Моисей Рижский - Библейские вольнодумцы
______________ * Lods A. Histoire de la litterature hebraique et juive depui les origines jusq'a la ruine de I'etate juif (135 apres J.C.). P. 700; Podechard E. L'Ecclesiaste. P.. 1912.
По мнению Подешара, на Книге Екклезиаста явственно обнаруживаются прикосновения редакторских рук, притом не одного человека, а по меньшей мере трех.
Одним из них был некий "мудрец", который вставил в нескольких местах ряд довольно банальных похвал мудрости (в частности, 7:4-12), нейтрализующих не понравившиеся ему места у Екклезиаста, вроде 6:8 и др.
Другим был "благочестивый" ортодоксального направления, добавивший изречения, утверждавшие официальную доктрину прижизненного воздаяния и учение о божьем суде над каждым человеком и о бессмертии души. Ему принадлежит и благочестивая концовка книги, стихи 12:13-14.
И, наконец, третий, горячий поклонник автора книги, сочинил от себя целый кусок текста, в эпилоге восхваляющий Екклезиаста и его заслуги: "Кроме того, что Екклезиаст был мудр, он еще учил народ знанию. Он все взвешивал, и исследовал, и сложил много притч. Искал Екклезиаст, как найти слова приятные и написанные верно, слова истины" (12:9-10).
Но уже давно в качестве аргумента против идеи многоавторства Книги Екклезиаста указывалось на то, в частности, что она противоречит единству языка и стиля книги*. Похоже на то, что основную ее часть написала все же одна и та же рука. Но эта рука принадлежала необычной личности.
______________ * О проблеме многоавторства см.: Michel D. Qohelet. Darmstadt, 1988. S. 17-27.
Вспомним, как охарактеризовал Екклезиаста автор эпилога, несомненно, позднейшей приписки, сделанной посторонней рукой: "А кроме того, что Екклезиаст был мудр, он еще учил народ знанию. Он все взвешивал, и исследовал, и составил много притч. Старался Екклезиаст находить приятные слова и написанные верно слова истины" (12:9-10). В этой оценке со стороны отчетливо отразилась двойственность личности Екклезиаста. "Он все взвешивал и исследовал" - это похоже на отзыв о человеке философского склада ума. И в ряде мест в Книге Екклезиаста действительно выступает философ, ученый, причем ума трезвого и отважного, ума ищущего и способного радикально мыслить по самым серьезным проблемам мироздания и человеческого бытия, не боясь конфронтации с веками утвердившейся, освященной религией, традиционной мудростью.
Но вместе с тем Екклезиаст был еще "хакамом", который "учит людей знанию" и обращается со своим "знанием" не только к тем, кто способен понимать и разделять его самые глубокие мысли, но и к "человеку улицы", "человеку толпы"*, который нуждается главным образом в "практической мудрости", в советах, как удержаться на плаву в этом бурном житейском море, как не впасть в нищету, не попасть в немилость к власть имущему, как по возможности получить от жизни побольше радости и поменьше горя.
______________ * Bickerman E. Four strange books of the Bible: Joneh,.. Daniel, Koheleth, Esther. N.Y., 1984. P. 143.
И автор Книги Екклезиаста, по-видимому, решил написать свое сочинение "на двух языках". Он поступил при этом так же, как поступил впоследствии апостол Павел, проповедуя иудеям и эллинам новую веру: "Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев... для чуждых закона (т. е. для язычников.М.Р.) -как чуждый закона" (I Кор. 9:20-21).
Адресуясь к "человеку улицы", автор Книги Екклезиаста не только обращается к нему на привычном для этого человека языке поговорок и притч, на языке религиозных образов, представлений и выражений, столь привычном для обыденного религиозного сознания, но и предлагает ему соответствующий набор советов практической мудрости: он осуждает леность и расточительство, предупреждает об опасности женщин, хвалит трудолюбие, кротость и терпение, покорность начальству и т. п. Он советует видеть в жизни не только горести, но и радости, простые человеческие радости: от хорошей еды и от вина, от любимой женщины, от любимого занятия, неизменно добавляя, что все это "дар божий" (5:18).
Но автор Книги Екклезиаста был, надо полагать, уверен в том, что среди будущих читателей его произведения найдутся и такие, для которых радости от еды и питья оказались недостаточными, чтобы принести счастье и смысл в их жизнь. И кто так же, как и он сам, утратил детски-наивную и утешительную веру в бога Торы и пророков, бога, в руках которого вся жизнь и судьбы людей, но замыслы которого неисповедимы, так что человеку остается только смиренно и покорно принимать свою долю, надеясь на могущество и всеведение, справедливость и милосердие своего творца и попечителя, не задавая ему никаких вопросов о разумности и справедливости происходящего в мире. Сам Екклезиаст задал эти вопросы и пришел к скорбному выводу о великой бессмыслице, царящей в мире людей, бессмыслице, совершенно несовместимой с его прежним представлением о боге и божественном промысле, управляющем всем в этом мире. В его сознании неизбежно должен был сложиться иной образ бога. Как справедливо отметил А. Мень, "Бог для Екклезиаста - это некто бесконечно далекий и почти не связанный с человеком... непонятная роковая сила... абстрактнее бога стоиков. Неизвестно даже, желает ли он блага своим творениям... равнодушный к миру, которому он предоставил крутиться по предписанным законам безо всякой цели"*.
