Сэкида Кацуки - Практика дзэн
В рисунках мастеров дзэн мы находим множество предметов и орудий — серпы, соломенные плащи, шляпы из листьев бамбука, глиняные горшки, чайную посуду, цветочные вазы. Но на них смотрят не просто как на предметы обихода; полезность каждого из них имеет то же качество, что и ум пользующегося им человека. Когда мастер чайной церемонии берет чашку и касается ею своих губ, чашка оживает. Вы, вероятно, помните приведенный мною выше дзэнский рассказ. Монах спросил Уммона: «Что такое самадхи в каждой частице?» Уммон ответил: «Рис в чашке, вода в ведре». Если вы с проникновением всмотритесь в вареный рис, в воду в ведре, какой просветленный мир существования вы при этом обнаружите!
Путь Нансэна. Некий монах проделал долгий путь, чтобы увидеть Нансэна, и нашел его, когда тот резал траву у дороги. Монах спросил: «Как пройти к Нансэну?», Нансэн отвечал: «Я купил этот серп за тридцать медных монет». «Я спрашиваю не о серпе, а о пути к Нансэну», — возразил монах. «Я пользуюсь им с удовольствием», — ответил Нансэн.
Когда учитель предлагает этот диалог в качестве коана без всякого предварительного обсуждения вопросов о принадлежности, даже вполне зрелый ученик дзэн может оказаться в смущении по поводу своего ответа. Он много раз посетит учителя и найдет этот коан действительно трудным для решения. В дзэн «предмет» и «пользование» — разные термины; субъективность существования и пользование им. В приведенном выше коане пользование впоследствии станет понятным изучающему. Но, в конце концов, что такое пользование? Есть ли это нечто такое, что выражается в контексте принадлежности? Нет, никогда! Это совсем другая идея, это демонстрация существования. Нансэн употребляет серп именно в таком контексте пользования. Однако способны ли вы продемонстрировать пользование? А от вас требуется как раз это, когда вы предлагаете ответ на коан. Изучающий может ответить общими словами, но учитель дзэн, вероятно, снова и снова возразит ему: «Вам понятно? Хорошо, допускаю это, Однако вам нужно заново изучать коан еще тридцать лет. Где путь…?» — и пробормочет что-то про себя. Его бормотанье ложится тяжелым грузом на ваш ум и дает начало новой проблеме. Только через много дней изучающий действительно осваивает эту задачу.
Нетрудно дать краткое пояснение этому коану. Монах спросил о пути к Нансэну, при дословном переводе оригинального текста допускается два значения: «Путь к Нансэну» и «Путь Нансэна». Вопросы дзэнской истории часто ставят перед вами дилемму двух значений. Неизвестно, сознавал ли эту дилемму монах; неизвестно, знал ли он, кто находится перед ним; неизвестно, был ли монах зрелым учеником дзэн или новичком; знать это нет нужды. Важен ответ Нансэна. Сначала рассмотрим последние его слова: «Я пользуюсь им с удовольствием». Конечно, он употреблял серп не просто в качестве орудия; серп употреблялся также и в дзадзэнском контексте пользования. Иначе говоря, это было употребление самого Нансэна. Таким образом путь Нансэна в повседневной жизни — это путь Будды. Когда вы пользуетесь серпом, молотком или метлой, когда вы зажигаете свечу перед изображением Будды, — если вы это делаете в состоянии положительного самадхи, — это будет использованием природы Будды. Сам Нансэн говорил также: «Обычный ум и есть путь».
В монастыре дзэн монахи и миряне-посетители каждый день работают: они метут двор, моют полы, чистят помещение, сгребают опавшие листья, вскапывают огороды и пропалывают их, собирают дрова. Часто они истощены тяжелым трудом. Но если вы работаете в состоянии положительного самадхи, вы переживаете очищение ума и тела. Если вы неспособны ощутить такое очищение и видите в работе принудительный труд, тогда у вас появляется чувство покинутости.
Утром — серп в руке.В полдень — брожу по лесу,Собираю вязанки сучьев.И вот вечерняя лунаСпокойно льет свой светНа тропу, по которой я шагаю.
Так человек наслаждается рубкой леса, с наслаждением собирает и связывает сучья, а затем тащит их на плечах, шагая по тихой вечерней тропе в смутном свете месяца. Он наслаждается каждым движением своего тела, как дети наслаждаются игрой в домашнее хозяйство.
