Сергей Зеньковский - Русское Старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века
В Соловецком соборе Никон возложил на гроб св. Филиппа грамоты царя и патриарха. Грамота царя, составленная по примеру обращения императора Феодосия к телу Иоанна Златоуста, просила святого об отпущении грехов царя Ивана IV, который, между прочим, не был родственником царя Алексея, а также и грехов самой царской власти. Царь Алексей просил мученика согласиться на перенесение его тела в Москву: “…еже разгрешити согрешения прадеда нашего царя и великого князя Иоанна, нанесенные на тя нерассудно завистью и неудержанием ярости”. Далее, считая себя ответственным за грехи своего предшественника, Ивана IV, царь просил простить и самого себя, как царствующего монарха и представителя грешной царской власти:
“Сего ради преклоню сам свой царский сан за оного (Ивана IV. — С. З.) же в мя согрешившего, да оставиша ему согрешения его, своим к нам пришествием, да подаем тому прощение… Сего ради молю тя о сем, священная главо, и честь моего царства преклоняя честным мощам, и повинную к твоему всю мою власть”[185].
Под рыдания монахов и своей свиты Никон прочел это обращение к святому. Царская власть, публично каясь в своих грехах, просила замученного главу русской церкви о прощении ее прегрешений. Сам царь брал полную ответственность на себя перед Богом за грехи своих предшественников.
Москва встретила останки митрополита Филиппа 9 июля. Во главе крестного хода, вышедшего навстречу “посольству” Никона, шел старейший иерарх русской церкви митрополит Варлаам и сам царь. Сонмы духовенства следовали за ними. Несметные толпы окружали процессию. Соединившиеся процессии направились к Успенскому собору. Царь в тот же день в письме к князю Никите Ив. Одоевскому художественно описал свои и всех москвичей переживания: “Подарил нам Бог… великого солнца, целителя, нового Петра и второго Павла проповедника; великого преславного солнца Филиппа, митрополита Московского и всея Руси, чудотворца возвратил [Бог] мощи…” Царь далее подробно описывает шествие, народ, всеобщие переживания. Всем казалось, что они переживают момент, подобный шествию Христа в Иерусалим, когда все восклицали: “Сыне Давидов, помилуй нас”. Все плакали и кричали от радости. Со всех церквей несся звон колоколов. Хоры певчих беспрерывно пели торжественные и покаянные песнопения. Души всех соединялись в одном религиозном напряжении, счастье и ликовании. Многие исцелялись, прикоснувшись к руке святого[186]:
“И таково много множество народу было, от самого Непрудного [заставы] по соборную и апостольскую церковь. Не много было ни яблоку упасть. А [ожидавших исцеления] больных тех лежавших и вопиющих [о спасении] к нему, свету, безмерно много, и от великого плача и вопля безмерный стон был. И стоял стон десять дней среди церкви для молящихся; во всю десять дней без престани… с утра до вечера звон. Как есть на святой недели, так и те радости были. То меньше, что человека два или три в сутки, а то пять и шесть и седмь исцеляются”.
Свое сообщение царь заканчивает в ликующих тонах, высказывая свой глубокий христианский оптимизм и веру в победу правды: “Где гонимый и ложный совет? Где обавники? Где соблазнители? Где мздо–ослепленные очи? Где хотящие власти восприятия… гонимого ради, — пишет царь о мучителях св. Филиппа, — Не вси ли зле погибли? не вси ли исчезоша на веки? О, блаженные заповеди истины нелицемерная… О, блажен во истину и приближен [к Господу], кто исполнил заповеди Христовы и за истину от своих пострадах…”[187].
Примечания
[176] Голубинский Е. Е. История канонизации святых в русской церкви. М., 1903. С. 109, 159.
[177] Там же. С. 162.
[178] Там же. С. 100; Макарий (Булгаков). История русской церкви. Т. IX. С. 18; Дворцовые разряды. Т. III. С. 297.
[179] Патриарх Гермоген был замучен поляками 17 февраля 1612 года в Чудовом монастыре в Москве.
[180] Аполлос, архим. Начертание жития и деяний Никона, патриарха Московского и всея России. М., 1859. С. 25.
[181] Там же. С. 26; Федотов Г. П. Святой Филипп митрополит Московский. Париж, 1928. С. 195; Рalmer W. The Patriarch and the Tsar. London, 1871–1876.
[182] Статейный список 7160 года см.: Аполлос, архим. Указ. соч. Прил. 3—4; ААЭ. Т. IV. С. 77—87.
[183] Письма русских государей и других особ царского семейства. Т. I. С. 153.
[184] Шушерин И. Ук. соч. С. 21.
