Эдуард Шюре - Великие посвященные.Очерк эзотеризма религий
Исторический факт величайшего значения, относящийся до эпохи патриархов, дается нам двумя библейскими стихами. Дело идет о встрече Авраама с собратом по посвящению. После окончания войны с царями Содома и Гоморры, Авраам идет засвидетельствовать свое почтение Мельхиседеку. Этот царь имел свое пребывание в крепости, которая позднее получила название Иерусалима. "Мельхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино — он был священник Бога Всевышнего — и благословил его и сказал: благословен Авраам от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли". (Бытие XIV, 18, 19). Здесь мы имеем царя Салимского, который в то же время и первосвященник того же Бога, которому поклоняется и Авраам. Последний относится к Мельхиседеку как к высшему, как к господину, и сообщается с ним при посредстве хлеба и вина во имя Элоима, что в древнем Египте было знакомь общения между посвященными. Была, следовательно, братская связь и существовали условные знаки и общая цель у всех поклонников Элоима от пределов Халдеи до Палестины, и вплоть до некоторых святилищ Египта.
Эта невидимая монотеистическая цепь ожидала только своего организатора.
Таким образом, между крылатым Быком Ассирии и Сфинксом Египта, издали охранявшим пустыню, между давящей тиранией и непроницаемой тайной посвящения, выдвигались избранные племена Аврамитов, Иаковитов и Бен-Израилей.
Они спасаются бегством от разнузданных пиршеств Вавилона, они отворачиваются от оргий Моавитов, от ужасов Содома и Гоморры, от чудовищного культа Ваала. Под защитой патриархов, племена эти следуют по дороге, отмеченной оазисами с редкими источниками и стройными пальмами. Под палящим зноем дня, под пурпуром заката и под покровом сумрака, теряются они длинной лентой в необъятности пустыни, над которой властвует Элоим. Женщины и дети не знали цели своего вечного передвижения, но все подвигались вперед, уносимые безропотными, терпеливыми верблюдами. Куда стремились они в своем вечном движении? Про то знали патриархи, о том поведает им Моисей.
Глава II. Посвящение Моисея в Египте. Его бегство к Иофору
Рамзес II был одним из великих монархов Египта. Его сын носил имя Менефта. По обычаю египетскому, он получил свое образование у жрецов, в храме Амона-Ра в Мемфисе, ибо в те времена искусство царствовать рассматривалось как ветвь священнической науки. Менефт был в молодости робок, любопытен, и обладал ограниченными умственными способностями. Им владела мало просветленная страсть к оккультным наукам, которая и толкнула его позднее во власть магов и астрологов низшей ступени. Товарищем по учению он имел молодого человека, одаренного острым гением и сильным, замкнутым характером.
Хозарсиф{5} считался двоюродным братом Менефта, сыном царственной сестры Рамзеса II. Был ли он родным сыном или приемным, — об этом нет верных сведений.{6}
Хозарсиф был, прежде всего, сыном египетского храма, выросшим под сенью его колонн. Посвященный Изиде и Озирису своею матерью, он провел свое отрочество среди священников, принимал участие во всех священных праздниках, в жреческих процессиях, носил эфуд,{7} св. чашу или кадильницу, внутри же храма, серьезный и внимательный по природе, он постоянно прислушивался к священной музыке, к гимнам и к глубоким поучениям жрецов.
Хозарсиф был небольшого роста, вид у него был смиренный и задумчивый; отличительной чертой его наружности был широкий лоб и черные, пронизывающие глаза с глубоким и пристальным выражением, вызывавшим тревогу. Его прозвали «молчальником», до того он был сосредоточен и так редко он говорил. Разговаривая, он часто заикался, как бы подыскивая слова и как бы боясь высказать свою мысль. Он казался застенчивым, но от времени до времени, подобно вспышке молнии, великая идея вырывалась у него, оставляя после себя сверкающие следы. И тогда становилось ясным, что если «молчальник» начнет действовать, он проявит устрашающую смелость. Уже в молодости между бровями его появилась та роковая складка, которая отличает человека, предназначенного для трудного подвига; казалось, что на его лбу как бы застыла грозовая туча.
Женщины боялись взгляда молодого жреца, бесстрастного и непроницаемого, как запертая дверь, ведущая в храм Изиды. Можно подумать, что они предчувствовали врага женской стихии в этом будущем основателе религии, мужское начало которой обладало всем, что в нем есть наиболее абсолютного и наиболее непреклонного.
