Протоиерей Александр Торик - Флавиан. Жизнь продолжается.
Известны в истории Церкви и миряне, которые своей пламенной молитвой выше многих монахов поднимались. А бывают и монахи, ничего на поприще молитвы не достигшие. Так что, в конечном итоге, сила молитвы зависит от личного желания эту молитву стяжать и приложенного к тому старания каждым конкретным человеком, без разницы – что монахом, что мирянином. Хотя, конечно, сама монашеская форма жизни к стяжанию молитвы более располагает, чем мирская. Собственно, ради этого – молитвенного общения с Богом – в монахи и уходят из мира.
– Ясно… – задумчиво протянул Игорь.
Вошёл Сергий, пропустив впереди себя в дверь невысокого плотненького, достаточно молодого греческого монаха, который оглядел нас несколько недоверчиво, а Игоря – с лёгким испугом. Тем не менее, он открыл нам инкрустированную дверь в часовню, сразу же строго предупредив – «not foto»! Мы, смиренно покивав головами, вошли.
В помещении часовни царил мягкий сумрак, пронизываемый лучами рассеянного света, струящегося из подкупольных окон. Один из лучей освещал стоящую слева по диагонали от входа Иверскую икону Богоматери. Она была высокая и узкая, покрыта потемневшей от времени чеканной ризой, от которой веяло древностью и царственным благородством.
Лик Пречистой Девы был смугл и отрешён. Матерь Божья, не замечая стен часовни, горящих лампад, поклоняющихся Ей паломников, Своим взором словно пронизывала вечность, одновременно озирая прошлое, настоящее и будущее и духом пребывая в безграничном вневременном пространстве.
Господи! Я и не заметил, что ощущение реального присутствия здесь рядом, в этой часовне, Пресвятой Владычицы пришло ко мне настолько незаметно и естественно, что я даже не успел удивиться его возникновению. Просто я вдруг почувствовал, что Матерь Божья находится сейчас здесь. Сама. В этой самой часовне. Среди нас. Просто и обыденно. Словно проживая в этом монастыре или вообще где-то здесь, рядом, на Афоне, Она зашла сюда только что перед нами, или даже вместе с нами, и остановилась, задумавшись, узрев нечто, привлекшее Её внимание там, в другом измерении вечности.
Мне захотелось тихонько шепнуть: «Ребята! Тихо! Внимание! ОНА САМА здесь!»
Но я промолчал, наблюдая, как Флавиан с Игорем и Сергий кланяются и прикладываются к чудотворному образу, молятся, ставят свечи, как нетерпеливо перебирает чётки занявший стоявшую у входа стасидию греческий монах, очевидно, отвлечённый послушником Сергием от какого-то важного для него занятия ради открывания нам часовни. Я побоялся нарушить их молитвенный настрой, или отвлечь Пречистую Игумению горы Афонской от её задумчивого созерцания, или просто самому потерять это необычное тихое счастье находиться рядом с Той, на Которую «трепещут взирая Ангелы». Я молча, стараясь не спугнуть это дивное ощущение, совершил поклон перед Иверской, тихонько поцеловал край иконы, также тихонько поставил свечу, ещё раз поклонился и вышел наружу. Флавиан посмотрел на меня.
– Лёш! Ты как?
– Слава Богу! Всё в порядке. Потом как-нибудь попробую рассказать, когда «переварю».
– Хорошо, – кивнул Флавиан и повернулся к закрывавшему дверь греку, – евхаристо поли (большое спасибо)!
– Паракало (пожалуйста), – кивнул он и засеменил к келейному корпусу.
Мы остановились около мраморного источника на стене архондарика, напились вкусной прохладной воды из висящего на цепочке ковшика.
– Отче! Вы на вечерню в «Пантелеймон» хотите попасть или в другой какой-нибудь монастырь? – спросил Флавиана послушник Сергий.
– А мы успеем в «Пантелеймон?»
– К повечерию успеем! Даже можем по дороге заехать к источнику на берегу, где Иверская к Афону приплыла.
– Тогда поехали!
– Вот! Это было здесь, – послушник Сергий показал рукой на несколько каменных сооружений, к которым мы подъехали, спустившись на самый берег моря, – вот на это место, где стоит памятник с крестом, была вынесена на берег Иверская икона.
– Её привезли на корабле? – спросил слабо осведомлённый в истории Афона Игорь.
