Свт. Кирилл Александрийский - Сочинения
2. Неправедно же отъятое у него имущество справедливость требует возвратити ему по двум причинам: во–первых, поелику не надлежало быти чему либо таковому; во–вторых, поелику благочестивейших епископов, сущих по всей Земли, весьма огорчает и в крайнее неудовольствие приводит требование отчета в случивщихся у них расходах, как из доходов церковных, так и из приношений от некоторых. Ибо каждый из нас за свое время даст отчет Судии всех. Утвари и недвижимыя стяжания надлежит хранити церквам не отчуждаемыми: свободным же быти правящим Божественное священство в распоряжении случающимися в их время расходами.
3. Рукописание же отречения дал он, как сказует, не по собсвенному произволению, но по нужде, по страху и по угрозам от некоторых. Но и кроме сего, с церковными постановлениями не сообразно, яко некие священнодействователи представляют рукописание отречения. Ибо аще достойны служити: да пребывают в сем; аще же недостойны: да удаляются от служения не отречением, но паче осуждением по делам, противу коих может кто либо вознести велийкий вопль, яко происходящих вне всякаго порядка. Целуй же с тобою братию: сущая же с нами целует тебя о Господе.
Его же к епископам, сущым в Ливии и Пентаполе
4. Подобает имети попечение о всем, что полезно и необходимо к назиданию народа, и что служит к славе святых церквей. Ибо в Писании сказано: благоговейны сотворите сыны Израилевы (Лев.15,31). Отцы монастырей, находящихся в Фивской области, мужи благочестивые и проходящие житие дивное, пришедши в Александрию, быв вопрошаемы мною о состоянии тамошних монастырей, объявили, яко многие соблазняются по следующей прчине. Некоторые, вступив недавно в брак, и вышедши как бы из самаго брачнаго чертога, уловляют некоторых из Боголюбезнейших епископов, и, может быть, потому что никто не обнаруживает их состояния, рукополагаются в священнослужители, то есть, в пресвитеры. Другие из самых монастырей быв изгнаны, яко безчинные, такожде восхищают рукоположение, и, соделавшись священнослужителями, входят в те самые монастыри, из коих изгнаны, и хотят приносити безкровную жертву, и исполняти все, что прилично священнослужителям. А от сего происходит, яко некоторые, знающие их, уклоняются и от церковных собраний, и не хотят причащатися, когда они служат. Итак поелику все, как речено мною, подобает нам творити для назидания народа: то да наблюдает за сим ваше благочестие: и аще кто имеет быти рукоположен в священнослужителя, испытуйте его житие, такожде, имеет ли он жену, или нет, как и когда поял ее, и не из числа ли он изверженных от другаго благочестивейшаго епископа, или из монастыря, и тогда, аще обрящется безпорочным, рукополагати его. Таким образом мы соблюдем в чистоте свою совесть, и в безукоризненности священное и досточтимое служение.
5. Аще же некие, будучи оглашенными, подвергнутые отлучению, в наказание за грехопадения, потом приближаются к смерти: то да крещаются, и да не отходят от жизни сея без причастия благодати, то есть без приобщения Святых Тайн. Ибо кажется и сие согласно с уставами Церкви. Приветствуйте сущих с вами братий. Сущие же с нами приветствуют вас о Господе.
Слово о исходе души и страшномъ суде
Боюсь смерти, потому что она горька. Трепещу геенны безконечной. Ужасаюсь тартара, где нетъ и малой теплоты. Боюсь тьмы, где нетъ и слабаго мерцанія света. Трепещу червя, который будетъ нестерпимо угрызать, и угрызеніямъ котораго не будетъ конца. Трепещу грозныхъ ангеловъ, которые будутъ присутствовать на суде. Ужасъ объемлетъ меня, когда размышляю о дне страшнаго и нелицепріятнаго суда, о престоле грозномъ, о Судіи праведномъ. Страшусь реки огненной, которая течетъ предъ престоломъ и кипитъ ужасающимъ пламенемъ острыхъ мечей. Боюсь мученій непрерывныхъ. Трепещу казней, не имеющихъ конца. Боюсь мрака. Боюсь тьмы кромешной. Боюсь узъ, которыя никогда не разрешатся, — скрежетанія зубовъ, плача безутешнаго, неминуемыхъ обличеній.
Судія праведный не требуетъ ни доносителей, ни свидетелей, не будетъ нуждаться въ постороннихъ показаніяхъ или уликахъ; но все, что мы ни сделали, о чемъ ни говорили, о чемъ ни думали, — все обнаружитъ предъ очами насъ грешныхъ. Тогда никто не будетъ ходатайствовать за насъ; никто не освободитъ отъ мученія: ни отецъ, ни мать, ни дочь, ни другой кто–либо изъ родныхъ, ни соседъ, ни другъ, ни благодетель, — и ничто не избавитъ: ни раздача именій, ни множество богатства, ни гордость могущества, — все это, какъ прахъ, въ прахъ обратится. И подсудимый одинъ будетъ ожидать приговора, который, смотря по деламъ, или освободитъ его отъ наказанія, или осудитъ на вечныя мученія.