______________ * Мень А. Мудрецы Ветхого завета//3нание - сила. 1990. № 3. С. 74.
А теперь можно поставить перед собой тот же вопрос, который мы поставили ранее в отношении автора Книги Иова: какую цель мог преследовать автор Книги Екклезиаста, задумав написать свое сочинение? Только ли сообщить некоторую толику полезных житейских советов "человеку улицы"? Только ли поделиться своим нигилизмом и пессимизмом с более образованным и вдумчивым читателем? Можно думать, что этот древний вольнодумец, как и автор Книги Иова, тоже поставил перед собой более благородную и возвышенную цель.
Мы помним, что Ренан сравнил Екклезиаста с Вольтером. А современный библеист Артур Вайзер* пошел еще дальше: по мнению Вайзера, "с Екклезиастом в Ветхий завет вступило Просвещение". И как ни парадоксально звучит это заявление Вайзера, в нем есть доля истины. Вспомним, что идеологи Просвещения не только критиковали и отвергали многое из старых общественных порядков, традиционных утвердившихся идей, и в частности религиозных, но также искренне верили, что их борьба против феодализма и церкви и распространение идей просвещения, справедливости и добра может улучшить жизнь людей без вмешательства небесных сил, избавить их от суеверного и унизительного страха перед богом.
______________ * Weiser A. Einleitung in das Alte Testament. Leipzig, 1957
Выше уже было сказано, какой образ бога вырисовывается со страниц Книги Екклезиаста - далекий от людей и равнодушный к миру, скорее некая космическая сила. И "страх божий" у Екклезиаста - это, конечно, совсем не то, что мог испытывать верующий иудей к ветхозаветному ревнивому и могущественному, мстительному и карающему Яхве. Но очень важно отметить в идеологии Книги Екклезиаста одну черту, на которую, по нашему мнению, как-то почти не обратило внимания большинство ее исследователей.
Как уже отмечалось, в Книге Екклезиаста противоречивых мест немало, и попыток объяснить причины этих противоречий также исследователями ее было предпринято множество. Но нельзя считать непоследовательностью со стороны автора то, что он в нескольких местах, оценив труды человека как бессмысленные и погоню за ветром (например, 4:4; 4:6 и др.), в других местах вложил в уста своего героя призывы к человеку видеть в своем труде не проклятие божье (ср. Быт. 3:17-20) и не только способ приобрести средства к существованию или богатство, но источник радости: "Нет иного счастья для человека, как есть и пить, и видеть благо от труда своего" (2:24 и ряд др.). А особо примечательны стихи 3:12, 13: "Узнал я, что нет иного счастья для человека, как веселиться и делать добро в жизни своей. И если кто ест, и пьет, и видит благо в труде своем, то это также дар божий". Пусть последние слова относительно "дара божьего" сказаны на языке традиционной веры, на языке "человека улицы". Но мысль, что счастье в жизни может принести человеку сознание, что он не только веселился, но и "делал добро" другим людям,- это, хочется думать, мысль самого автора, которая пробилась сквозь его холодный и безнадежный нигилизм и пессимизм и открыла для него некую надежду на возможность для человека увидеть счастье и смысл в своей жизни на земле, даже если он не верит, что все блага земные - "дар божий" и что сделанное другим людям добро бог обязательно вознаградит (а за зло накажет), и тоже при жизни, поскольку посмертного воздаяния не бывает. И автор Екклезиаста решил сообщить эту надежду своим читателям.
Делай добро - в этом счастье! Таков был его совет, хотя, конечно, автор Книги Екклезиаста достаточно знал психологию своих соплеменников и современников, психологию рядового иудея, своего будущего читателя, чтобы не обманываться насчет его совершенного бескорыстия. Этот рядовой иудей мог, наверно, по зову своего сердца совершить ряд добрых дел другим .людям, и вместе с тем он очень хотел бы верить и надеяться, что за свои добрые поступки он все же и воздаяние получит, может быть, даже сугубое, как об этом учили Тора и пророки, и другие хакамы, ссылаясь на Священные писания. Он хотел надеяться на воздаяние, даже если в течение его жизни эта надежда его много раз обманывала. Он хотел верить, потому что эта вера вносила в его жизнь элемент порядка, справедливости и смысла, даже если действительность наносила раз за разом удары по его вере и в реальной жизни те, которым он оказывал милосердие, могли ответить на это черной неблагодарностью.
