Протоиерей Александр Шмеман - ВОДОЮ и ДУХОМ
Обучение: мы попытались показать, что каждый обряд, каждый акт чинопоследования крещения есть воплощение, откровение и выражение веры Церкви, ее видения Бога, человека и мира, так что если, с одной стороны, нужно знать и иметь веру, для того чтобы понимать богослужение, то с другой стороны, само богослужение поистине «исполняет» веру, является ее «экзистенциальной» эпифанией, а также даром. Отсюда, с древнейших времен, наличие корреляции между обучением и участием в богослужении, наиболее типичное и нормативное выражение которого мы находим в приготовлении новообращенных к крещению и в послекрещальном слушании тайноводческих проповедей. Эту норму мы должны вновь ввести в наше религиозное просвещение, сделав ее центром и вдохновителем всего нашего обучения. Ибо пока в нашем обучении — будь то в духовных семинариях или в воскресных школах — Библия, догматика, литургика, духовность остаются изолированными друг от друга, составляют автономные «разделы», слабо связанные друг с другом в рамках формальной программы, не только каждый «раздел» будет стремиться стать интеллектуальной абстракцией, но ни один из них не сможет явить веру в ее живой, конкретной и поистине экзистенциальной полноте. Действительно, результатом победы в православной Церкви западной «программы обучения», не имеющей целостности, явился растущий разрыв между богословием и богослужением, за которым последовала трансформация богословия, т. е. учения, в исключительно умственное занятие, предназначенное для интеллектуалов, но фактически игнорируемое Церковью. Следовательно, необходимо — и крещение здесь служит, очевидно, отправной точкой — вновь объединить учение и опыт Церкви, являемый и сообщаемый в богослужении, с тем, чтобы учение стало объяснением этого опыта, а богослужение — исполнением веры.
Это, однако, требует от богослужения, чтобы оно было подлинным воплощением и выражением lex orandi Церкви. Если даже наша краткая работа о крещальном богослужении показывает космическое, экклезиологическое и эсхатологическое измерения нашей веры и духовности, то как все это может быть испытано в наших частных и основательно урезанных «крестинах», которые явно противоречат как предписаниям, так и учению отцов Церкви, как духу, так и букве самого литургического предания? Опять–таки, мы не призываем к тому, чтобы «заново изобрести» чинопоследование крещения. Оно само в своих обрядах взывает к своему восстановлению и очищению. Ибо даже если невозможно вернуться к торжественному пасхальному совершению крещения, то все же в крещении проявляется и реализуется пасхальная вера Церкви, и это должно быть восстановлено путем возврата к органическому единству с евхаристическим восхождением, вместе со всей Церковью, к Христовой трапезе в Его Царстве. Когда православные — и, прежде всего те из них, которым доверено охранение Предания, — поймут, что многое в нашем «традиционализме» фактически отражает капитуляцию перед неправославным духом, в то время как многое из того, что объявляется «нововведением», есть всего лишь жажда православия в полноте его истинной силы?
И, наконец, пора нам вернуться к источникам истинной христианской духовности, дать истинную оценку — в свете таинства возрождения водою и Духом — духовной путанице наших дней и многочисленным псевдодуховным рецептам, предлагаемым как способ ее преодоления. Ибо так же, как учение и богослужение, духовность не есть отдельная и замкнутая сфера, овладения техникой которой достаточно для того, чтобы преуспеть в ней. В конечном счете, именно эта новая жизнь, исходящая от Церкви и поэтому имеющая свой источник и критерий там же, где их находит сама Церковь, — в смерти ветхого человека во Христе, в обретении во Христе новой жизни, в даре Святого Духа, — делает нас «царями, священниками и пророками», причастниками сокрытой, однако реальной жизни «восьмого дня», невечернего дня Царства.
Очевидно, что ни одно из этих «возрождений» — богословское, литургическое, духовное — не может произойти мгновенно, как плод чисто внешних реформ и нововведений. Необходимы терпеливое изучение, бережное пастырское отношение, большая любовь. И, прежде всего, мы нуждаемся в углублении нашего церковного сознания, самой души Церкви, в стремлении к «живой воде». Я абсолютно уверен, что такое возрождение не только желательно и возможно, но что только в нем, только всеобщим восстановлением истинного значения крещения, его полноты, красоты, силы и радости, мы сможем снова сделать нашу веру «победой, победившей мир» (1 Ин. 5:4). Именно это свое убеждение я хотел выразить, по мере своих возможностей, в настоящей работе.
Примечания
1
См.: Service Book. 2nd rev. ed. N. Y., 1922. P. 271–275. (Церковнослав. тексты приводятся по изд.: Требник. М: Изд. Московской Патриархии, 1970.)
