Ярослав Пеликан - Странный новый мир внутри библии
Помните вечно завет Его,
слово, которое Он заповедал в тысячу родов,
то, что завещал Аврааму,
и в чем клялся Исааку,
и что поставил Иакову в закон
и Израилю в завет вечный,
говоря: «тебе дам Я землю Ханаанскую,
в наследственный удел вам».
Завет и земля — взаимодополняющие понятия; в местах вроде этого они оказываются даже взаимозаменяющими.
Утрата земли отразилась не только в пасхальной молитве иудеев рассеяния: «В следующем году — в Иерусалиме!», но и в усилиях библейских комментаторов талмудической традиции найти способ верно исполнять заповеди, живя в другой земле. В своей основе эти усилия могут быть рассмотрены как способ трансцендирования от навязчивости сакральной географии, для чего залогом континуальности был представлен «вечный Завет», а не «земля», хоть она и «святая», и «обетованная». Конец многих веков бесприютности настал вместе с образованием государства Израиль в 1948 г. (5708 г. от сотворения мира), что было одобрено религиозным сионизмом на основании библейских обетований. Но это не положило предел конфликту интерпретаций, ведь тот год не был отмечен приходом Мессии, так что усилия были продолжены теми из современных комментаторов, которые все еще стремятся определить способ соблюдения галахи безотносительно к «земле». Дебаты внутри мирового сообщества иудеев относительно поддержки или неподдержки сионизма недавно привлекли внимание к географическим несоответствиям в нескольких «картографических» местах Торы и Танаха относительно вопроса о границах Земли Обетованной. Между тем соседи государства Израиль, также заявляющие о своем происхождении от Авраама через его старшего сына Измаила, не признают этих территориальных требований, претендующих на свое обоснование божественным Заветом и обетованием. Христиане же, читающие Танах в качестве Ветхого Завета, сразу начали не только различать «землю» и «Завет», но и указывать «духовное» значение Земли Обетованной и Иерусалима. Как «земля» стала темой книг, завершающих Танах, так в предпоследней главе последней книги Нового Завета изображается видение Земли Обетованной вне всякой географии: «И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего» (Откр. 21:2).
Противоположный образ жизни
«Слово Твое — светильник ноге моей и свет стезе моей» (Пс. 118/119:105). Библия тысячелетиями служит руководством во всей жизни для множества людей. Поэтому при ближайшем рассмотрении особенно поражает, что она как постановлениями, так и примерами формирует «противоположный» образ жизни или несколько противоположных и взаимно противоречивых образов жизни, которые ее последователям не так легко согласовать с их собственной жизнью.
Например, в Кетувим — Писаниях и исторических книгах — Танах изображает образ жизни людей в перманентном состоянии войны. Иисус Навин был военачальником, как распорядился Моисей, обращаясь к народу Израиля с прощальной речью: «Господь, Бог твой, Сам пойдет пред тобою; Он истребит народы сии от лица твоего, и ты овладеешь ими; Иисус пойдет пред тобою, как говорил Господь; и поступит Господь с ними так же, как Он поступил с Сигоном и Огом, царями Аморрейскими, и с землею их, которых Он истребил» (Втор. 31:3–5). Таким же безжалостным было и повеление, которое получил Саул: «Теперь иди и порази Амалика и истреби все, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла» (1 Цар. 15:3). И когда Саул недостаточно сознательно и тщательно отнесся к этому повелению, на практике пощадив некоторых из своих жертв, Бог покарал его лишением престола (1 Цар. 15:26). Вопреки слащавому образу ангелов, знакомому сегодня большинству людей, именование «Господь Сил Ангельских» (Саваоф), в Танахе обозначает «Господь, сильный в брани» (Пс. 23/24:8-10), Воевода небесных войск, из которых однажды ночью «пошел Ангел Господень и поразил в стйне Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот, все тела мертвые» (4 Цар. 19:35).