Между тем, его мать, дочь фараона, мечтала о царской власти для него. Хозарсиф был несравненно умней Менефта; с помощью жрецов он мог надеяться взойти на трон Египта. Правда, по обычаю страны, фараоны назначали своих преемников из числа своих собственных сыновей. Но, от времени до времени, в интересах государства, жрецы отменяли постановление фараона после его смерти. Не раз они устраняли от трона недостойных и слабых и вручали скипетр одному из посвященных царской крови. Менефт с самого начала завидовал своему двоюродному брату; Рамзес не выпускал из вида молодого молчаливого жреца и не доверял ему.
Однажды, мать Хозарсифа встретила своего сына в Серапеуме Мемфиса, огромной площади, усеянной обелисками, мавзолеями, большими и малыми храмами, триумфальными пилонами — нечто в роде огромного музея национальной славы под открытым небом, вход в который пролегал по аллее из шестисот сфинксов. Увидав свою царственную мать, жрец склонился до земли и ждал по обычаю, чтобы она первая заговорила с ним.
— Настало для тебя время проникнуть в мистерии Изиды и Озириса, — сказала она. — В течение долгого времени я не увижу тебя, мой сын. Но не забывай никогда, что в тебе — кровь фараонов, и что я — твоя мать. Посмотри вокруг… Если ты захочешь, со временем… все это будет принадлежать тебе!
Говоря это, она указала на окружающие обелиски, дворцы, Мемфис, и на весь видимый горизонт.
Улыбка презрения скользнула по лицу Хозарсифа, в обыкновенное время неподвижному, как лик, вылитый из бронзы.
— Ты хочешь, — сказал он, — чтобы я властвовал над этим народом, поклоняющимся богам с головою шакала, ибиса и гиены? От всех этих идолов, чту сохранится через несколько веков?
И Хозарсиф, наклонившись, поднял пригоршню песка и, пропуская его между тонкими пальцами перед своей удивленной матерью, сказал "вот что останется от них".
— Ты презираешь религию наших отцов и науку наших жрецов? — спросила она.
— Наоборот, я стремлюсь к ней. Но пирамида неподвижна. Нужно, чтобы она двинулась вперед. Я никогда не буду фараоном. Моя родина далеко отсюда… Она — там, в пустыне!
— Хозарсиф! — воскликнула дочь фараона с упреком. — Зачем кощунствуешь ты? Огненный вихрь зародил тебя в моем лоне и я вижу, грозовая сила унесет тебя от меня! Я родила тебя на свет, и я же не знаю тебя! Во имя Озириса, скажи: кто ты и что ты собираешься делать?
— Могу ли я это знать? Один Озирис знает. Он научит меня, когда настанет время. А ты, мая мать, дай мне свое благословение, чтобы Изида покровительствовала мне и чтобы земля Египта оказалась благоприятной для меня.
Хозарсиф преклонил колена перед своей матерью и, скрестив руки на груди, склонил голову.
Сняв с чела цветок лотоса, который она носила по обычаю женщин храма, она подала его своему сыну, и поняв, что мысль его останется для нее вечной тайной, она удалилась, шепча молитву.
Хозарсиф прошел победоносно все посвящение Изиды. С душой непоколебимой, с железной волей, он шутя перенес все испытания. Владея синтетическим гением, он проявил силу гиганта в понимании и владении священными числами, применительный символизм которых был в те времена безграничен. Его дух, презиравший видимости и временные личные интересы, дышал свободно лишь на высоте вечных идей. С этой высоты он спокойно и уверенно проникал во все явления, над всем господствовал и не проявлял при этом ни желания, ни возмущения, ни любопытства.
Для своих учителей, так же как и для своей матери, Хозарсиф оставался загадкой. Что их особенно поражало — это его цельность и непоколебимость. Они чувствовали, что его нельзя ни согнуть, ни свернуть с намеченного пути. Он шел по этому неизвестному для них пути с такой же неуклонностью, с какой небесные светила следуют по своей невидимой орбите. Первосвященник Мембра захотел узнать, до каких пределов простирается его глубоко сосредоточенное честолюбие. Однажды, Хозарсиф с тремя другими жрецами Озириса нес золотой ковчег, который предшествовал первосвященнику во всех больших религиозных церемониях. Этот ковчег заключал в себе десять наиболее сокровенных книг храма, в которых заключалась священная наука магии и теургии.
Возвратившись в святилище вместе с Хозарсифом, Мембра сказал ему:
— Ты — из царского рода. Твоя сила и твое знание превышают твой возраст. Чего добиваешься ты?
— Ничего, кроме вот этого. — И Хозарсиф положил руку на священный ковчег, прикрытый сверкающими крыльями литых из золота символических птиц.
