Кирилл Еськов - Евангелие от Афрания
– Па-азвольте!..
– Не позволю!! Может, вы и запамятовали, любезный, – так я вам напомню: ваша служба называется «внутренней контрразведкой», и первейшая ваша обязанность – обеспечивать безопасность добывающих сетей. А вы тут занимаетесь всякой хренью!!!
– Значит, так: Иерусалимский резидент ГРУ – откровенный юдофил, но это все, по-вашему, «хрень»; я вас правильно понял, трибун?
– Именно так. Я, к вашему сведению, тоже юдофил.
– ?!?
– Разведчик, любезный мой Симплиций, обязан любить своего врага, любить трепетно и нежно – иначе он никогда не сумеет нащупать его сонную артерию.
– Для меня это все слишком сложно, достопочтенный Афраний; я ведь из простых, гимнасиев не кончал… Мой долг – и как подданного Кесаря, и как истинного арийца – проинформировать его высокопревосходительство Сеяна о том, что руководство местных Органов утратило политическое чутье и национальное самосознание и пошло на поводу… – Он произносил все это внушительно, веско, ну прямо «Цицерон против Катилины» – и вдруг ни с того ни с сего завопил, срываясь на визг: «Я вам тут всем покажу, как превращать Органы в синагогу, слышите, вы!!»
Я откинулся в кресле и на секунду прикрыл глаза, боясь поверить своему везению; Господи, неужто пронесло? Выходит, я просто испугался собственной тени: этот охламон так и не сумел накопать ничего конкретного – ни по «Рыбе», ни по последним Фабрициевым фокусам. Вечная история с этими борцами за чистоту расы: гоняются – глаза поперек – за фантомами, а реальную угрозу в итоге не замечают, пока их не шандарахнут кастетом по затылку.
– Прежде чем вы уйдете, квестор, я хотел бы поведать вам одну назидательную историю. Вы, помнится, давеча поминали «оборотней» – это как раз об них. Так вот, я уже некоторое время как наблюдаю за неким номерным счетом в Антиохийском банке… Что вы на меня уставились, как на Медузу Горгону? Присаживайтесь поудобнее и слушайте. Не угодно ли вина? Настоящее фалернское – рекомендую… Так вот, счет этот принадлежит… ну, скажем, господину N. Оный господин достаточно влиятелен и бесперечь торгует этим своим влиянием в пользу нескольких палестинских фирм. Знаю, знаю, что вы хотите сказать, любезный Симплиций: на такие шалости по нынешнему времени никто уже не обращает внимания. И даже то, что наш N – сотрудник Органов, тоже не Бог весть какое диво. Господина N сгубила не коррумпированность, а, как это ни смешно, некомпетентность; он, к несчастью для себя, ни уха ни рыла не смыслит в том деле, за которое получает жалованье… Что я имею в виду? Дело в том, что среди фирм, оплачивавших его «консультативные услуги», есть такая строительно-подрядная компания «Мафусаил и сыновья». Надеюсь, вам-то – в отличие от N – известно, что это одна из подставных фирм разведотдела Корпуса храмовой стражи?.. Неужто не знали? – ну, квестор, тогда у меня просто нет слов, во всяком случае цензурных. Впрочем, это бы еще тоже полбеды, если бы не одна деталь. Последний – и самый крупный – перевод от «Мафусаила» был перечислен на счет господина N двадцать второго марта – на следующий день после того, как посыпалась галилейская сеть. А сам N тем временем, нарушая ведомственную принадлежность и субординацию, добивается, чтобы расследование дела об этом провале оказалось именно в его руках – с чего бы это? Как вы думаете, любезный Симплиций, если я официально передам во внутреннюю контрразведку соответствующие документы, за сколько часов ваши специалисты добьются исчерпывающих признаний от этого оборотня? А мы бы тогда спокойно закрыли дело о галилейском провале… Что-что?.. Попить? – вон кувшин, слева от вас… Да не лейте вы на себя, смотреть противно! Любишь кататься – люби и саночки возить.
– Не-е-ет!!! Клянусь вам, трибун, я невиновен! Это ошибка, чудовищное совпадение!! Чем хотите клянусь – могилой матери, здоровьем дочки… Девочка ведь у меня хворает… четырех годков… тростиночка моя… Она уж и не вставала почти, а здешние-то лекаря, оказывается, могут… Но они же за свои снадобья по четыре сотни зараз дерут, гниды пархатые, у меня таких денег сроду не бывало! Тут мне и подсватали этих – ну, из «Мафусаила», а я устроил для них подряд на строительство казарм в Кесарии, и еще там по мелочам… Но чтобы наших ребят продавать жидам – не было этого, поймите, не было!!
