Старец Паисий Святогорец - Слова. Том II. Духовное пробуждение
Отступление от веры смывается мученичеством
Сегодня большинство хочет, чтобы змею из дыры вытаскивали другие. Если они не достают ее сами, тогда пусть, по крайней мере, предупредят других: "Осторожно! Нет ли там змеи?" – чтобы те задумались. Однако они не делают даже этого. Живи мы во времена мучеников, то с нашим рационализмом мы говорили бы так: "Я отрекаюсь от Бога внешне, но не внутренне. Таким образом я получу назначение на такую-то должность и стану помогать какому-нибудь бедняку". А во времена мучеников Церковь не причащала тех, кто бросал ладан в идоложертвенный огонь, такие люди принадлежали к чину плачущих[189]. Те, кто отрекался от Христа, должны были смыть свое отступление мученичеством. А во времена иконоборчества от христиан требовали жечь или бросать на землю иконы, и они предпочитали не бросать их, а становиться мучениками. А мы, если бы нам сказали швырнуть икону, сказали бы: "Ну и швырну ее, она написана в стиле Возрождения. Попозже закажу себе другую, византийскую".
– Геронда, а как относится Церковь к тайным христианам? Они не отреклись от Христа?
– Настоящие тайные христиане от веры не отрекались. К примеру, когда турки сожгли двадцать семь селений в Каппадокии, относившихся к Фарасам, то некоторые жители ушли оттуда далеко, в другие края, где местное население и не знало, что они христиане. Их считали за мусульман. И ни разу не возникло ни одной ситуации, когда бы кого-то из них прямо спросили: "Ты христианин?", чтобы пришлось ответить: "Да, я христианин" или "Нет, я мусульманин". Эти люди – тайные христиане. Однако с того момента, как кого-то схватят и скажут ему: "Мы узнали, что ты христианин", он должен сказать: "Да, я христианин". То есть ему никогда нельзя говорить, что он мусульманин. И в эпоху древней Церкви были верующие, тайно принявшие Крещение, о которых другие думали, что они не христиане. И все же, когда требовалось, эти тайные христиане открыто исповедовали свою веру. Например, святой Севастиан был военачальником и тайно принял христианское Крещение. Другие считали его идолопоклонником, но он был христианин. Тайно он оказывал христианам большую помощь. Однако, когда стало известно, что он христианин, он исповедал веру и пошел на мученичество.
В одной турецкой деревне было много тайных христиан, а староста был священником. Его имя было отец Георгий, но люди называли его Хасаном. Однажды к нему пришли турки и донесли о том, что в определенном месте, в катакомбах, прячутся христиане "Не беспокойтесь, – сказал он, – я пойду погляжу". Взял он своих людей, пошел в эти катакомбы и застал там всех христиан, собравшихся вместе. Тогда он идет к царским вратам, снимает с крючка епитрахиль, надевает ее и служит им вечерню! "Примите надлежащие меры, – сказал он им потом, а турок успокоил: – Никого там нет, это ложные слухи". Такие люди не отступники. Однако с той минуты, как христианина начнут подозревать и скажут ему. "Мы видели, как ты крестишься! Ты христианин", а он ответит: "Нет, я мусульманин", он становится отступником.
Мученичество и смирение
Тот, кто удостаивается стать мучеником, должен иметь многое смирение и очень любить Христа. Если человек идет на мученичество эгоистично, то благодать оставит его. Помните Саприкия[190], который уже достиг места казни и однако же отрекся от Христа? "Зачем вы привели меня сюда?" – спросил он палачей. "А что, – спросили его они, – разве ты не христианин?" – "Нет", – ответил он. А был священником! Помысл говорит мне, что он пошел на мученичество не смиренно, а эгоистично. Он стремился к мученичеству не ради веры, не ради любви ко Христу, и поэтому Благодать оставила его. Ведь если человек ведет себя эгоистично, он не приемлет Благодати Божией. Естественно, что в минуту трудности он отречется от Христа.
– Геронда, мы часто повторяем, что в трудный момент испытаний Бог даст силу…
– Бог даст силу человеку смиренному, имеющему чистое сердце и доброе расположение. Если Бог увидит действительно доброе расположение, смирение, то Он даст силу многую. Итак, от расположения самого человека зависит, даст ли ему силу Бог.
– Геронда, вы сказали, что человеку должно иметь смирение и доброе расположение. Тогда получается, что можно иметь гордость и доброе расположение?
