых Соборов и святых отцов, и толкования на эти правила, явившиеся впоследствии, и даже градские законы греческих императоров, вошедшие вместе с другими дополнительными статьями в состав Кормчей, и все считали неизменяемым, неприкосновенным, и, наконец, что всего важнее, не имели средств распознавать подложные сочинения от подлинных, и с одинаковым доверием пользовались теми и другими. А подложных сочинений под именами то пророков, то апостолов, то святых отцов, особенно Златоуста, Григория Богослова, Ефрема Сирина, Феодорита, вращалось у нас немало, и умножению их, несомненно, способствовали тогда, по свидетельству современника, наши домашние "лжесловесники", которые, составляя разные сказания по своему суемудрию, намеренно прикрывали их именами отцов, чтобы удобнее распространять в народе.
Но если вредными могли быть подложные сочинения, которым нередко следовали по незнанию даже образованные наши пастыри, то несравненно вреднее были сочинения заведомо ложные, отреченные, апокрифические, против которых всегда вооружались наши духовные власти и образованные писатели. Эти лживые книги или, вернее, тетрадки, обыкновенно небольшие по объему, но наполненные всякого рода баснями и бреднями, историческими, мифологическими, астрологическими, и самыми детскими, нередко крайне дикими понятиями о разных предметах веры, приходились как раз по вкусу нашему невежественному духовенству и народу и служили для них любимым чтением. Напрасно наши архипастыри повторяли в своем святительском поучении священникам вдруг по рукоположении их: "Лживых книг не почитайте" - и в руководство издавали индекс, или перечень, их, равно как и "книг истинных", которые рекомендовали для чтения; напрасно так много и сильно громил апокрифические писания Максим Грек - число их не только не уменьшалось, но еще увеличилось в настоящий период, и влияние их более и более распространялось и усиливалось. Царь Иван Васильевич жаловался на Стоглавом Соборе: "Злыя ереси - "Рафли", "Шестокрил", "Воронограй", "Остромий", "3одий","3вездочетьи", "Аристотелевы врата" и иные составы и мудрости еретическия, и коби бесовския многих людей прельщают, и от Бога отлучают, и погубляют". И хотя Собор, выслушав это, просил царя издать в Москве и по всем городам грозную царскую заповедь, а всем святителям повелел заповедать и запретить каждому в своем пределе с великим духовным запрещением, чтобы православные христиане таких богоотреченных и еретических книг не держали у себя и не читали и других не учили и не прельщали, а которые и впредь начнут держать у себя такие книги, и читать, и других прельщать, тем быть в великой опале от царя и в конечном отлучении от святителей (Стоглав. Гл. 41, вопрос и ответ 22); но, без сомнения, и эта мера не в состоянии была поправить дело, искоренить зло. И суеверие, самое грубое суеверие во всех возможных видах господствовало в массах русского духовенства и народа и потемняло, подавляло в сознании как пастырей, так и пасомых те немногие истинные и здравые понятия, какие могли они иметь о догматах своей православной веры. "Волхвы и чародейники, - говорил царь на Стоглавом Соборе, - кудесы бьют, и в "Аристотелевы врата" и в "Рафли" смотрят, и по звездам и по планитам глядают, и смотрят дней и часов, и теми дьявольскими действы мир прельщают и от Бога отлучают" (Стоглав. Гл. 41, вопрос 17). Весьма многие еще верили в волхвов, знахарей, чародеев и думали, что они имеют сношения с злыми духами, знают таинственные силы природы, настоящее и будущее, что они могут портить людей и исцелять их, наводить на людей и на скотов всякие болезни и врачевать их, насылать народные бедствия и удалять их, могут предсказывать судьбу человека, удачу или неудачу его предприятий, могут заговаривать его от огня, меча, потопления. И не только простой народ - сами князья, в том числе, как известно, и великие - Василий Иванович и Иван IV, обращались к этим ведунам и волшебникам, просили их совета и помощи, пользовались их нашептываниями, заговорами, чарованиями, заклинаниями, брали от них врачебные зелия, коренья, камни и пр. "Да по погостам, и по селам, и по волостем, - говорил также царь на Стоглавом Соборе, - ходят лживые пророки, мужики, и женки, и девки, и старыя бабы, наги и босы, и, волосы отрастив и распустя, трясутся и убиваются и сказывают, что им являются св. Пятница и св. Анастасия и велят им заповедати христианом каноны завечивати; они же заповедают крестьяном в среду и пятницу ручнаго дела не делати, и женам не прясти, и платья не мыти, и каменья не разжигати, и иныя заповедают богомерзкия дела творити кроме Божественных писаний" (Стоглав. Гл. 41, вопрос 21). Были и "невегласы попы", которые по суеверию клали в Великий Четверг соль под престол и держали ее там до седьмого четверга по Пасхе, а потом давали на врачевание людям и скотам (гл. 41, вопрос 26); принимали от мирян сорочки, в которых дети родятся, и те сорочки клали на престол на шесть недель (гл. 41, вопрос 2); принимали также по желанию прихожан мыло, которое они приносили на освящение церкви, и держали на престоле до шести недель (гл. 41, вопрос 3).
Только при таком состоянии религиозных верований, при таком глубоком невежестве и преобладании суеверий в среде духовенства и мирян могло случиться у нас то странное, доселе небывалое явление, какое представила собою ересь жидовствующих. Некто жидовин, наученный "всякому чародейству и чернокнижию, звездозаконию и астрологии", составлявшим тогда наиболее господствовавший вид суеверия, случайно прибыл в Новгород и начал дерзко говорить против христианства, отвергал троичность Лиц в Боге, Божество Христа, таинство искупления и вообще все собственно христианские догматы и установления, а взамен христианства предлагал свою жидовскую веру. И что же? Тотчас нашел себе последователей... В ком? В новгородских попах. Они не сумели ничего сказать в защиту самых основных истин своего православного исповедания, "прельстились" чарованиями и темными знаниями жидовина, отверглись от Христа и приняли иудейство с своими семействами. А потом? Они же, эти жалкие попы, сделались фанатическими проповедниками новой ереси, т. е. совершенного отречения от христианства, и среди народа. Двое из них, самые главные, научившиеся от жидовина чернокнижию и чародейству, вскоре переселились в Москву и там успели тайно распространить ересь и в белом духовенстве, и между иноками, и в высших слоях, и даже в семействе великого князя. Наконец, ересь явилась было на самой кафедре первосвятительской в лице несчастного Зосимы... Страшные казни, постигшие еретиков к концу XV и в начале XVI в., по-видимому, прекратили ересь, но не могли уничтожить ее последствий. Возбужденное ею вольнодумство о предметах христианской веры продолжало скрытно действовать и в кругу бояр, и среди иноков некоторых заволжских монастырей и через полстолетие под влиянием протестантских идей, проникших к нам через Литву, вновь проявилось с силою в ересях Башкина и особенно Феодосия Косого. Но "нет худа без добра". Эта так называемая ересь жидовствующих с ее позднейшими проявлениями, увлекшая некоторых и, может быть, даже многих во всех слоях нашего общества, пробудила и ревнителей православия и вызвала их на труды, каких именно недоставало для Русской Церкви: у нас явилась в одном составе полная славянская Библия; явились одно за другим два обширных сочинения, написанных русскими людьми с возможною для того времени ученостию и основательностию в защиту истин православия от еретиков и сделавшихся для соотечественников надолго надежным руководством и пособием в области веры.