Однако, уже в некоторых местах Танаха, а впоследствии более подробно у иудейских комментаторов этот милитаризм языка Библии становится аллегорией того, что впоследствии было названо войной плоти и духа. В конце его жизни было «слово Господне [к Давиду], и сказано: “Ты пролил много крови и вел большие войны; ты не должен строить дом имени Моему, потому что пролил много крови на землю пред лицом Моим”» (1 Пар. 22:8). Строитель Храма не должен был быть воином, даже таким, который сражался во многих войнах за Бога. Итак, «Господь сил… прекращает брани до края земли» (Пс. 45/46:8-10). Этот антитезис библейскому милитаризму языка и образа жизни достигает кульминации в видении пророка Исаии (Ис. 2:4):
И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют свои мечи на орала, и копья свои — на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будет более учиться воевать.
Поэтому, когда ангелы в новозаветной истории Рождества, вместо того чтобы уничтожать разом 185 тысяч врагов в ассирийском (или даже в римском) лагере, провозгласили «на земле мир» (Лк. 2:4), они продолжали видение Исаии в Танахе. И когда Павел пояснял, что «оружия воинствования нашего не плотские» (2 Кор. 10:4) и перечислял элементы «всеоружия Божьего» (Еф. 6:12–17), он переходил от конкретного к «духовному» смыслу традиционного милитаристского языка.
Однако образ жизни, введенный Новым Заветом, также не лишен проблем, две из которых стоит обсудить здесь. Невозможно спорить с тем, что важным чаянием новозаветной общины было ожидание близкого конца света, которое, согласно учению, должно было определять образ жизни христиан. Павел озвучил это ожидание, говоря, что «мы, живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших… и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе» (1 Фес. 4:15–17). Это ожидание как мотивация поведения проходит через всю новозаветную этику: «близок всему конец. Итак будьте благоразумны и бодрствуйте в молитвах!» (1 Пет. 4:7) Но конец всему не приходил и не пришел до сих пор. Как быть христианам с их представлениями о нравственной жизни, построенными в большей или меньшей, но, безусловно, значительной мере на предпосылке, что «близок конец» и присутствие Христа вот-вот ворвется в человеческую историю? Вся школа новозаветной герменевтики и раннехристианской историографии основывалась на тезисе об «откладывании конца», который мотивировал введение элементов стабильности и длительности, таких как авторитет епископа и вероучения, — чтобы компенсировать разочарование.
Необходимой частью православного ответа на этот аспект вопроса о странном мире Библии стало учение о таинствах. Эсхатологические обещания и молитва, которыми завершается Новый Завет: «Свидетельствующий сие говорит: аЕй, гряду скоро!” Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр. 22:20) — уже во II веке, а может быть, еще раньше переносятся в евхаристическую литургию, подчеркивая, что Христос приходит на каждую евхаристическую службу Именно в этом постоянном и неотступном присутствии верующие находят осуществление обещания Иисуса — «Не оставлю вас сиротами; приду к вам» (Ин. 14:18) — по большим соборам и глухим деревенькам, всегда в предстоянии великому и последнему Дню Господнему, но и теперь ничуть не «осиротевшие», ибо, как обещает другое высказывание, которое тоже толкуется литургически, «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20).
Тесно связана с ожиданием конца еще одна черта библейского образа жизни, быть может, еще более «странная», однако не «новая» — ее аскетизм. По крайней мере отчасти подразумевая «времена тяжкие» (2 Тим. 3:1) и то, что «проходит образ мира сего» (1 Кор. 7:31), Павел советует: «выдающий замуж свою девицу поступает хорошо, а не выдающий поступает лучше» (1 Кор. 3:8). Что бы ни означали загадочные слова Иисуса о «скопцах, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного» (Мф. 19:12), — а было множество людей в разные периоды христианской истории, которые исполняли их ужасающе буквально, — эти слова, как и приведенные слова Павла, во всяком случае, отдают предпочтение безбрачным и девствующим. То же самое можно сказать и о словах Откровения относительно «ста сорока четырех тысяч, искупленных от земли…, которые не осквернились с женами, ибо они девственники» (Откр. 14:3–4). Если аскетизм иногда отвергают как новозаветное отклонение от возможно более здорового образа жизни, заповеданного Танахом, стоит вспомнить, что один из величайших героев Танаха, могучий Самсон, изображен как «назорей» (Суд. 13:5), последователь «обетов назорейства» (Чис. 6:1-21) — аскетизма, установленного Торой, запрещавшего употреблять виноград в любом виде и стричь волосы.
