Иоанн Златоуст - Творения, том 9, книга 2
А ты, имея кроме общей природы еще тысячи побуждений быть в тесном союзе с собственными своими членами, именно - одарение разумом, участие в благочестии, общение в бесчисленных благах, сделался однако грубее бессловесных животных, обнаруживаешь большую заботу о вещах бесполезных, и пренебрегаешь храмами Божиими, которые погибают от голода и наготы, даже часто сам подвергаешь их тысячам бедствий. Если ты поступаешь так из славолюбия, то надлежало бы тебе позаботиться о брате больше, чем о лошади. Ведь тем лучше пользующийся твоим благодеянием, тем прекраснее сплетается тебе венец за твое усердие; а теперь, поступая совершенно иначе, ты не чувствуешь, что вооружаешь против себя тысячи обвинителей. Кто не скажет о тебе худо? Кто не обвинит тебя в крайней жестокости и человеконенавистничестве, видя, что ты унижаешь человеческий род и ценишь бессловесных выше людей, а вместе с бессловесными и свой дом и домашнюю утварь? Разве ты не слышал, как апостолы говорили, что первые, принявшие учение, продавали дома и имения, чтобы кормить братий? А ты и у других отнимаешь дома и угодия, чтобы украсить лошадь, деревья, покровы, стены, помост. А хуже еще то, что не только мужчины, но и женщины страдают этим безумием, вовлекают мужчин в большие напрасные труды и весьма часто принуждают их тратиться на все пустое больше, чем на необходимое. А если кто-нибудь обличает их в этом, они выдумывают оправдание, достойное всякого осуждения. И то, и это бывает, говорят они. Что ты говоришь? Неужели ты не боишься это произносить, ставя алчущего Христа наряду с лошадьми, мулами, ложами и подножками, а лучше сказать и не наряду, но большую часть ты отдаешь другим, а Христу уделяешь едва и малую долю. Разве ты не знаешь, что все принадлежит Ему - и ты сам, и все, что у тебя? Разве не знаешь, что Он образовал тело, даровал душу, дал в удел весь мир? А ты не даешь взамен этого и малого воздаяния. Если ты отдаешь в наем и небольшой домик, то с большой точностью требуешь за него плату; а теперь, пользуясь всем творением Божиим и обитая в столь великом мире, не соглашаешься заплатить и малой цены, но и самого себя и все, что имеешь, отдал в жертву тщеславию, от которого все это и зависит. Ведь конь, украшенный таким нарядом, не может от этого сделаться лучше в своем достоинстве, а также и сидящий на коне человек, который иногда даже теряет в своем достоинстве. Ведь многие, оставив без внимания седока, обращают взоры на убранство коня, на слуг, идущих спереди и сзади и важно выступающих, а того, кого они сопровождают, многие ненавидят и смотрят, как на общественного врага. Этого не бывает, когда ты украшаешь свою душу, но и люди, и ангелы и сам Владыка ангелов - все сплетают тебе венец. Таким образом, если любишь славу, удержись от того, что делаешь ныне, и не дом, но душу украшай, чтобы сделаться знаменитым и славным; теперь же ничего не может быть ниже тебя, выставляющего на показ красоту дома и имеющего совершенно пустую душу. Если же ты не выносишь слов моих, послушай, что сделал один из язычников, и постыдись их любомудрия. Рассказывают, что один из них, войдя в великолепный дом, блиставший обильным золотом и сиявший красотою мраморов и колонн, когда увидел, что весь пол в доме устлан коврами, плюнул в лице хозяину дома. Потом, в ответ на упрек, он сказал, что, так как ни на каком другом месте дома нельзя было этого сделать, он и вынужден был нанести обиду лицу хозяина. Видишь ли, как смешен человек, украшающий наружность, и как презирает его всякий, у кого только есть ум? И вполне справедливо. Ведь если бы кто-нибудь заставил жену твою ходить в рубище и быть в пренебрежении, а служанок одел в пышные одежды, то ты, конечно, не перенес бы этого равнодушно, но разгневался и такой поступок назвал бы крайней обидой. Так помышляй и о душе. Когда ты украшаешь стены, пол, домашнюю утварь и все прочее, но не подаешь щедрой милостыни, не упражняешься и в других делах любомудрия, тогда и ты поступаешь точно также и даже гораздо хуже. Ведь между рабою и госпожою нет различия, но между душою и плотью - большое; а если между душою и плотью велико различие, то гораздо больше между душою и домом, между душою и ложем и подножкой. Итак, какого извинения ты можешь быть достоин, когда все это богато покрываешь серебром, а не обращаешь внимания на то, что душа твоя одета в рубище, неопрятна, томится голодом, покрыта ранами и терзается тысячами псов, и когда при всем этом ты еще думаешь хвалиться украшением наружных вещей? Это верх безумия - величаться такими делами тому, кто осмеян, поруган, обезображен, обесчещен и подпал самому ужасному наказанию. Потому умоляю, размыслив обо всем этом, наконец, отрезвимся, придем в себя и это украшение вовне перенесем на душу. Тогда такое украшение пребудет прочным, а нас соделает равными ангелам и доставит нам непреложные блага, которых да будет дано достигнуть всем нам, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
[1] Буквальный перевод "со-насаждены".