– Говоря о смирении, мы сейчас подразумеваем то, что человеку нужно иметь его, по крайней мере, по отношению к мученичеству. Можно иметь гордость, но в решающий момент сказать: "Боже мой, я горд; однако дай мне сейчас немного силы, чтобы я в мучении засвидетельствовал любовь к Тебе и искупил мои грехи". И тогда, если человек расположен смиренно и идет на мучение с покаянием, Бог дает ему многую Благодать. Нельзя идти на мученичество с расположением гордым, с помыслом, что ты станешь мучеником, что будут написаны твое житие, служба и икона с нимбом. Один человек попросил меня: "Помолись, отче, что бы я достиг, пятого неба". – "Хорошо, – сказал я ему, – апостол Павел достиг третьего неба[191], а ты хочешь достичь пятого?" – "Ну а что же, – ответил он, – разве не написано, чтобы мы искали "больших?"[192]. Ты только послушай, а! В таком случае, если человек идет на мученичество для того, чтобы иметь славу в раю, то ему лучше и не думать о мученичестве. Подлинный, настоящий христианин, даже если бы он знал, что в раю он опять будет страдать и мучиться, все равно жаждал бы в него войти. Не надо думать о том, что если мы переносим какое-то страдание здесь, на земле, то там, на небе, нам будет лучше. Надо оставить эти базарные расчеты. Мы хотим Христа. Пусть будет мученичество, пусть мы идем на него каждый день, пусть нас бьют ежедневно, и дважды, и трижды в день – нам нет до этого дела. Нам есть дело только до одного: быть со Христом.
– А может ли, Геронда, человек жить в лености, а когда потребуется, со дерзновением исповедать Христа?
– Для того, чтобы такой человек пошел на это, в его сердце должны быть доброта, жертвенность. Потому я и сказал вам, что нужно возделывать в себе благородство, жертвенный дух. Один должен жертвовать собой ради другого. Помнишь святого Вонифатия и святую Аглаиду[193]? Там, в Риме, они вели скверную жизнь, но когда садились обедать, их ум устремлялся к бедным. Сначала они спешили накормить голодных, а уже потом ели сами. Несмотря на то, что они были порабощены страстям, в них была доброта и боль за бедных людей. В них была жертвенность, и поэтому Бог помог им. Аглаида, несмотря на свою греховную жизнь, любила святых мучеников и заботилась о их святых мощах. Она велела Вонифатию вместе с другими слугами из ее дома отправиться в Малую Азию для того, чтобы выкупить там, собрать и привезти в Рим святые мощи мучеников. А будущий мученик, улыбаясь, сказал ей: "Если тебе привезут мои мощи, примешь ли ты их?" – "Не шути с этим", – ответила ему Аглаида. Наконец святой Вонифатий достиг Тарса и, желая выкупить мощи мучеников, отправился в амфитеатр. Там, наблюдая за мучениями христиан, он был потрясен их выдержкой. Подбежав к ним и лобызая их узы и раны, Вонифатий просил их помолиться, чтобы Христос дал ему крепость прилюдно исповедать себя христианином. Итак, он мученичеством засвидетельствовал свою веру, его спутники выкупили его останки и перевезли их в Рим, где Ангел Господень уже известил Аглаиду о том, что произошло. Так и сбылось то, о чем, шутя, пророчествовал Вонифатий перед своим уходом из Рима. После этого Аглаида, раздав свое имение, прожила еще пятнадцать лет в подвиге и нищете и достигла святости[194]. Видите, их жизнь сложилась так, что вначале они увлеклись страстями и сбились с верного пути. Однако в них был дух жертвенности, и Бог не оставил их.
Какая отвага была у святых
– Думаю, Геронда, что если бы я увидела колесо святой Екатерины, то умерла бы от страха!
– Если бы ты умерла еще до того, как тебя начали колесовать, то это было хорошо, это было бы благословением Божиим. Мука была бы, если бы тебя начали колесовать, а ты не смогла бы этого перенести. Мученики имели доброе расположение, Христос помогал им, и поэтому они переносили боль. Какую же любовь ко Христу имели святые мученики, какую отвагу! Святая Соломония со своими семью чадами[195] – один за другим замучены были все. Святой Лонгин[196] устроил угощение для воинов, которые пришли его схватить, и принял их в свой дом. Пришедшие торопили его показать им Лонгина, чтобы отсечь ему голову, а он говорил им: "Я покажу вам его!" Когда он сказал им, что Лонгин это он и есть, то они заколебались, но святой убедил их исполнить порученное. И они усекли его главу. А какая выдержка была у святого Гедеона Каракальского[197]. "Режьте руку, – сказал он палачам, – режьте и ногу, режьте и нос! Чтобы не многословить, режьте все!" Поразительно! Но для того, чтобы достичь этого уровня, человек должен не любить самого себя и любить Бога. Мать, спасая свое дитя, идет в огонь. Она не чувствует боли, потому что ее любовь сильнее, чем жжение пламени. Ее любовь к ребенку пересиливает боль. Насколько же сильнее боли должна быть любовь ко Христу!