2
См. мою книгу: Great Lent. New York: St. Vladimir's Seminary Press, 1969; Rev. ed. 1974 (рус. пер.: Великий пост. Париж YMCA–Press, 1981). Об институте оглашения см.: Leclercq H. Catechese, catechisme, catechumene // Dictionnaire d'archeologie chretienne et de liturgie. Paris, 1910. T. 2. P. 2. Col. 2530–2579; Danielou J. L'institution catechumenale aux premiers siecles // Documentation catechistique (Commission nationale de 1'enseignement religieux). Dijon, 1957. P. 27–36. Также La Maison Dieu 10 (1947): «L'initiation chretienne», и 58 (1959): «Du catechumenat a la confirmation».
3
О богослужении как «приготовлении и исполнении» см. мою книгу: Great Lent (рус. пер.: Великий пост).
4
Поскольку институт восприемников стал фактически носить условный характер, весьма важно понять его значение и роль в прошлом, а также подумать о возможной и, по–моему, существенной пользе, которую он может принести в настоящее время. Восприемники упоминаются уже в апостольском предании св. Ипполита Римского (15): «…пусть спросят их о причине, вследствие которой они обращаются к вере. И те, которые их привели, пусть засвидетельствуют, что приведенные готовы к слушанию Слова. Пусть спросят об их образе жизни…»
Т. М. Finn в своей книге «The Liturgy of Baptism in the Bartismal Instructions of St. John Chrysostom» (Washington, 1967) пишет: «Необходимость в восприемниках стала особенно острой начиная с четвертого столетия, в связи с … резко возросшим числом людей, приходящих в Церковь. В таких больших городах, как Антиохия, представители Церкви были уже не в состоянии знать поведение и образ жизни многих желающих креститься и не имели возможности уделять внимание каждому в его формировании как христианина. Таким образом, восприемник, помимо представления гарантий за принимаемого, становился его учителем и наставником…» (Р. 54–55).
Феодор Мопсуестский пишет:
«Что же касается до вас, приходящих ко Крещению, то в должное время ваше имя вписывается в книгу Церкви, а также туда записывается имя вашего крестного отца, который отвечает за вас и становится вашим проводником во Граде и споспешником вашего гражданства в нем. Сие же совершается для того, чтобы вы знали, что, еще находясь на земле, вы заранее приписываетесь к небесам, и что ваш крестный, который уже там, должен усердно учить вас, странников и пришельцев в тот великий Град, всему, что сему Граду и гражданству в нем подобает, дабы вы хорошо ознакомились с его жизнью без особого труда и беспокойства…» (Огласительное слово 12. Цит. по Finn Т. М The Liturgy… P. 55).
По–гречески слово anadecomenoz (восприемник) имеет также значение «поручитель за должника». Св. Иоанн Златоуст объясняет это восприемникам:
«Если хотите, обратим слово и к восприемникам вашим, чтобы могли увидеть и они, какого удостоятся вознаграждения, если проявят о вас великое усердие, и, напротив, какое им последует осуждение, если они впадут в беспечность. Подумай, возлюбленный, о тех, кто принял поручительство о деньгах, что они большей подвергаются опасности, чем должник, взявший деньги. Ибо если должник явится благоразумным, то кредитору облегчит бремя; если же станет неразумным, то ему большую опасность уготовит. Поэтому и некий мудрец наставляет, говоря: «Если поручишься, заботься, как обязанный заплатить» (Сир. 8, 16). Если же принявшие поручительство о деньгах считают себя ответственными, то насколько же больше те, кто причастен к духовному, те, кто приняли поручительство о добродетели, должны проявить великую заботу, убеждая, советуя, исправляя, проявляя отцовскую любовь. И пусть они не думают, что происходящее не имеет для них значения, но пусть узнают точно, что и славы они станут соучастниками, если своими наставлениями приведут наставляемых к пути добродетели, а если впадут в праздность, снова многое им будет осуждение. Ибо поэтому существует обычай называть их отцами духовными, чтобы они узнавали через сами дела, какую любовь должны проявить в наставлении о духовном. Ибо если похвально привести к рвению о добродетели тех, кто никак не является родственником, то насколько же более должны мы исполнить положенное в отношении того, кого мы принимаем как чадо духовное. Узнали теперь и вы, восприемники, что немалая вам угрожает опасность, если впадете в беспечность» (Baptismal Instructions 2. 15–16 // Ancient Christian Writers 31. P. 48–49. Рус. пер.: Огласительные беседы св. Иоанна Златоуста // ЖМП. 1972. № 5. С. 72).
