Владимир Крупин - Незакатный свет. Записки паломника
– Кругом марш! На посадку!
Это были такие минуты, такие! Вот когда чувствуешь силу молитвы.
Слава Богу, полетели. Рассвет в небе наступает быстрее, чем на земле. Бессонная московская ночь и усталость сморили, и очнулись мы уже в Греции. Но сразу никуда не могли уехать и были в аэропорту, на таможне, еще пять часов. Там придирались к необычному грузу, к печатям и бумагам. И ходили по пространству таможни очень неспеша, им-то было некуда спешить. Нам же на удушающей жаре, без воды и еды было прискорбно. Но мы – люди православные, любое препятствие воспринимаем как заслуженное искушение, и оттого нам всех легче переносить страдания.
В конце тягостных процедур был еще момент. Уже продели в края футляра проволочки, уже запломбировали, уже понесли. И одна проволочка оторвалась. Но хорошо, что при таможенниках оторвалась. Сменили, понесли к автобусу. Водитель говорил по-русски: «Меня в Москве считали грузином, в Грузии я – грек, а в Греции – русский» – «А сам ты кем себя ощущаешь?»Святой Николай Чудотворец Мирликийский. Двусторонняя выносная икона. Россия. Тверь. XV в.
Он, бросив руль, развел руками. Наверное, цыган – настолько он беззаботен был в управлении, приучив автобус, как верного коня, к самостоятельности. Мы лихо неслись сквозь золотое и зеленое пространство. Девушка-гид щебетала о Греции. Конечно, у них, гидов, уклон всегда в античность. Олимп, Зевс, Гефест, Афродиты всякие, Ариадны да Пенелопы, Прометей. Направо, через залив, горы Олимпа. Вспомнил юношескую строчку: «Мои кастальские ключи текут из-под сосны». Начитанный был, мечтал напиться из Кастальских ключей, которые где-то здесь. Да, чуть подальше и налево – родина Аристотеля. Вспомнил я, как ночевал в отеле «Аристотель» в Уранополисе и на ночь глядя вздумал пойти искупаться. Море сверху казалось так близко, но на деле оказалось далеко, да еще для сокращения пути продирался напрямик. Стемнело быстро, как темнеет на юге. Упал и исцарапался, но до воды добрался. И влез. И добавочно поранил ногу… Все эти царапины и ушибы свидетельствовали об одном – пошел к морю без благословения.
Надеялся я и сейчас свершить омовение у причала. Батюшки благословляли и сами собирались сделать заплыв. В Уранополисе около причала, у древней сторожевой башни, есть крохотный пляжик. Мы уже все равно опоздали на паром, и время для купания было. Но наши благодетели, измученные таможней, более не захотели ждать и наняли два быстроходных катера. Мы внесли на них иконы.
Катера понеслись. Так рвануло ветром, так резко упал дождь, что мы забились в крохотные каютки. Катера перегнали величественный паром «Достойно есть» и тряслись по волнам, как будто на телеге по булыжной мостовой. Снизу поддавало, по крыше колотило, и вдруг даже и забарабанило. Что такое? Оказалось – град. Море вокруг кипело. А я-то хотел новым братьям показать причалы Констамонита и Зографа, монастыри Дохиар и Ксенофонт. Где там! Только в водяном тумане, в брызгах от волн пронесся слева родной каждому православному сердцу русский Пантелеймонов монастырь. И совсем вскоре – главный причал Афона, Дафни. Тут и солнце засияло, и наступила благословенная тишь. И жара смягчилась последождевой прохладой. И таможня причала не стала придираться, а просто шлепнула свои добавочные печати на наши заштемпелеванные бумаги.
– Здесь таможня украинская, – шутит отец Геннадий из Херсонеса. – Таможня – «та можно».
Тут и монах знакомый, тут и машины, встречающие нас, тут и недальняя дорога к месту жительства – в келию святого мученика Модеста Иерусалимского. Внесли иконы, открыли, поставили в приемной (она же библиотека) напротив входа в храм. Подходят монахи, крестятся, любуются, спрашивают, освящены ли иконы.
– Да, – Валерий Михайлович рассказывает об освящении икон в храме на Бутовском полигоне. – Это специально, по благословению афонских монахов. Икона Всех святых, в Земле Российской просиявших, и храм на полигоне – тоже Всех святых. Там захоронения более 300 святых новомучеников. А на нашей иконе 519 ликов святых. В том числе много святых нового времени, XX века.
– Вот участь женщины-иконописца, – говорит Валерий Михайлович, – написала икону для Афона и больше никогда ее не увидит.
Икону рассматривают, прикладываются к ней и единодушно одобряют.
– Кому вы ее подарите?
– Святой горе.
– А именно?
– Как настоятель благословит.
Настоятель, отец Авраамий, будет завтра. А у нас начинается монастырская жизнь.
