Том Райт - Авторитет Писания и власть Бога

Моя основная мысль заключается в том, что прежние представления о мире оставили свой след в истории изучения Библии, в подходах к ее преподаванию в университетах и церквях, а также в литературе, значительная часть которой все еще считается классической. Однако доверие к самим этим представлениям со стороны господствующей культуры оказалось подорвано. (Многие преподаватели продолжают называть «объективными» результаты исследований, проведенных в отсутствие каких–либо «исходных предпосылок», воспринимая любую попытку поставить их под сомнение как возвращение к наивному некритическому мышлению.) Теперь нас захлестнула новая (и не одна) волна библейских исследований. Постмодернистские движения, подобные упомянутым выше феминизму и постколониализму, привнесли в эти исследования свои, иные подходы. Как уже было сказано, этот процесс продолжает влиять на то, как люди читают и обсуждают Библию, причем это влияние может усилиться именно в тот момент, когда они этого не замечают. Можно ли, читая Библию, «удержаться на плаву» между Сциллой и Харибдой, подстерегающими нас в водовороте философских дискуссий?

Не менее сложный, хотя и достаточно широкий контекст для чтения Библии предлагает само богословие, а также непосредственно связанная с ним история библейских исследований, в частности, в североамериканской культуре с присущим ей плюрализмом мнений, который в настоящее время, кажется, перестал устраивать даже своих сторонников. Место, отводимое Библии в богословии, часто становилось темой дискуссий в период расцвета либерального богословия 1960–х и 1970–х годов. Однако в ходе этих дискуссий так и не было найдено четких и ясных ответов. Хотя многие приписывали Джону Робинсону блестящие заслуги в области библейских исследований, в его самой известной работе «Честен перед Богом» вряд ли можно найти решимость постоянно обращаться к Библии в процессе переосмысления христианского мировоззрения. Более того, Робинсон рассматривал Библию, скорее, как часть проблемы, нежели как способ ее решения. Возрождение тринитарного богословия, начавшееся в 1970–х годах (в связи с этим вспоминаются имена столь непохожих друг на друга богословов, как Юрген Мольтман, Колин Гантон и Роуан Уильяме), также не сопровождалось повышенным интересом к Библии и ее толкованию. Возможно, причиной послужил тот факт, что ученые, чьи исследования могли бы оказаться полезными для богословов–систематиков, в свою очередь обошли вниманием божественную доктрину, как впрочем и понятие «доктрины» как таковой.

Мало кто из богословов–систематиков или философов последних двух поколений посвящал свои труды непосредственно Писанию. Поучительным примером стала недавно изданная работа Джона Вебстера «Священное Писание: догматический очерк». Читая эту книгу, практически невозможно догадаться о содержании самой Библии. Вебстер, вероятно, сказал бы, что подобное замечание не имеет отношения к сути вопроса, однако, называя Писание первоисточником христианской мысли, было бы уместно (и не составило бы труда для столь блестящего ученого) подкрепить справедливость своих слов содержанием самого Писания. Возможно, богословы не желают следовать примеру Карла Барта, чье толкование Библии, составляющее значительную часть его «Церковной догматики», не выдержало испытания временем. (Здесь можно назвать двух ученых, труды которых являются выдающимися исключениями из сложившейся практики: Э. К. Тизельтон, чей замечательный объемный комментарий к 1–му Посланию к Коринфянам [Eerdmans, 2000] поистине уникален, наряду с его более ранними работами по философии герменевтики — «Два горизонта» и «Новые горизонты герменевтики», а также Оливер О'Донован, чьи работы, в частности его книга «Желание народов», содержат глубокие размышления о содержании, а не только о факте существования Писания.)

Читая работы богословов–систематиков, посвященные раннему христианскому вероучению, можно подумать, что исследование Библии ограничивается анализом греческой грамматики, а единственными достойными признания библеистами следует считать тех, которые «обнаружили» в Писании идеи, которые искали в нем сами богословы. Никому уже не приходит в голову, что, вооруженные объективными и беспристрастными методами исследования, ученые могли бы предложить богословам для последующего толкования большое количество «фактов», касающихся Писания. Всякий, кто когда–либо занимался исследованием Библии, знает или должен знать, что мы, библеисты, используем не меньше приемов толкования, чем кто–то другой, и ожидаем получить определенный результат. Честность научного подхода заключается не в отсутствии исходных предположений, а в их четком понимании и готовности вести диалог с теми, кто придерживаются иных взглядов. Однако когда это удобно, некоторые до сих пор предпочитают в своих работах делать вид, будто прежние идеи в определенном смысле продолжают оставаться истинными.