[185] Аполлос, архим. Указ. соч. С. 27; полный текст послания см.: Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в государственной коллегии иностранных дел. СПб., 1828. Т. III. С. 471—472.
[186] Павел Алеппский. Указ. соч. Т. III. С. 48; Шушерин И. Указ. соч. С. 21 (Царь писал Никону в 1654 году).
[187] Письма русских государей… С. 223—224.
IV. Никон
18. Новый патриарх
Перенос останков митрополита Филиппа закончил программу прославления православия, намеченную на 1652 год. Наступили будничные дни. Ежедневная жизнь вошла в свое русло, но текущие дела настойчиво напоминали, что после смерти патриарха Иосифа русская церковь осталась без возглавления. Число кандидатов на освободившийся патриарший престол было невелико. На умы людей, близко бравших к сердцу положение в церкви, приходили имена только двух кандидатов: Стефана Вонифатьева, фактического возглавителя церкви после собора 1649 года, и сравнительно молодого царского любимца, новгородского митрополита Никона.
Вонифатьев, старший годами и бывший главным звеном, соединявшим боголюбцев со двором, считался в московском обществе ведущим кандидатом. Через две недели после смерти патриарха Иосифа шведский резидент при московском правительстве Родес писал в Стокгольм, что новым патриархом, видимо, будет Вонифатьев. Так как Родес недолюбливал царского духовника, который все делал, чтобы ограничить влияние иностранцев в Москве и даже старался перевести их в православие, то он не без ехидства добавлял, что в его, т. е. Вонифатьева, “усердии и кознях не будет недостатка, чтобы самому себе помочь в такой чести”[1]. За Вонифатьева, естественно, горой стояли боголюбцы и их друзья среди духовенства и при дворе. Протопоп Аввакум, поддержанный частью епископата и живший в это время уже в Москве, особенно старался провести в патриархи своего покровителя и друга. Вместе с митрополитом Казанским Корнилием боголюбцы “написав челобитную за руками [подписями], подали царю и царице о духовнике Стефане, чтобы быть ему патриархом”[2].
Но, к всеобщему изумлению, Вонифатьев “не восхоте сам”. Трудно указать с уверенностью на причины отказа царского духовника от такой чести, хотя он и руководил всеми делами церкви в 1649—1652 годах, когда патриарх Иосиф был неофициально не у дел. Может быть, он уже чувствовал, что годы тяжелой борьбы за благо церкви подорвали его силы и что ему остается еще жить очень немного лет. Действительно, через четыре года после смерти патриарха Иосифа старик протопоп и сам закончил свою жизнь[3]. Возможно, он знал, или ему казалось, что царь предпочитает более молодого, полного сил и энергии и более близкого ему по годам Никона. Но вероятно и предположение, что смерть патриарха Иосифа, которого он жестоко и горько обидел в 1649 году, вызвала в его душе угрызения совести и желание устраниться от церковной борьбы. Найденные после смерти престарелого патриарха письма показали царю и его духовнику, как глубоко был обижен патриарх тем, что его фактически устранили от руководства церковью, и эти письма вызвали глубокое чувство раскаяния в сердце самого царя и, видимо, Вонифатьева[4]. Эти переживания Вонифатьева косвенно подтверждает протопоп Аввакум, рассказывая, что перед избранием патриарха царский духовник долго молился и постился, прося Бога, чтобы он дал русской церкви достойного пастыря[5]; позже, после избрания Никона, он совсем устранился от участия в администрации церкви. Вместо себя Вонифатьев предложил царю избрать в патриархи Никона[6].
Предложение Вонифатьева было, несомненно, принято царем с радостью. Он знал Никона уже пять лет, ценил его кипучую энергию, твердую преданность церкви, строгий аскетический подход к вере, верил в его широкий ум и административные способности. За годы управления новгородской епархией, в особенности во время происходивших в 1650 году беспорядков, Никон показал, что он был решительным и твердым, не боявшимся опасности и ответственности правителем[7]. Письма царя к новгородскому митрополиту во время поездки последнего на Соловки лучше всего показывают, как он уважал митрополита и как он тогда был к нему привязан.
Такие выражения в этих письмах, как “собинный друг наш, телесный и духовный”, “светлосияющий архиерей”, “солнце светящее во всей вселенной” лучше всего свидетельствуют не только о стилистических талантах царя, но и о его глубоком и искреннем уважении к этому кандидату в патриархи. Кроме самого царя и боголюбцев, которые, видимо, не вполне восторженно, но все же поддержали его кандидатуру, за Никона был царский друг, боярин Федор Ртищев, заведовавшая двором государыни сестра последнего Анна Михайловна[8], и другие представители церковной партии при дворе. А главное, действительно трудно было найти более подходящего, умного и энергичного кандидата, чем Никон.