«Я купил этот сад за тридцать медных монет». Нансэн купил серп, как ребенок в лавке покупает себе игрушку. Взрослый покупает что-то в контексте принадлежности; но не нужно применять контекст принадлежности к Существованию. Пока Существование являет собой «Пребывание — в — мире» и «заботливое пребывание с…», контекст принадлежности к Существованию неприменим. Но в действительной жизни, как мы это видели, контекст принадлежности под влиянием иллюзорного пути сознания тайно заползает во взаимоотношения между людьми. Даже в семейных отношениях или в дружбе мы часто обнаруживаем его проявление. Бросив беглый взгляд на современные проблемы, вы сможете найти в них огромное число примеров такого подхода. Обычно в повседневной жизни людей связывает друг с другом именно контекст принадлежности. Отсюда возникает искажение существования, из которого проистекают все тяготы и страдания человеческого ума.
Но «я пользуюсь им с полным удовольствием» разрешает проблему. В этом самадхи покинутость не имеет корней и не может пустить ростков. Вы не должны понимать слово Нансэна «пользуюсь» в контексте пользования и используемого; просто он употребляет серп с удовольствием. Малыши и даже дети постарше ежесекундно пользуются собой в самадхи; они наслаждаются каждым мгновением жизни. Это чувствуется во всем. Животное живет в животном самадхи, растение — в растительном самадхи, скала — в самадхи скалы. Мы находим великолепное состояние самадхи в физическом мире: так, тяготение есть само самадхи. Встретившись с гигантским магнитом, вы волей-неволей это чувствуете. Только человек утратил самадхи, упустил его из виду, как он упустил из виду и очищение.
Внутреннее напряжение слепо; нередко оно впадает в ошибку. Однако теперь, когда оно приобрело глаза, чтобы видеть ими себя, у него появилась возможность исправлять свои ошибки. Оно достигает способности возрастающей децентрализации вместе с развитием своего интеллекта. Таков первый шаг к исправлению иллюзорного пути сознания. Человек выработал в себе гуманность, религиозность, цель которых заключается в слиянии индивида со внешним существованием вселенной. Но, как мы уже сказали, если жизнь человека не будет твердо опираться на сознательно подтвержденное признание Существования, такая децентрализация окажется ненадежной, исходом ее будет несовершенство. Дзэн ясно признает чистое существование и на этой основе предполагает совершенную децентрализацию.
Прямое переживание существования. Цель серьезной практики учеников дзэн — это прежде всего переживание существования. Однако после достижения этой цели, когда Существование уже познано, все только начинается. Мы сделали только первый шаг; перед нами открывается бесконечно долгая дальнейшая дорога. Поэтому сказано:
«Хочешь видеть золотоликого Будду? В бесчисленных зонах он всегда на пути».
(«Хэкиган-року», 94).Еще раз вернемся к Хайдеггеру. Он думал, что, исследуя Существование, сумеет дойти до истинной природы Бытия. Но когда он разрабатывает некоторые из своих наиболее фундаментальных идей, такие как «бытие в мире», «покинутость», «контекст принадлежности», «озабоченность», «ужас», «беспокойство» и «совесть», мы обнаруживаем, что, вопреки нашим ожиданиям, этот скрупулезный философ вводит их в обиход слишком уж быстро и легко, без достаточных объяснений и обоснований. Мы чувствуем известное опасение, что он сформулировал их только тогда, когда ему случилось впервые задуматься о них. Вдобавок к этому явно произвольному подбору нам кажется серьезным упущением и то обстоятельство, что не подвергались обсуждению такие важные идеи, как децентрализация, симпатия, любовь, самоотречение, эстетическое чувство, привязанность, своекорыстие, ненависть, скупость. Проштудировав «Бытие и время», мы находим, что не продвинулись ни на шаг по отношению к проблеме понимания Существования. Мы читаем, например, — о твердости, которая определяется следующими терминами: «Эту отчетливую и подлинную раскрытость, которая подтверждается внутри самого Существования его совестью, — эту молчаливую самопроекцию на свою неотъемлемую виновность, в которой человек готов к беспокойству, — мы назвали «твердостью». Итак, мы узнаем, что твердость подкрепляется особым настроением Существования, «готового к беспокойству», а не ясным пониманием бытия. Это хрупкая концепция, построенная на непрочном основании. Если бы проблему жизни и смерти можно было свести к простой манипуляции этой единственной концепцией «твердости», мы не испытывали бы тех мучительных страданий, которые в действительности существуют в этой жизни.
