Алексей Чертков - Очерки современной бурсы
Но чем мог помочь им Андрей? Он мог только молиться. Однако он видел, что молитвы не помогали. Сколько раз его приглашали к лежащему на смертном одре, и, как слезно Андрей ни молил бога о помощи, человек умирал. Андрей мог просить бога, чтобы тот вернул покинутой жене ее мужа, но супруг все равно не возвращался.
«Чего же стоят все эти молитвы?» — думал он.
Оставалась надежда, что его слова утешения способны подбодрить унывающую душу, поддержать ее в трудную минуту. Но к чему сводились эти церковные утешения? К словам: «Потерпи!», «Смирись!», «Надейся на бога! Он поможет!» — большего церковь за две тысячи лет своего существования не придумала.
И Андрей все сильнее понимал, что все эти утешения — обман. Оттого, что покинутая жена будет смиряться и терпеть, она не станет милее бывшему супругу. И выходило так, что он, Андрей, не помогал людям, а приносил им новые страдания.
— Батюшка, можно с вами поговорить? — обратилась к нему однажды прихожанка.
— Пожалуйста.
— Хочу с вами посоветоваться. Прямо не знаю, как и быть…
— Что с вами случилось?
— Житья совсем нет. Живу я в общей квартире. Соседи со света меня хотят сжить. «Зажилась, — говорят, — старая на свете». Я им: «Что поделаешь, бог к себе не берет». — «Так мы ему поможем», — отвечают.
— И что же, помогают?
— Помогают, батюшка, помогают. Они меня ругают, случается, и ударят…
— А вы?
— Терплю, батюшка, по божьему закону, что с ними поделаешь. Советовали на них в суд подать, да боязно мне, не покарал бы господь старую, что терпения во мне нет.
Что мог ответить ей Андрей? По-человечески он понимал необходимость обуздать обидчиков законным порядком, но ведь он священник. Он не может идти против евангельских предписаний о любви к врагам и прощении им обид. Возникало душевное раздвоение: приходилось говорить одно, а думать совсем другое.
Тягостно было не только давать советы, но и произносить проповеди. В них приходилось говорить о боге, о его милосердии, тогда как сам он в это уже не верил.
Оставшись вдовцом, Андрей все свободное от службы время посвящал чтению. Его интересовали теперь уже не богословские книги, а художественная и научно-популярная литература. Чтение расширяло кругозор. Теперь на многое священник смотрел совсем другими глазами, чем прежде. Богословские догматы стали казаться ему наивными и антинаучными, а аргументация церкви — смешной.
Все больше начинало тяготить Андрея общение с верующими. Вокруг себя он видел кипучую жизнь с ее проблемами, с ее борьбой за лучшее будущее, а ему приходилось выслушивать одни и те же мелкие «грешки» богобоязненных старушек, интересы которых не шли дальше сна, пищи и молитвы.
Ему не с кем было даже поговорить, поделиться своими мыслями. Жены не было. Гатукевич был в Загорске. Несколько раз им приходилось встречаться на различных церковных торжествах. Из коротких бесед с ним Андрей понял, что интересы их различны. Отец Лев стал ортодоксальным богословом, ревностным защитником религии, Андрей же все больше разочаровывался в ней. С духовенством своего храма говорить о мировоззренческих проблемах было бесполезно. Они были далеки от них.
Андрею хотелось настоящего дела, а не размахивания кадилом и пения молитв. «Вот едет рабочий, — думал он, идя по улице. — Он делает машины. А вот идет строитель. Он строит дома. Пусть ему трудно работать, пусть он зарабатывает меньше, чем я, но он делает нужное и полезное дело: и построенный им дом переедут люди, будут там жить, добрым словом помянут строителя. А что полезного делаю я?»
Оторванность от жизни общества была чрезвычайно тягостна. Андрей чувствовал себя пустынником двадцатого века. Правда, он жил в городе, среди людей, а не в пустыне, но какая-то невидимая стена отгораживала его от мира.
И он все больше начинал понимать, что пропасть эту между ним и миром нельзя преодолеть, оставаясь в церкви. Не потому, что этому мешают какие-то внешние силы, а потому, что религия и церковь нежизненны, мертвы.
Если раньше его обижали несколько насмешливые, по крайней мере недоуменные взгляды, которые бросали на него, бородатого молодого человека, прохожие, узнавая в нем священника, то теперь он начинал понимать их.
Однажды в автобусе к Андрею подошел пожилой человек и сказал:
— Молодой человек, зачем вы носите бороду? Она вам совсем не идет. Чеховские времена давно прошли. Добрый вам совет: сбрейте ее, не смешите народ…
Раньше Андрей объяснил бы, что он священник. Теперь ему бравировать священством не хотелось, и ом предпочел остаться «чеховским персонажем».