Я с брезгливым любопытством наблюдал за агонией этого слизняка. Вот ведь интересно: больше года в Центре ходили перед ним на цырлах и безропотно давали себя резать – оптом и в розницу – за «оскорбление величества»; какова же им всем после этого цена, не как людям – как профессионалам? А этот, видать, и вправду вообразил, будто я затеял трудоемкую и дорогостоящую операцию по размотке его банковских счетов затем лишь, чтобы передать нежную шкурку шефа внутренней контрразведки в лапы его собственных живодеров. Недоумок.
– По-моему, квестор, вы еще не до конца осознали ужас своего положения. Ведь шпионаж – это вам не «наведение порчи на Кесаря посредством черной магии». Тем, кто будет вас допрашивать, понадобятся не признания, а информация – связные, пароли, явки, детали и сроки конкретных операций. Вам будут задавать эти вопросы час за часом, день за днем – пока вы не потеряете рассудок от пыток, и лишь тогда прикончат. Впрочем, вам ли не знать, как выглядит мясо под выдранными ногтями…
Кажется, пора заканчивать спектакль, а то ведь, неровен час, обделается… А, ч-черт! Похоже, уже; точно…
– К вашему счастью, квестор, я-то как раз не сомневаюсь, что вы просто мелкий взяточник, попавший как кур в ощип: для агента-двойника у вас, извините, сфинктер слабоват. И я готов прикрыть – под свою ответственность – ваши шашни с «Мафусаилом», но это, как вы догадываетесь, несколько изменит характер наших отношений. Берите вон на столе бумагу и ручку, и пишите… Да хоть по диагонали… «Добровольное обязательство о секретном сотрудничестве. Точка. Я, Квинт Симплиций, настоящим обязуюсь…» Написали?..
Одним словом, проконсул, с этого направления «Рыба» теперь кажется прикрытой достаточно надежно, и безопасность операции не внушает более опасений. (Кстати: когда люди из «Мафусаила» придут вербовать Симплиция – зря, что ли, они его прикармливали? – мы обзаведемся отличным каналом стратегической дезинформации.) Синедрион же, как и следовало ожидать, не сумел обнаружить никаких доказательств причастности Рима к загадочным событиям в Иерусалиме и Галилее. Более того. Задним умом первосвященники вполне оценили, какие возможности для разоблачения «явлений» открывали бы сейчас свидетельства Иуды – останься он в живых. Поэтому тайная полиция, покрывая свой прокол (не уберегли ключевого свидетеля!), обеими руками ухватилась за подброшенный нами слух о «самоубийстве» Иуды. Это именно их усилиями смехотворная байка о том, что человек с проникающим ранением в области живота собрал последние силы и повесился от угрызений совести, стала непреложным фактом.
Впрочем, один самоубийца в этой истории действительно есть. Спустя несколько часов после нашей с ним встречи иерусалимский резидент Главного разведуправления Империи, генерального штаба центурион Гай Фабриций, завершив, наконец, все никак не дававшийся ему перевод хеттского гимна, осушил чашу своего любимого цекубского и закололся табельным мечом. Мои люди к тому времени уже наглухо прикрыли советника – будучи уверены в том, что страхуют живца в некой рискованной агентурной комбинации. Каким-то образом почуяв неладное, они проникли в квартиру; советник, как выяснилось, опередил их буквально на минуты – кровь на полу была еще теплой. Так что теперь правду об операции «Рыба» знают лишь два человека на свете: я и прокуратор Иудеи… То есть, виноват: как раз теперь состав пары несколько изменился: Вы, проконсул, добавились, а я, соответственно, выбыл.
Самоубийство, между прочим, было самое что ни на есть настоящее, хотя поверить в это, наверное, трудно. Я и сам, грешным делом, подумал тогда, что это Игемон, раздраженный моей непонятливостью, решил форсировать события. На следующее утро, однако, я получил предсмертное письмо центуриона – оно хранится пока в моем личном архиве. Тот пишет, что сделал для обеих своих Империй – и нынешней, и той, будущей – все, что было в его силах (в частности, только что передал в надежные руки «Документ Q»), и теперь выходит из игры. Что ему смертельно надоело переводить с мертвых языков и охотиться на живых людей. Что проведенная операция – своего рода шедевр, выше которого ему все равно уже не подняться, а его всегдашней мечтой было уйти непобежденным. Но самое главное: советнику попросту не терпится узнать – как в конечном счете оценил его работу Он? – а это, понятное дело, возможно лишь при личной встрече.
А действительно, как? Я так и не нашел ответа на этот вопрос, хотя размышлял над ним в эти дни предостаточно. Что поделаешь, я способен мыслить лишь логически, а эта задача в рамках логики, похоже, нерешаема. Так что теперь, проконсул, у меня есть перед Вами одно – пусть и сомнительное – преимущество: когда Вы дочитаете до этих строк, мне наверняка уже будет известен искомый ответ. Абсолютно точный ответ.