О, горе мне, горе мне! Совесть будетъ обличать меня, писанія свидетельствовать противъ меня и уличать меня. О, душа, дышащая сквернами, съ гнусными делами твоими! Увы мне! я растлилъ телесный храмъ и опечалилъ Духа Святаго. О, Боже, истинны дела Твои, правы пути Твои и неизследованны судьбы Твоя. Ради временнаго греховнаго наслажденія вечно мучусь, ради плотской сладости предаюсь огню. Праведенъ судъ Божій, потому что когда меня призывали, — я не послушался; учили, — не внималъ наставленіямъ; доказывали мне, — я пренебрегалъ. А что прочитывалъ и познавалъ, тому не давалъ веры. Я не почиталъ для себя худымъ оставаться въ небреженіи, лености и въ уныніи, но, препровождая время въ пустыхъ шатаньяхъ и беседахъ, любилъ наслаждаться и насыщаться суетою и тревогами мірскими; въ радостяхъ и веселіи мірскомъ проводилъ все годы, месяцы и дни моей жизни, трудился, подвизался, страдалъ, — но все въ пустыхъ заботахъ о временномъ, тленномъ и земномъ.
Но какому страху и трепету подвергнется душа, какая предлежитъ ей борьба, и чемъ она должна запастись на неминуемое время разлученія ея отъ тела, на это я не обращалъ вниманія и не подумалъ во время. Между темъ, при исходе души насъ окружатъ съ одной стороны воинства и силы небесныя, съ другой — начальники тьмы, силы вражескія, содержащія въ своей власти міръ лукавый, начальники мытарствъ, воздушные истязатели и надзиратели надъ нашими делами, съ ними и исконный человекоубійца діаволъ, сильный въ злобе своей, котораго языкъ, по слову Пророка, какъ острая бритва (Псал. 51, 4): стрелы сильнаго изощрены, со угльми пустынными (Псал. 119, 4) и который приседитъ яко левъ во ограде (Псал. 9, 30). великій змей, отступникъ, адъ разверзающій уста свои, князь власти тьмы, имеющій державу смерти, который особеннымъ некіимъ образомъ истязуетъ душу, представляя и исчисляя все грехи и беззаконія, сделанныя нами деломъ, словомъ, въ веденіи и неведеніи, отъ юности до дня кончины, когда душа вземлется на Судъ Божій.
Воображаешь ли, душа моя, какой страхъ и ужасъ обыметъ тебя въ тотъ день, когда увидишь страшныхъ, дикихъ, жестокихъ, немилостивыхъ и безстыдныхъ демоновъ, которые будутъ стоять предъ тобою, какъ мрачные, мурины? Одно виденіе ихъ ужаснее всякихъ мукъ. Смотря на нихъ, душа смущается, приходитъ въ волненіе, мятется, старается укрыться, чтобы не видеть ихъ, прибегая къ Ангеламъ Божіимъ.
Душа, поддерживаемая и возвышаемая Ангелами, проходя воздушныя пространства, на пути своемъ встречаетъ мытарства, — какъ–бы отдельныя группы духовъ, которые наблюдаютъ надъ восхожденіемъ душъ, задерживаютъ ихъ и препятствуютъ восходящимъ. Каждое мытарство, какъ особое отделеніе духовъ, представляетъ душе свои особенные грехи. Первое мытарство — духовъ оглаголанія и чревнаго неистовства. На немъ духи представляютъ грехи, въ которыхъ душа согрешила словомъ, каковы: ложъ. клевета, заклятія, клятвопреступленія, празднословіе, злословіе, пустословіе, кощунства, ругательства. Къ нимъ присоединяются и грехи чревобесія: блудодеяніе, пьянство, безмерный смехъ, нечистыя и непристойныя целованія, блудныя песни. Вопреки имъ святые Ангелы, которые некогда наставляли и руководили душу въ добре, обнаруживаютъ то, что она говорила добраго устами и языкомъ: указываютъ на молитвы, благодаренія, пеніе псалмовъ и духовныхъ песней, чтеніе Писаній, словомъ — выставляютъ все то, что мы устами и языкомъ принесли въ благоугожденіе Богу. Второе мытарство духовъ льсти и прелести — къ виденію очей. Они износятъ то, чемъ страстно поражалось наше зреніе, что приглядно казалось для глазъ, — и влекутъ къ себе пристрастныхъ къ непристойному взиранію, къ непотребному любопытству и къ необузданному воззренію. Третье мытарство духовъ нашептывателей — къ чувству слуха или просто наушниковъ. Все, что льстиво раздражаетъ нашъ слухъ и страстно услаждаетъ насъ, въ ихъ веденіи, и они все пріемлютъ, къ чему пристрастны были любители слушать, и хранятъ до суда. Четвертое мытарство стражниковъ надъ прелестью обонянія: все, что служитъ къ страетному услажденію чувства обонянія, какъ–то: благовонные экстракты изъ растеній и цветовъ, такъ называемые «духи», масти, обыкновенно употребляемыя на прельщеніе блудными женщинами, — все это содержится стражниками этого мытарства. Пятое мытарство сторожитъ то, что сделано лукаваго и непотребнаго осязаніемъ рукъ. Прочія мытарства — мытарство злобы, зависти и ревности, тщеславія и гордости, раздражительности и гнева, острожелчія и ярости, блуда и прелюбодейства и рукоблудія; также убійства и чародеянія и прочихъ деяній богомерзкихъ и скверныхъ, о которыхъ на сей разъ не говоримъ подробно, потому что разскажемъ въ другое время въ правильномъ порядке, такъ какъ всякая душевная страсть и всякій грехъ имеетъ своихъ представителей и истязателей.