Андрею исполнилось двадцать семь лет. В свое время он мечтал о семье, о детях. Теперь же это могло остаться только мечтой: по церковным законам священник вторично жениться не может.
Верующие часто приглашали священников зайти к ним после совершения церковных служб на чашку чаю. Это было отголоском старинного обычая. В дореволюционное время духовенство охотно откликалось на подобные приглашения и упивалось там «до положения риз». Теперь этот обычай почти не поддерживался духовенством, достаточно богатым, чтобы не нуждаться в подобной «подкормке». Поэтому священники благодарили, но отказывались от приглашения. Исключение составляли только те прихожане, с которыми священник был лично знаком.
Так поступал и Андрей. Но теперь, когда он остался один, ему хотелось чаще быть на людях. Однажды после отпевания Андрея пригласили на поминки. Андрей устал и сперва было собрался отказаться, но потом решил, что интересно будет поговорить с людьми, и согласился.
На поминках собралось человек около ста родственников и знакомых умершего. Выяснилось, что покойный был архитектором. Андрей спросил удивленно, как мог архитектор верить в бога. Ему объяснили, что он был старым человеком, воспитанным на прежних обычаях, верившим по традиции.
Рядом с Андреем, который был в светской одежде, села внучка архитектора, молодая девушка. Выяснилось, что ее зовут Любой, что она студентка философского факультета МГУ, комсомолка.
«Мне повезло, — подумал Андрей. — Рядом со мной идейный противник!»
И он решил воспользоваться случаем и начать спор в защиту религии. Ему было интересно, как будет возражать Люба на его доводы. Кроме того, было как-то неудобно высказывать новой знакомой свой скептицизм к вопросам религии. У нее могло сложиться весьма нелестное мнение о нем, какое бытует в народе о священниках, — что он, как и все, обманщик.
Случилось, как казалось Андрею, нечто неожиданное. На его аргументы в защиту религии девушка находила веские опровержения.
«Передо мной серьезный противник!» — решил Андрей. Обстановка не позволяла вести длительную дискуссию: были поминки. Когда наступило время, Андрей откланялся. Проводить священника вышла вдова, ее дочь и Люба.
— Спасибо вам, отец Андрей, — поблагодарила вдова, — что вы разделили нашу скорбь.
— Благодарю за приглашение. Я вас хорошо понимаю: сам год назад овдовел, — сказал Андрей и рассказал о своем несчастье.
— Вам, вероятно, бывает очень горько? Не сочтите за нескромность с нашей стороны, если мы пригласим вас заходить к нам.
— Благодарю вас, — ответил Андрей. — Зайду обязательно. До свидания.
Через девять дней новые знакомые пришли на панихиду, после которой пригласили Андрея к себе. Он согласился и вечером отправился к ним.
Встретили его приветливо, угостили чаем. Пока домашние убирали со стола, молодой священник продолжал спор с Любой.
— Андрей, — разрешите, я буду так называть вас, — вы же не правы! — сказала Люба. — Я могла бы вас понять, если б вы пошли служить в церковь из корыстных побуждений. Это низко, но понятно. Но верить? Нет, это не укладывается в моей голове.
— Почему? — возразил Андрей. — Чем вы можете доказать, что бога нет?
— Есть немало людей — к их числу, мне кажется, относитесь и вы, — утверждающих, будто существует два мира: известный нам материальный мир и мир иной — духовный. Первый, то есть материальный мир, — это природа и мы с вами. Духовный мир — это бог, ангелы, духи и прочие нематериальные существа. Представление о двух мирах сложилось в глубокой древности. Наука шаг за шагом доказала, что мир един. Тот реальный, материальный мир, к которому принадлежим мы сами, с нашим сознанием, есть единственный, действительно существующий мир.
— Чем же это доказывается? — спросил Андрей.
— Научно проверенными фактами. Законы механики земных и небесных тел одинаковы. Химический состав тел на земле и «на небе» один и тот же. Вечное движение и изменение свойственны всему, что где-нибудь существует. Нет никакого особого мира, не подчиняющегося этому закону бытия. Ни одна частица материи не исчезает бесследно и не появляется из ничего: материя только преобразуется из одной формы в другую, никогда не утрачивая своих основных свойств. Чтобы сообщить движение материальному телу, другое тело должно передать ему полностью или частично энергию собственного движения. Нет ни одного случая, когда этот великий закон природы был нарушен. Благодаря этому закону все процессы во вселенной образуют единую взаимосвязанную цепь, в которой нет и не может быть ничего, что не было бы порождено материей. Вся практика человечества и все данные науки свидетельствуют об истинности закона сохранения и превращения энергии во всех без исключения процессах. Нигде и явлениях природы и общества нет и не может быть действий, исходящих из какого-то таинственного «нематериального» мира. Все имеет свои естественные причины, коренящиеся в тех или иных материальных телах, их действиях и свойствах.
