Поль Брантон - Путешествие в сакральный Египет
В этом я полностью согласен с Плутархом.
И если в наши дни эти боги скрылись от взоров человеческих, это отнюдь не значит, что они перестали существовать и действовать. Они просто удалились в сферы, недоступные для физических ощущений, но мы не перестаем из-за этого пребывать под их влиянием. Они по-прежнему наблюдают за миром, вверенным их заботам, по-прежнему контролируют ход человеческой эволюции, хотя и не являются больше в мир в зримых земных ипостасях. Я верю в богов так, как верили в них древние египтяне: то есть как в сообщество наделенных сверхчеловеческими способностями существ, наблюдающих за эволюцией вселенной и благополучием человечества, управляющих человеческими судьбами и самыми важными их поступками, и, наконец, указующих всему и всем путь к совершенству.
В семи священных часовнях храма возжигался огонь и разбрызгивалась вода, курился фимиам и преклоняли колени молящиеся. Здесь же совершались обряды поклонения идолам или же духовного очищения, в зависимости от уровня развития участвовавших в них людей. Те, кто считал эти физические действия равноценной заменой собственным внутренним добродетелям, превращались в идолопоклонников; а те, кто видел в них символическое напоминание о преданности и жертвенности по отношению к своему Творцу, которые каждый должен проявлять в своей повседневной жизни, те укреплялись в истинной вере. Сам жрец в это время в точности выполнял действия, предписываемые традицией, должно расценивая их как часть магического канона, налагающего на него большую ответственность, ибо с их помощью он мог наслать на свою паству либо ангельские, либо дьявольские силы.
Простолюдинам никогда не позволяли входить в эти семь внутренних святилищ, чьи ныне полуразрушенные алтари в те времена были покрыты золотом. Не только здесь, но в большинстве египетских храмов массы прихожан не допускались дальше просторного храмового двора. Этого требовала религия, в основе которой лежало исключительное положение жреческого сословия. Я вспомнил демократическую атмосферу мечети и христианской церкви и понял, почему жрецы, всеми силами старавшиеся сохранить и приумножить свою власть, в конце концов, полностью ее потеряли. «Отдавай с легкостью то, что легко досталось тебе самому», — вот о чем позабыли древнеегипетские жрецы. Они брали с величайшей осторожностью, а отдавали с большой неохотой.
* * *
«Как причудливо меняются времена, — подумал я, — теперь саркофаг человека, построившего этот храм, — пустой алебастровый ящик, в котором покоилась некогда мумия фараона Сети, — лежит в трех тысячах миль отсюда в маленьком музее, открытом в здании Линкольн’з-Инн, и на него глазеют адвокаты и агенты по продаже недвижимости. Если бы фараон приказал похоронить себя футов на сто поглубже, ему, возможно, удалось бы избежать штормового плавания по Бискайскому заливу».
Я посмотрел на покрашенный в небесно-голубой цвет потолок, усеянный множеством звезд. В массивной крыше зияли проделанные временем дыры, в которые проглядывало настоящее небо. «Нигде более в мире небо не бывает такого густосинего цвета, как здесь, в Египте», — снова подумал я. Войдя в пыльный коридор, я увидел знаменитую Абидосскую таблицу — иероглифический список всех египетских царей до восшествия на престол фараона Сети, на основе которого археологи систематизируют свои знания древней истории этой страны. Здесь же изображены сам фараон Сети и его юный сын Рамсес, воздающие почести своим семидесяти двум предкам. Фараон изображен в профиль, так что отчетливо видны его царственная голова, мужественное лицо и гордая осанка. Ступая ногами по мягкому белому песку, кое-где покрывавшему каменный пол храма, я переходил от одного изображения к другому, разглядывая настенные барельефы, заключенные в царские картуши рисунки и аккуратные ряды живописных иероглифических надписей, глубоко врезанных в каменную поверхность.
