Константин Ковальчук - Беседа о молитве
Так остался я без рюкзака в ущелье горной реки, по которому идет холодный сквозной ветер, в мокрых брюках и мокрой рубахе. За поясом — маленький топорик, в кармане — часы, на шее — четки…
Встал я на молитву, поблагодарил Господа и Царицу Небесную за избавление от беды и смерти и промолился с восьми до одиннадцати часов вечера.
Но чувствую — начинаю прозябать, да так, что с трудом могу сложить пальцы для крестного знамения. «Э-э-э, — думаю, — до утра я не дотяну, замерзну, ведь время осеннее. Весь день шел, крепко устал, обязательно усну. И если усну — то больше не проснусь (по медицинскому опыту знаю, что такое бывает). А идти обратно на эти водопады… ведь по-человечески невероятно, что их можно пройти благополучно. Что же мне делать?» Помолился, как умел и как смог. Сердце склонилось «идти». «Ну, Господи, — сказал я, — сохранил Ты меня там, сохрани меня и здесь, все возможно Тебе!»
И пошел…
Шёл, конечно, ощупью, и на первом водопаде оборвался одной ногой в пропасть, но успел зацепиться за какой-то корень. Второй прошел благополучно. Но более всего меня страшил тот узенький карнизик, по которому я и днем-то прошел с большой опасностью. Подошел к нему, нашел какую-то ветку наверху и… прижавшись к скале впритирку, протиснулся обратно намного легче, нежели днем…
Когда поднялся к непроходимым дебрям, спустилась туча, и пошел снег. Несмотря на то, что я поднимался вверх, напрягаясь изо всех сил, продрог «до костей» — если бы остался в ущелье, наверняка бы замерз насмерть.
Вокруг было так темно, что иногда я шёл даже с закрытыми глазами. Различимы были лишь кроны деревьев на фоне неба, а внизу была сплошная тьма. Но надо сказать, мне показалось весьма удивительным то, что, пролезая в осенней тьме эти дебри (где сухие ветки даже днем тыкались мне в ноздри), я не заметил какого-либо серьезного царапанья по лицу…
После нескольких часов ходьбы по зарослям нужно было выйти на охотничью тропу. Но определить, правильно ли я иду, я не находил никакой возможности. Сел, отдыхаю, молюсь и размышляю: «Как мне сориентироваться, куда идти дальше? Где я нахожусь? Где охотничья тропа?»
Вдруг слышу шумок: «чап-чап», «чап-чап»… Ага, значит, идет медведь! Сижу тихо, а он приближается все ближе и ближе. Известно, что медведи в спокойном состоянии тоже ходят по тропам, поэтому я начал внимательно прислушиваться. Было весьма радостно, что Господь таким образом указал мне тропу. Я пошел по ней, а медведю крикнул, чтобы он убежал подальше.
Часа через полтора должен быть поворот с охотничьей тропы на нашу. Снова недоумение. И снова — молитва и благая мысль…
Вдруг вспомнилось, что на месте развилки на живом дереве завис сухой каштан и его можно заметить на фоне неба. Я начал больше смотреть на небо, и, в самом деле, вскоре заметил контур упавшего каштана. Свернул, убедился по срубленным веткам, что точно нахожусь на своей тропе, и подумал: «Ну, все, теперь я уже смогу дойти до кельи!»
Отдохнул еще немного и пошел. Сделал два-три шага — какой-то большой камень, тропы нет. Вернулся назад, прошел немного в другую сторону — тропы нет, сплошные заросли. Еще в сторону — нет тропы…
Вернулся, нащупал срубленную ветку — стою ведь на тропе! А сделаю несколько шагов и теряю ее. «Господи, вразуми! Что за искушение? В таких дебрях прошел, а на тропе запутался!» И слышу мысленный ответ: «А ты ведь теперь уже понадеялся на себя, что вышел на свою тропу и попадешь в келью… ну, что ж, иди, попробуй…» — «Господи! — взмолился я, — прости меня, самонадеянного безумца! Прости меня!»
После этого пошел, ни разу не сбившись, и к утру благополучно добрался до своей кельи.
* * *Спустя два года пришлось мне еще раз побывать на тех водопадах, но уже вдвоем с отцом N. Рассказал я ему о своем ночном путешествии. Не знаю, что подумал отец но самому мне пришла мысль: «Хотя я и верующий, но если бы кто-то вел меня по этим местам и говорил, что он прошел здесь в темноте осенней ночи безо всякого вреда, то это и мне могло бы показаться невероятным».
Да, невозможное человеку — возможно Богу. И Бог наш один и Тот же сегодня, Каков был сто и тысячи лет назад, Который сказал: «Призови Мя в день скорби твоея, и изму тя, и прославиши Мя» (Пс. 49:15).
