Иоанн Златоуст - Творения, том 10, книга 1
3. Если же ты будешь судить некогда язычников, то как допускаешь им судить тебя теперь? Судить будут (святые), не сами заседая и требуя отчета, но осудят. Это выражает апостол словами: "если же вами будет судим мир, то неужели вы недостойны судить маловажные дела?". Не сказал: от вас, но: вами, как и Господь сказал: "царица южная восстанет, и осудит род сей", и: "ниневитяне восстанут и осудят род сей" (Мф.12:41-42). Они видят одно и то же с нами солнце и участвуют в одном и том же, и между тем если мы окажемся верующими, а они неверующими, то им невозможно будет сослаться на незнание; мы осудим их тем, что мы сделали; и много подобных найдется тогда способов осуждения. А чтобы кто не подумал, что он говорит о ком-нибудь другом, смотри, как он обобщает речь: "если же вами будет судим мир, то неужели вы недостойны судить маловажные дела?[1]". Поведение ваше, говорит, наносит вам стыд и невыразимое бесчестие. Коринфяне, вероятно, стыдились судиться у своих судей; потому он говорит: напротив, стыдитесь того, что вы судитесь у внешних; их судилища маловажны, а не те. "Разве не знаете, что мы будем судить ангелов, не тем ли более [дела] житейские?" (ст.3). Некоторые говорят, что здесь он разумеет священников; но нет, – он говорит о демонах. Если бы он говорил о порочных священниках, то разумел бы их выше, когда говорил: вами суд приимет мир, – потому что порочных людей Писание обыкновенно называет миром, – и не стал бы говорить о том же в другой раз, тем более не сказал бы об этом после первого, как бы о чем-то более важном. Он говорит здесь о тех ангелах, о которых говорит Христос: "идите в огонь, уготованный диаволу и ангелам его" (Мф.25:41), и сам Павел: "ангелы[2] его принимают вид служителей правды" (2Кор.11:15). Когда эти бестелесные силы окажутся хуже нас, облеченных плотью, то подвергнутся тягчайшему наказанию. Если же кто еще станет спорить, что здесь говорится о священниках, то мы спросим: о каких священниках? Конечно о тех, которые вели себя по-житейски? Но как же он говорит, что "мы будем судить ангелов", а не дела житейские, противопоставляя ангелов делам житейским? Это спраедливо в том смысле, что они по превосходству своей природы не имеют нужды (в житейском). "А вы, когда имеете житейские тяжбы, поставляйте[3] [своими судьями] ничего не значащих в церкви" (ст.4). Желая с особенной силой вразумить нас, что не должно, в чем бы то ни было, обращаться к внешним судьям, и видя представляющееся возражение, он наперед разрешает его. Смысл слов его следующий: может быть, кто скажет, что между вами нет ни одного мудрого или способного разбирать дела, но все не способны к тому: что же? Хотя бы, говорит, у вас не было ни одного мудрого, поручайте это дело самым последним. "К стыду вашему говорю" (ст.5). Осуждает такое возражение, как пустой предлог; потому и продолжает: "неужели нет между вами ни одного разумного?" Неужели, говорит, у вас такая скудость? Неужели у вас так редки умные люди? Последующим прибавлением еще более поражает их; именно, сказав: "неужели нет между вами ни одного разумного" – присовокупляет: "который мог бы рассудить между братьями своими". Когда брат судится с братом, то для посредника в тяжбе не нужны большая мудрость и искусство, но к разрешению спора много могут содействовать расположенность и родство. "Но брат с братом судится, и притом пред неверными" (ст.6). Видишь ли, как благоразумно он сперва унизил судей, назвав их неправедными, а теперь пристыжает (коринфян), называя (этих судей) неверными? И действительно, весьма стыдно, если между братьями не может быть примирителем священник, но оказывается нужным прибегать к внешним. Указав на уничиженных, он не то говорит, что на месте судей должны быть люди самые негодные, но пристыжает их. Что суд надобно предоставлять людям, способным разбирать дела, это он выразил в словах: "неужели нет между вами ни одного разумного?". А чтобы совершенно заградить им уста, говорит, что если бы даже между ними не было ни одного мудрого, то лучше предоставить дела на суд немудрых, нежели судиться у внешних. Не нелепо ли, в случае домашней ссоры, не обращатъся ни к кому из посторонних и стыдиться, если домашние дела разгласятся вне дома; а из Церкви, которая есть сокровищница неизреченных таинств, все выносить наружу? Но брат с братом судится, и то пред неверными. Двойная вина: та, что судится, и та, что судится у неверных. Если судиться с братом само по себе есть грешное дело, то судящийся у внешних заслуживает ли какого-либо оправдания? "И то уже весьма унизительно для вас, что вы имеете тяжбы между собою" (ст.7). Видишь ли, до каких пор он не высказывал этого и как благовременно искореняет это (зло)? Я еще не исследую, говорит, того, кто прав и кто неправ; уже по тому самому, что судятся, оба они достойны осуждения и ничем один другого не лучше.