БЕСЕДА 12
“Говорю по [рассуждению] человеческому, ради немощи плоти вашей. Как предавали вы члены ваши в рабы нечистоте и беззаконию на [дела] беззаконные, так ныне представьте члены ваши в рабы праведности на [дела] святые” (6:19).
1. Так как (апостол) потребовал (от римлян) большой строгости в жизни, повелевая им быть мертвыми для мира, умереть пороку и пребывать твердыми в отношении к действию грехов, и так как казалось, что он говорит нечто великое и тяжелое, даже превосходящее человеческую природу, потому, желая доказать, что он не требует ничего чрезмерного и даже не столько, сколько следовало бы от человека, воспользовавшегося столь великим даром (благодати), но и очень соразмерное с человеческими силами и легкое, - он раскрывает это от противного и говорит: “Говорю по [рассуждению] человеческому”, то есть: он как бы говорил по человеческим соображениям, применительно к тому, что обыкновенно бывает; словом – “по [рассуждению] человеческому” он обозначает соразмерность (требования с силами), как и в другом месте говорит: “Вас постигло искушение не иное, как человеческое” (1 Кор. 10:13), то есть - соразмерное с силами и малое. “Как предавали вы члены ваши в рабы нечистоте и беззаконию на [дела] беззаконные, так ныне представьте члены ваши в рабы праведности на [дела] святые”. Хотя велико различие между господами, но однако, (апостол) требует равномерного им служения. Надлежало бы предложить гораздо больше и настолько больше, насколько господство правды обширнее и лучше владычества греха, тем не менее (говорит апостол), ничего больше не требую, вследствие вашей “немощи”. И не сказал: по немощи вашей воли или усердия, но: по немощи “плоти вашей”, чтобы сделать речь менее неприятной. Но иное - нечистота, а другое - святыня, иное - беззаконие, а другое - правда. И кто настолько жалок и беден, чтобы не внести такую же ревность в служение Христу, с какою служил греху и диаволу? Выслушай, однако, что (говорит апостол) дальше, тогда ясно узнаешь, что мы не приносим и этого малого. Так как сказанное таким образом казалось просто невероятным и неправдоподобным, и никто не согласился бы и слышать, что он не служит Христу столько же, сколько служил диаволу, то (апостол) следующими словами раскрывает это и доказывает достоверность, выводя на средину самое рабство и говоря, как служили греху. “Ибо, когда вы были рабами греха, - говорит (апостол), - тогда были свободны от праведности” (Рим. 6:20). Это имеет такой смысл: когда вы жили в пороке, нечестии и ужасном зле, то вы жили с таким повиновением греху, что вовсе не делали ничего доброго. Это и есть – “были свободны от праведности”, то есть, вы не были подчинены правде, но были совершенно чужды ей. Вы не разделяли дело служения между правдой и грехом, но всецело предали себя пороку. Потому и ныне, так как вы отложились к правде, всецело предайте самих себя добродетели, вовсе не делая ничего худого, чтобы выполнить хотя бы равную меру. Но не только нет сходства во владычестве, но и в самом рабстве существует большое различие; это самое (апостол) и раскрывает с большою ясностью и показывает, в чем состояло рабство прежде и в чем состоит теперь. И еще не говорит о вреде, происходившем от этого дела, а пока об одном позоре. “Какой же плод вы имели тогда? [Такие дела], каких ныне сами стыдитесь” (ст. 21)? Рабство было таково, что и одно воспоминание о нем приносит теперь стыд. А если воспоминание заставляет стыдиться, то тем более самое дело. Таким образом, вы теперь получили двоякую пользу: освободились от стыда и узнали, в каком состоянии вы были; равно, как тогда терпели двоякий вред: делали достойное стыда и не сознавали стыда; это еще хуже первого, и однако, вы оставались в рабстве. Достаточно доказав таким образом вред прежних деяний на основании стыда, (апостол) переходит к самому последствию. Какое же это последствие? “Конец их - смерть” (ст. 21). Так как стыд кажется еще не слишком тягостным бременем, (апостол) переходит к наиболее ужасному, то есть, смерти, хотя достаточно было и сказанного выше. Размысли же, какова чрезмерность зла, когда, освободившись от наказания, не могли избавиться от стыда. Какой награды тебе ожидать за такое дело, от которого покрываешься стыдом и краснеешь при одном воспоминании, хотя ты уже избавился от наказания и пользуешься обилием благодати? Но не таково рабство Богу. “Но ныне, - продолжает (апостол), - когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец - жизнь вечная” (ст. 22). Плодом прежних дел, даже по освобождении, был стыд, а плодом нынешних - освящение, а где освящение, там много и упования. Концом тех дел была смерть, а концом нынешних - жизнь вечная.