У Бога нет лицеприятия
— Ну, а если в экстремальную ситуацию попадет человек неопытный, «духовно слабенький»?
— Что ж, — для примера приведу случай, который произошел с человеком мирским и, можно сказать, почти неверующим.
Как-то раз поздней осенью пошел этот человек на охоту. От селения ушел далеко — охотился на высокогорных пастбищах. В это время начался сильный дождь. Охотник, промокнув «до нитки», добрел до ближайшего балагана[6], развел костер, напился чая и расположился на ночлег. Для того чтобы высушиться, разделся, всю свою одежду и обувь развесил на веревку над костром, сам лег рядом и уснул.
Проснулся от какого-то странного запаха. Смотрит, а его последняя рубашка догорает. Оказывается, пока он спал, костер разгорелся, веревка, на которой висела одежда, перегорела и оборвалась, вся одежда свалилась в костер и сгорела. А тут еще, в довершение всех бед, холодный дождь сменился снегом. И остался бедняга босиком, в одной «набедренной повязке», зимой среди леса…
Что делать? Посидел-посидел, но ждать нечего: пока есть силы надо бежать. И пустился бегом по снегу. До ближайшего селения — около сорока километров. Надежды остаться в живых нет почти никакой. Тогда охотник, хотя и был маловерующим, в отчаянии возопил к Богу: «Господи, помоги! Видишь, я погибаю!»
А в этот день некий монах-пустынник М., построивший себе тайную келью далеко в горах, возвращался домой по свежему снегу, радуясь, что никто его уже не потревожит, т.к. снег закрыл все пути.
Охотник, пробежав еще немного, вдруг увидел след недавно прошедшего человека. И хотя ему было странно, что след вел в горы, а не в селение, он двинулся по нему, полагая, что это устроено Богом (до селения все равно еще оставалось около тридцати километров).
М., придя в келью, радовался началу долгожданного одиночества…
…И вот вдруг снаружи слышится чей-то голос. М. выглядывает и видит на снегу… обнаженного человека. Господи, помилуй! Что это? Или это привидение?.. Или на самом деле?..
— Да не бойся, не бойся! Помоги мне — я замерзаю!..
М., конечно, завел охотника в келью, отогрел, накормил…
Так, милостью Божией, этот человек спасся от явной смерти.
Господь исполняет наши желания в несравненно большей степени, чем мы это можем себе представить
— Некоторые люди все же не верят тому, что Бог нас слышит и как-то нам отвечает. Они не понимают, как может ответить нам Бог…
— Божий ответ мы чувствуем сердцем. Чаще же он приходит к нам самим делом (как в случае с замерзающим охотником). Понаблюдайте каждый за своей жизнью, и вы увидите, что не только молитвенно высказанные прошения исполняются любящим нас Богом, но даже многие наши добрые желания (высказанные или даже не высказанные), сердечные чувства, стремления со временем осуществляются Его Промыслом. Это и есть Божий ответ. Но только этот ответ мы получаем не в такой форме, как в беседе с человеком, а в такой, как Бог изволит явить.
Даже желания наши часто исполняются. Я тоже вспоминаю, какие были желания, и те Господь исполнил. Помню, посмотрел, идут туристы: «Вот бы мне такой рюкзак». И через некоторое время преподносят мне такой рюкзак. Посмотрел на ботинки, думаю: «Хорошие ботинки». И вот на тебе такие ботинки. И так — на каждом шагу. Однажды приехал к нам в гости один послушник, и у меня мысль: «Вот раб Божий, с ним вполне можно было бы совместно подвизаться». А лет через десять он приехал сюда насовсем…
Так что Господь наши желания исполняет в несравненно большей степени, чем мы это можем себе представить, только мы не внимаем этому и потому впадаем в апатию, ропот, уныние, расслабление — вроде бы Господь нас не любит, вроде бы Господь нас не слышит, вроде бы Господь про нас забыл. Это — оскорбление Бога и в этом нужно каяться. Если слышит Бог всякое праздное слово, — когда человек говорит хулу или какое-нибудь непотребство (это же все записывается, отвечать надо будет), — то тем более разве Он не слышит наших молитв? Все Он слышит, и все воспринимает, только мы не внимаем тому, как Он нам отвечает. Вот наша беда.
Вера — это порыв[7] через препятствия
— Когда душа приобщается к малым крупицам живого молитвенного опыта, а потом (в остальное время) разрушается цепь общения с Богом, то душа впадает в расслабленное состояние: «Если нет в сердце живого чувства, то и вообще ничего не надо!» — нападает апатия, уныние и происходит разрушение всякой попытки молитвы, «тихий бунт»: «Или так, или — никак! А мертвой молитвой молиться не буду!» Это, наверняка, искушение?