– Нет. Она приплыла сюда Сама, – ответил за Сергия Флавиан. – Это было в девятом веке. Примерно за двести лет до этого, в последний период иконоборчества при императоре Феофиле-иконоборце, к одной вдове, жившей с сыном недалеко от города Никеи, пришли воины, посылаемые властями для розыска и уничтожения святых икон. Они обнаружили в домовой церкви очень почитаемую вдовой икону Божьей Матери, увидев которую, один из воинов ударил ее копьем, попав в нижнюю часть ланиты – щеки Богородицы. К ужасу воина и всех присутствовавших из раны потекла кровь. Иконоборцы в страхе покинули дом вдовы, но она, понимая, что они могут придти опять, решила предать икону воле Божьей. Вместе с сыном, тайно, вдова отвезла икону на морской берег и опустила в воду, молясь Богоматери, чтобы Она Сама сохранила свою икону невредимой. И вот, во свидетельство Промысла Божьего о чудотворной иконе, она встала в воде вертикально и поплыла, уносимая морскими волнами.
Через какое-то время сын этой благочестивой вдовы ушёл на Афон, где принял монашество и окончил свои дни в подвигах поста и молитвы. Он-то и рассказал инокам об истории с чудотворным образом.
Через пару столетий иноки многих обителей, расположенных на восточном побережье Святой горы, увидели в море напротив Иверского монастыря поднимающийся до неба огненный столп, неугасающий в течение нескольких дней. Множество монахов из разных монастырей собралось здесь лицезреть это чудо.
Оказалось, что столп огня поднимался от стоящей на воде иконы Божьей Матери, по описанию схожей с той, про которую рассказывал сын никейской вдовы. Монахи на лодках пробовали подплыть к иконе, но она каждый раз удалялась от них.
Неподалёку от Иверского монастыря, в уединённой келье, подвизался благочестивый инок Гавриил, родом из Иверии. Ему явилась Сама Пречистая Дева и повелела пойти пешком по морю и принести чудотворную икону на берег. Что он и сделал. В этом самом месте.
– Точно, батюшка! Памятник с крестом поставили как раз на том месте, где он вышел на берег с иконой, – поддержал Сергий, – а вот тут, – он указал на небольшую часовенку с крышей, покрытой, подобно многим афонским строениям, черепицей из каменной плитки, – забил источник с целебной водой! Пойдёмте, попьём святой водички! Кстати, заметьте, он находится ниже уровня моря, и, хотя и расположен в десятке метров от кромки берега, вода в нём пресная!
Мы подошли к часовенке, открыли напоминающие наши дачные калитки из решётчатой вагонки дверки и спустились на несколько ступенек вниз, где над аркой входа в нижнюю часовню висели два изображения Иверской иконы: поменьше литографическое и побольше – писаное, осеняемые свисающей на шнуре и закрытой в стеклянный фонарь лампадой. Арка была низкая, и войти в неё можно было, только поклонившись висящим над ней иконам. Внутри, в глубине стены было углубление, которое, как чаша, наполнялось бьющим со дна родничком. Рядом на стене висела на гвоздике типичная для многих афонских источников кружка из нержавейки. Мы по очереди спустились к источнику и, становясь на колени, пили из этой кружки холодную родниковую воду. Абсолютно пресную!
– Батюшка! Надо трогаться, если хотите к началу повечерия успеть, вечерню мы пробудем в пути! – позвал нас брат Сергий, увидев, что нам трудно самим оторваться от святого места.
Сделав ещё несколько беглых снимков на прощанье, мы загрузились в «мечту вездепро-ходца» и тронулись в сторону «Пантелеймона».
На обратной дороге ехали в молчании. Сказывалась эмоциональная перегрузка от обилия впечатлений. Флавиан молился по чёткам, я пробовал ему подражать, Игорь задумчиво глядел в окно. Послушник Сергий, включив в начинающихся сумерках фары, внимательно следил за дорогой, не переставая, однако, «утирать нос» бывалым раллистам.
– Сергий, притормози! Смотрите! Гора – крылатая! – голос Игоря вывел меня из состояния самоуглублённости, близкой к дремоте. Сергий затормозил, мы вышли из машины.
Зрелище, открывшееся нам, было кинематографически эффектным, даже, пожалуй – мистическим. На фоне быстро темнеющего серо-голубоватого неба, возвышаясь островерхим синим шлемом над исчёрно-зелёными лесистыми холмами, парила вершина Святой Горы. Прямо над ней, в высоте светилась новой никелевой монеткой маленькая яркая луна. С двух сторон великанского могучего «шлема», как бы из самой поверхности его, вырастали громадные облачные пласты, похожие на крылья мифической птицы или крылья Ангела.
– Словно Ангел-хранитель Афона осенил его своими крылами, – озвучил мою мысль Флавиан.
Мы постояли немножко молча, любуясь чудесным зрелищем, затем, вздохнув каждый о чём-то своём, залезли в машину и продолжили путь, не забыв запечатлеть «Ангельские крылья» своими цифровыми камерами.
К «Пантелеймону» подъехали почти в полной темноте. Договорившись созвониться, отпустили послушника Сергия, быстро канувшего красными огоньками «габаритов» своего внедорожника в темноту горного леса. Добрались до архондарика.
