Евгения Викторова - Собрание проповедей протоиерея Валентина Амфитеатрова

О, Господи Милостивый! Да не будет такого горя и такого несчастия ни с одним из нас, здесь собравшихся! Аминь.

Слово в неделю о Мытаре и Фарисее

Лк. 18. 10–14

Глубокое чувство выразили этими словами уста мытаря пред престолом Господним. Св. Церковь в настоящий день представляет его нам в образец, по указанию Самого Спасителя. Молитва этого оправданного грешника немногословна, но действие ее было и есть велико и сильно.

«Боже, милостив буди ко мне грешному!» (Лк. 18. 13) – вот все, что говорил мытарь. Он отошел из храма оправданным более фарисея, говорившего много слов, выставляющего много хороших дел и привлекательных добродетелей, которые будто бы он совершил.

В чем сила угодной молитвы? Ни более, ни менее, как в смирении и сокрушении сердца. Сердце сокрушенное и дух смиренный, – единственная жертва, какую можем мы в чувствах покаяния принести Сердцеведцу, судье и Богу.

Смиряясь, мы сознаем себя созданием, существующим по воле Творца; смиряемся, сознавая себя преступными грешниками пред нелицеприятным судией. Итак, смирение христианина составляет понимание им жизни. В лучшем своем обнаружении – оно умиление; оно – ступень нравственного восхождения; оно – выражение восхищения и восторга души и всего нашего существа.

Когда от всего сердца человек произносит на молитве слова: «Боже! Будь милостив ко мне грешному!» (Лк. 18. 13) – пред ним является величие всемогущества Божия и сознание личного недостоинства. Кто все мы пред Тобой, Господи? Прах и пепел! Но эта горсть земли оживотворена духом жизни, украшена подобием Божественным. Отсюда естественная обязанность человека упрочить вечный союз с Божеством; в Божественном находить свое призвание, свое блаженство. Однако всмотримся в себя: наш ум, подобно бурному, ветру, вращается только вокруг земного. С каждым грехом он беднеет. Сердце чувствует мнимую красоту запрещенного плода и делается страдающим, несчастным. Образ жизни нашей – это изо дня в день суета сует земных забот и смущений. Если такая картина, а она – истинное отражение нас, представится сердцу, то как же из глубины души не сказать Господу: «Боже! Милостив буди мне грешному!» (Лк. 18. 13).

И это еще не все. Господь, по неизреченной своей любви, не только дозволил нам жить, быть людьми, но еще в детской колыбели омыл, освятил водами крещения, вложил в сердце наше залог обручения, оправдал покаянием, освятил причащением, позволил называться христианами, наследниками вечного Своего Царства. О, как много, неизреченно много Он благодетельствовал нам! Он низвел небо не только на землю, но в самые души наши; сделал тела наши Своим бессмертным храмом. Благодеяниям Божьим нет конца, «ибо во веки веков милость Его!» (ср. Пс. 117. 1).

Но долго ли мы хранили чистоту и невинность, благодать и святыню? Едва язык наш стал лепетать, как уже своеволие и своенравие произвели на нас свое действие. Едва ум и сердце стали производить свободные движения, как в них начали входить лукавства. Едва силы телесные стали свободно действовать, как они устремились к пороку. Кто сознает в себе отражение этого печального явления, тот не может в сердечном сокрушении не повторить слов святой исповеди: «Господи! Грехов юности и неведения моего не помяни; все эти беззакония мои Ты назриши, Господи!.. Боже! Буди милостив мне грешному!» (ср. Пс. 24. 7; 129. 3; Лк. 18. 13).

Милосердый Господь не взял у нас ни ума, ни свободы. Вся наша душа в нас. Все дары благодати пред нами. Как же мы обращаемся с ними? При свободе много ли собрали сокровищ для будущей жизни, для неба и вечности?

Страсти мятежные, помыслы тяжкие, думы беспечные… Сколько их было, сколько их есть? Совесть и закон Божий пред нами. Оглохли мы для их внушений и убеждений. Их голос мы стараемся прервать, уйти, подобно тому несчастному нечестивцу, который убегает, когда за ним никто не гонится. О, какая тяжкая скорбь бежать от самого себя. В этом состоянии нет более умиротворяющей душу нашу с нашей совестью молитвы: «Боже! Буди милостив мне грешному!»