Вот Гор — с головой ястреба, но телом человека — восседает, выпрямив спину, на высоком кубическом троне, держа обеими руками трехчастный скипетр Египта — плеть для молотьбы, пастуший крюк и посох Анубиса. Все это символы подлинной власти. Плеть символизирует власть над телом, крюк — контроль над чувствами, а посох с навершием в виде головы шакала — власть над мыслями. Массивный кубический трон обозначает, таким образом, абсолютное господство над собственной физической природой. Прямые углы трона означают, что посвященный всегда должен действовать и говорить «прямо». Это правило перекликается с франкмасонским наставлением о «добропорядочном поведении» (у масонства куда более древние корни, чем это думает большинство самих же масонов). «О, сделай себя прямым, дабы стать пригодным для дела; камень, который кладут в стену, не должен иметь искривлений», — гласит очень древняя персидская пословица, которую масоны, возможно, сочтут для себя интересной. Под троном изображена ровная линия крестов с петлями наверху — символы знаменитого египетского (и не только египетского, но известного также и некоторым другим расам) «ключа к Таинствам». Для египтологов это — символ жизни, но в более полном значении — это еще и символ посвящения в бессмертную высшую жизнь духа.
Великой целью, к которой надлежало стремиться египетскому посвященному, был самоконтроль.
Отсюда и то спокойное, непроницаемое выражение лиц, которое мы часто видим на египетских портретах. Перед Гором стоит человек, — это царь, вытянув вперед руки, льет воду на цветущие в горшках лотосы, тем самым совершая акт жертвоприношения. Лотос считался в Египте и во многих других древних странах священным растением. Его распустившийся цветок служил прекрасным символом пробудившегося человеческого духа. Таким образом, царь увековечил в этой таблице неустанную заботу о росте и развитии собственной духовной природы. Царь облачен в треугольный передник, прикрывающий половые органы. Это одеяние несет ту же самую символическую нагрузку, что и передник у нынешних франкмасонов. Следовательно, у облаченного в передник фараона, совершающего ритуал в храме перед своим божественным Учителем, имеются современные последователи — франкмасоны двадцатого столетия, совершающие ритуалы в ложе перед своим Почтенным Наставником. Абидос был первым центром культа Осириса и заодно первой Великой ложей, где проводились тайные ритуалы этой религии; то есть — те самые мистерии, что стали прототипом раннего франкмасонства.
Я бродил между массивными колоннами и слушал бесконечное чириканье обосновавшихся на крыше древнего храма воробьев. Выйдя из храма, я повернул на запад и через ворота вошел в наклонный подземный ход со стенами, покрытыми письменами и знаками из самого главного священного писания египтян — «Книги мертвых». Ход вел к раскопанным археологами комнатам, считавшимся кенотафом фараона Сети.
Все сооружение, производившее впечатление величайшей древности, уходило вглубь земли более чем на сорок футов и некогда было засыпано обломками горной породы. В центральном помещении потолку была придана полукруглая форма, и вся комната, таким образом, напоминала огромный саркофаг. Потолок комнаты украшало резное изображение Шу — бога воздуха — уносящего мертвого фараона прочь от земли и защищающего его своими руками. Я сразу понял, что в этом изображении скрыт какой-то символический смысл.
Само строение было крайне необычным. Оно было сложено из огромных камней. Склеп окружает заполненный водой ров, полностью отделяющий его от центрального нефа. Вполне вероятно, что этот ров соединен с Нилом каким-то потайным подземным каналом. Геродот описывал подобную же конструкцию, расположенную под Великой пирамидой, но никто пока еще не смог проверить, насколько правдив был услышанный им рассказ египетских жрецов. Этот таинственный склеп в Абидосе — практически не имеющий аналогов среди раскопанных в Египте подземных сооружений — и в самом деле мог быть реконструирован фараоном Сети под собственный кенотаф. Но я почти уверен, что до этого он служил каким-то иным, более возвышенным целям. Каким же именно? На этот вопрос я попытаюсь ответить позже.
Я вернулся в храм и вновь уселся на древний камень в тени усеянного колоннами двора. Здесь, в Абидосе, согласно древней традиции, был тайно похоронен сам богочеловек Осирис. Его похоронили в царском некрополе в Тинисе — мертвом городе, некогда расположенном на этом месте. Фараон Неферхотеп оставил письменное свидетельство о том, что во время своего вступления на престол он нашел на месте Абидоса лишь беспорядочное скопление развалин. Тогда он отыскал в жреческой библиотеке Гелиополя архивные записи, касающиеся храма Осириса, существовавшего там в древние (даже для фараона) времена, и на этойоснове восстановил забытый ритуал. Его преемники продвинулись еще дальше, восстановив из руин с помощью этих документов древние строения и присовокупив к ним новые. Когда-то эти храмы стояли в окружении домов города Тиниса. Но их поглотило безжалостное время.