Для начала необходимо сказать о святом Модесте, чьей памяти посвящена келлия. Он жил в тяжелое время нашествия персов на Палестину. Начало VII века. В Палестину вторгается персидский царь Хозрой, топчет земли христиан. Иудеи вступают с ним в союз, выкупают у персов пленных христиан, но не для освобождения, а для того, чтобы убивать. Именно тогда были уничтожены почти все монахи Лавры Саввы Освященного. Патриарх Иерусалимский Захария был уведен в плен. А святой Модест был тогда настоятелем монастыря святого Феодосия. Это недалеко от Лавры. Модест безбоязненно вошел в Лавру, в которой еще дымилась кровь жертв. Он собирал тела убиенных и предавал их земле. Доныне паломники поклоняются усыпальницам Модеста.Византийская башня в Уранополисе. Халкидики, Афон
Не опасаясь злобы иудеев, святой Модест восстанавливал Голгофский и Вифлеемский храмы. Был фактически местоблюстителем патриаршего престола. Патриарх Захария посылал ему из персидского плена письма. Через 14 лет византийский император Ираклий победил царя Хозроя, и Захария вернулся из плена и был еще какое-то время на патриаршем престоле. А по его кончине Иерусалимским Патриархом стал святой Модест. Он прожил почти 100 лет и оставил по себе благодарную память своим богоугодным жительством.
Мы размещаемся по кельям, идем в храм на молебен с акафистом. Потом ужин, повечерие. Все такое знакомое и такое радостное. Только и боишься, что не хватит сил выстоять. Но, слава Богу, ноги пока держат. Устают, конечно, но есть для облегчения их участи стасидии – кресла с высокими подлокотниками, в них и стоять можно, и сидеть, и полусидеть.
Монашеские молитвы незабываемы. Они понятнее и четче. Основательнее. Может, так кажется, но то, что они неспешны, вдумчивы – несомненно. Наверное, и скорее всего так, от того, что для нас, светских, храм – место временное, где мы молимся, причащаемся, и бежим в свою жизнь. А для монаха храм – его дом, молитва – его жизнь.
На службе впервые ощутил, как сошлись удары сердца и повторение 40 раз молитвы «Господи, помилуй». Так благодатно. А ведь у монахов Иисусова молитва неусыпаема. И другие молитвы просто добавляют ее. И как мне, грешному, приучить себя к непрерывности взывания к Господу? Конечно, трудно. А вот здесь – легко. Здесь «время благоприятное», здесь «время спасения». Счастье молитвы – душевное взросление, отрешение. Хорошо бы, если бы такое было «иже на всякое время, на всякий час», как читается во всех часах на службе.
Ночь в маленьком храме. Весь его объем заполнен звуками молитв, чтением и пением. Чтение доходчивое, пение согласное. Лампады, свечи. Окно чернеет. Вдруг, очнувшись, вижу, что окно светлеет и в нем тихо колышутся ветви кипарисов. «Всю настоящего жития нощь прейти…»
Всю ночь слышен колыбельный шум моря. Не утерпел, хоть и грешно, на минутку вышел под звезды. Они всегда здесь яркие и крупные. Смотрел в сторону России. Так был рад, что вновь на Святой горе, и старался не думать, что это ненадолго.
Но как сказать об этой жизни тем, кто ее не понимает, не поймет? Тогда, может быть, вот так сказать: «Понимаешь ли ты, что твоя жизнь полностью зависит от молитв монахов? Полностью!» Да, так. Мы сразу пропадем, если монахи перестанут молить Бога за грешный мир.
Святые отцы постоянно напоминали, особенно мiрянам, светским, то есть нам, о необходимости возгревать святость в душе, а где, как не в монастыре, она возгревается? Для того и надо ездить, ходить в монастыри хотя бы ненадолго. Здесь мы облекаемся «во оружие света» и отсюда, вооруженные, опять уходим во враждебную тьму современности.
Тяжелеет голова, затекают ноги, дремлется. Надо встряхнуться, надо взять себя за шиворот. Прогоняют дремоту поклоны, особенно земные. «Не спи, душа, конец приближается!» Сколько тебе осталось? Год, два? Десять? Все равно все это мгновение. Успей спастись! Молись, но не воображай, что спасешься. Но и не унывай: Бог милостив. Помни преподобного Силуана, он ходил этими дорогами. «Держи ум во аде», бойся Бога. Молись! Это же лучшие часы твоей жизни – такие молитвенные ночи Афона.
Свежее утро. «Богородицу и Матерь Света в песнях возвеличим!» И согласное незабываемое славословие, к которому присоединились и наши батюшки: «Честнейшую Херувим и Славнейшую без сравнения Серафим…»
Рассвет. Изумрудная чистота моря.Лавра Саввы Освященного. Иудейская пустыня, долина Кедрон. Западный берег реки Иордан