Братья и сестры! Если бы угодно Правосудному Богу в этот час призвать нас к себе, в вечность, не явились ли бы многие из нас туда не готовыми, порочными, нечестивыми, лжецами?.. Очевидно, Господь затворил бы перед ними двери вечного Своего Царства. О, что бы произошло! И возопиют бедные грешники холмам и горам, и пропастям: «Холмы и горы, покройте нас; пропасти, поглотите нас, несчастных, от лица Сидящего на престоле» (ср. Откр. 6. 16)…

Но Премилосердый Господь оставляет нас еще в стране земного странствования… Будем же чувствовать Его милость бесконечную, вздохнем из глубины всей нашей души, искренно скажем устами, сердцем и всем нашим существом:

«Боже! Милостив буди мне грешному!» (Лк. 18. 13). Аминь.

Слово в неделю о блудном сыне

Лк. 15. 11–32

Из притчи, произнесенной нашим Спасителем Господом Иисусом Христом: Было двое сыновей у одного отца. Однажды младший из них обратился к нему с такими словами: «Отдели меня, выдай законную часть из своего имения» (Лк. 15. 12). Сын не просил свидетельства любви и благословения, но предъявлял свое требование, как правило строгого закона. Если бы отец воспротивился исполнить это желание сына, то чужие люди принудили бы исполнить его. Сами вы все знаете, в какой степени тяжело постороннее участие в делах между родителями и детьми. Отец в притче не допустил этого. Как ни печальна была для отца легкомысленная сыновняя холодная просьба, но он ее удовлетворил. Получив свою часть из имения, сын, покинув отеческий дом, удалился в дальнюю страну.

Вдали от отца, свободный и неограниченный в распоряжении своими действиями, юный наследник скоро утратил честь своего имени. Он заслужил себе, увы, страшное название: «блудного сына», – название, какое дает общественное мнение всем страстным, распутным, расточительным сыновьям и дочерям.

Прошли не столетия, а тысячелетия с тех пор, как услышали люди притчу о блудном сыне, а она назидательна и близка сердцу многих, как будто самое новейшее происшествие, как сегодня полученная тягостная весть о бедном отце и бедствующем сыне.

Кто из нас не был свидетелем, слушателем о молодых людях, под влиянием порочной настроенности стремящихся сбросить с себя опеку родительской любви и мудрости и дать простор несозревшей, неокрепшей воле? Они убегают от родителей не за безнравственность их качеств, не за дурные примеры, растлевающие юный, светлый, чистый горизонт молодых душ, но безотчетно, под давлением мечтательности. Она живописует неизвестное дороже известного. Она рисует прихоть, именуя ее волей, мимолетный миг наслаждения, – как долголетнее, нестареющее счастье.

Тяжело видеть даже со стороны таких людей, – людей, забывающих свое происхождение, пренебрегающих своим назначением, недовольных своим положением, не исполняющих своих непосредственных обязанностей, но бегущих от своего, чтобы найти его в чужой области труда.

Чувство неблагодарности, нелюбовь к своему родному, отеческому отзывается всегда ужасными последствиями для таких мнимых искателей счастья. Они именно из себя представляют жалких пловцов, у которых стало силы отплыть от берега, но нет сил и умения ни переплыть глубокую реку, ни вернуться назад. И какое множество людей погибает на этом распутье! Достаточно одной житейской волны, чтобы она бросила на дно бездны, как презренную тяжесть, такого легкомысленного пловца. Вековой опыт свидетельствует: кому благочестивый, трезвый родительский дом скучен, кому труженица родная семья не мила, кому отцовские честные заработки не утешительны, тому не найти себе доли в жизни. О, Боже мой, как страшно быть без назначения в жизни! У такого человека нити жизни слишком спутаны. Своими руками ему их никогда не распутать.

В большей части случаев бывает, что человек, пренебрегший родительскими советами, невзлюбивший своего дома, остается навеки не удовлетворенным. Душевное состояние его темно, как безрассветная ночь.

Человек, уклонившийся от воли и закона Божия, – поистине несчастный человек в мире. Он весь в пороках, как в проказе. Душа его терпит голод; она лишена сродной ей пищи. Источник же пищи нашей души – это благонравие и любовь к истине и добру. Но человек, позабывший любящие родственные наставления, человек, увлекшийся духом современности, внешним подражанием другим, похож на существо, которое утоляет свой голод несродной ему пищей. Таковы все чувственные, телесные наслаждения. Сколько бы человек ими ни пользовался, но духовные потребности остаются во всей силе. Ни роскошный стол, ни богатая одежда, ни великолепное жилище, ни чарующие зрелища, – словом, ничто внешнее не насыщает души.

Вот почему так много скуки, интриг, неведомой печали, разбитых телесных сил находим у людей, которые, по народному обличительному выражению, прожигали свою жизнь, а не освещали ее духовным светом любви, терпения, надежды и веры в Провидение.