4. Справедливо или несправедливо брат судится с братом, это – другой вопрос. Не говори же, кто причинил обиду; осуждаю тебя уже за то, что судишься. Если не сносить обиды – грех, то нанесение обиды какого достойно осуждения? "Для чего бы вам лучше не оставаться обиженными? для чего бы вам лучше не терпеть лишения? Но вы [сами] обижаете и отнимаете, и притом у братьев" (ст.7-8). Здесь два преступления, или лучше, три и даже четыре. Одно то, что не сносят обиды; другое, что сами обижают; третье, что ищут суда у неправедных; четвертое, что поступают так с братом. Не одинаково судятся грехи, когда они совершаются против кого-нибудь случайно попавшегося, или против собственного члена; в последнем случае обнаруживается больше бесстыдства; там оскорбляется одно естество, а здесь самая личность. Пристыдив их таким образом общими соображениями, а больше всего ожидающими их наградами, он заключает увещание угрозой, усиливает речь и говорит: "или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники - Царства Божия не наследуют" (ст.9-10). Что говоришь ты? Беседуя о любостяжателях, для чего упоминаешь о таком множестве беззаконников? Так, отвечает; но я делаю это, не смешивая предметы речи, а продолжая ее по порядку. Действительно, как в беседе о блудниках он упомянул о всех, так опять и здесь, беседуя о любостяжателях, исчисляет всех грешников, чтобы приготовить к обличению тех, которые сознают за собой такие дела. Когда кто беспрестанно слышит о наказании, ожидающем других, то сам делается доступнее для вразумления, потому что прилагает это наказание и к собственным своим грехам. Апостол произносит здесь угрозу не потому, чтобы он знал за коринфянами все эти грехи и укорял за них; но потому, что внимание слушателя привлекается и поддерживается преимущественно тогда, когда речь касается его не прямо, а неопределенно, прикровенно поражая его совесть. Не льстите себе. Здесь он разумеет некоторых говоривших, как и ныне многие говорят: Бог человеколюбив и благ, Он не мстит за преступления, нам нечего бояться, Он никогда не накажет ни за какой грех. Потому и говорит: не льстите себе. Ведь крайнее обольщение и заблуждение – надеясь на приятное, получить противное, и думать о Боге так, как не думают и о человеке. Потому пророк говорит от лица Божия: "ты подумал беззаконие, будто Я буду тебе подобен. Я обличу тебя и представлю пред лицем твоим грехи твои" (Пс.19:21). И Павел (говорит) здесь: "Не обманывайтесь: ни блудники", – поставляет наперед уже осужденного грешника, – "ни прелюбодеи, ни малакии, ни пьяницы, ни злоречивые Царства Божия не наследуют".
Многие осуждали это место, как слишком жестокое, так как апостол здесь наряду с блудником, прелюбодеем и мужеложником ставит пьяницу и злоязычника: грехи не равны, – почему же равны наказания? Что сказать на это? А то, что пьянство и злоречие – грехи немаловажные, если и Христос признал повинным геенне того, кто назовет брата безумным (Мф.5:22). Отсюда часто происходило убийство; от пьянства и народ иудейский впал в весьма тяжкие грехи. Притом апостол говорит здесь не о наказании, а о лишении царствия. Царствия одинаково лишатся, как тот, так и другой; а будет ли между ними какое-нибудь различие в геенне, о том говорить теперь не время; мы теперь рассуждаем не об этом. "И такими были некоторые из вас; но омылись, но освятились" (ст.11). Сильно он укоряет их этими словами; подумайте, говорит, от каких зол Бог избавил вас, какое явил вам доказательство своего человеколюбия; и не ограничил Своего милосердия одним избавлением от зол, но простер Свое благодеяние еще далее: сделал вас чистыми. Да и только ли? Нет, – еще и освятил; и это не все, – и оправдал. Освободиться от грехов – уже великий дар; но Он еще обогатил вас бесчисленными благами; притом именем Господа нашего Иисуса Христа, не таким-то и таким-то, но и Духом Бога нашего. Итак, возлюбленные, зная это и представляя величие дарованных нам благ, будем жить благочестиво, соблюдая себя чистыми от всех исчисленных грехов; будем убегать внешних судилищ, бывающих на торжищах, и сохранять благородство, которое даровал нам Бог. Подумай, какой стыд, когда язычник восседает и производит над тобою суд!