В более широком контексте движение, именующее себя «радикальной ортодоксией», представило своего рода новое изложение средневекового богословия, но и в нем не нашлось места для Библии. В противоположность этому, африканские богословы, а также их коллеги из других частей света, не являющихся частью западного мира, в своих работах неизменно опираются на Библию. Но поскольку до недавнего времени мало кто на Западе придавал значение их исследованиям, они не оказали серьезного влияния на развитие богословской мысли. Все большую актуальность приобретают исследования в области взаимоотношения христианства с иудаизмом, исламом, индуизмом и другими религиозными сообществами. Но и в них Библия зачастую предстает как досадное недоразумение, о котором ученые стыдятся даже упоминать.

В современном богословии Библия все чаще рассматривается как один из множества первоисточников — для одних важный, глубокий, дарующий вдохновение; для других — загадочный и неясный. Однако никто не задумывается о том, что христианское богословие может и должно подчиняться ее авторитету, предлагая теоретическое обоснование этого авторитета. Возвращаясь к библейским исследованиям, следует отметить, что многие явления, с которыми нам пришлось столкнуться в последнее время, зачастую незаметно несут на себе печать воздействия упомянутых ранее культурных, политических и философских предпосылок. Среди них можно назвать так называемые «войны за Иисуса», разгоревшиеся в 1990–е годы в Америке, все чаще оспариваемый «новый взгляд на Павла», а также выдвижение на первый план феминистками ( и некоторыми другими) «описаний ужасов» (библейских отрывков, используемых для оправдания насилия и угнетения). В создавшейся обстановке легко понять человека, отчаявшегося найти в Библии нечто большее, чем источник молитвенного вдохновения, причем в отношении определенных отрывков некоторые критики настаивают на необходимости предупреждения читателя о потенциальном вреде здоровью. Итак, есть ли выход из этого положения?

Этические вопросы всегда занимали важное место в спорах о Писании и его авторитете. Они непосредственно связаны со всеми уже затронутыми нами проблемами, или, вернее было бы сказать, логически вытекают из них. Очевидным примером служат участившиеся отчаянные попытки возобновить дебаты о войне и мире. Люди, никогда раньше не слышавшие о «справедливых войнах», внезапно ощутили острую необходимость задуматься об этом понятии, а также о библейских основаниях, а возможно, и евангельских заповедях пацифизма. Поддержал бы Иисус пацифистов? Если он отвергал насилие, то зачем опрокинул столы храмовых торговцев? Можно ли считать заявление Павла о том, что «существующие власти от Бога установлены» и имеют право «носить меч» (Рим. 13,1–7), разрешением для христиан служить в армии? Причем еще совсем недавно этот последний вопрос не вызывал сомнений у большинства западных христиан.

Кроме того, в современном культурном, политическом, философском и богословском контексте возникли и получили новую формулировку вопросы, связанные со взаимоотношениями полов. Подходящим примером в данном случае являются яростные споры между «эссенциалистами» и «конструктивистами» по поводу гомосексуализма. Первые занимают позицию, близкую к модернистской. По их мнению, объективная «сущность» человека выражается в его сексуальной «ориентации», или предпочтениях. Убежденные в этом, они ведут неустанные поиски «гена гомосексуальности». Шаткую позицию конструктивистов можно считать вполне постмодернистской» Человек делает свой выбор в конкретной ситуации, не будучи обязанным объяснять или оправдывать свое поведение в свете норм, навязываемых ему извне объективной реальностью или его предполагаемой «сущностью». В этих спорах перед нами по–новому открываются если не все, то, по крайней мере, некоторые более ранние столкновения между «природой» и «воспитанием». Но какое отношение все это имеет к Библии?