Дмитрий Мережковский - Тайна трех: Египет и Вавилон

«Подпольный человек» родился в Вавилоне. Вавилон первый понял, что «разломать иногда что-нибудь даже очень приятно» — и разломал Египет. Египет сломанный, Египет, возлюбивший страдание больше, чем благоденствие, и есть Вавилон. Incipit tragoedia — трагедия человечества здесь начинается.

Вавилон возлюбил страдание, потому что понял, — о, конечно, не умом, а сердцем, — что «страдание — единственный источник познания» (Достоевский) — источник свободы, источник личности. Любовь к страданию, «страсть к страданию» — душа Вавилона.

«Страсти Озирисовы», как тлеющие угли, подернулись пеплом в тишине Египта; вавилонская буря сдунула пепел, угли снова раскалились — и уже не потухнут.

«Подпольное» — «темное». Темный, подпольный человек Достоевского повторяет Гераклита Темного: «Человек любит страдание ровно настолько же, как благоденствие». Это и есть «противоположное — согласное» в существе человека и в существе самого Бога, ибо сам Бог есть «ночь — день, зима — лето, война — мир, сытость — голод: все противоположности». Два начала в Боге, два лица в третьем — анантиизм Троичный.

По Троичной алгебре Шеллинга:

+ А = Отец.

— А = Сын.

± А = Дух.

В вавилонской троице космической: первое лицо — Ану (Anu), бог неба; второе — Энлил (Enlil), бог земли; третье — Эа (Еа-Iа), бог воды или первичной Бездны — Absu, соединяющей небо с землею.

В вавилонской троице звездной: Син (Sin), бог луны; Шамаш (Šamaš), бог солнца; Иштар (Ištar), богиня звезды утренне-вечерней, соединяющей день с ночью.

Именно так понял вавилонскую троицу христианский гностицизм, этот осенний цветок на увядающем вавилонском дереве. Здесь бог Мардук (= Энлил) соответствует гностическому Логосу, второму лицу Троицы, а бог Эа, или женская ипостась его, богиня Иштар, — лицу третьему. Вот почему, в древней клинописи, Эа (= Иштар) говорит о Мардуке-Энлиле, как отец-мать — о сыне: «Все веления мои возвестит он».

«Я начал быть, как Бог единый, но три Бога были во Мне», это знает и Египет (Книга Апофиса). Но египетская троица — в созерцании, в статике, а вавилонская — в динамике, в действии, в воле, в «страсти к страданию»: «человек любит страдание до страсти». Эта страсть и пронзает душу его, как стрела — ниневийскую львицу, анантиизмом божественным.

Закрытые в Египте, как в почке подводного лотоса, открываются в Вавилоне три листа божественного Трилистника — Тайна Трех.

Ночь светлее дня для Вавилона: лунный бог, Син, выше, чем Шамаш, бог солнечный. Это непонятно, если существо религий есть «натурализм», поклонение силам природы, между прочим, и силе света, как утверждает современная наука о религиях. Но существо религий — не поклонение силам природы, а что-то иное.

Бог для Египта — свет, а для Вавилона — свет и тьма, или, точнее, борение тьмы и света, их противоположность, анантиизм напряженнейший.

Противоположность света и тьмы наибольшая осуществляется в полнолуние, когда луна и солнце противостоят друг другу, противоборствуют в наивысшей точке своей; видимая в зените луна, невидимое солнце в надире светят светом ярчайшим. В таком соотношении обоих светил мир небесный принадлежит луне, подземный — солнцу, что противно естественному чувству, но согласно с чувством религиозным, сверхъестественным. Ибо свет светил — свет богов; боги являются ночью, а днем, в лучах солнца, умирают: солнце — звездоубийца, богоубийца.

В здешнем порядке день покрывается ночью; в нездешнем ночь — днем.

Святая ночь на небосклон взошлаИ день отрадный, день любезный,Как золотой ковер, она свила,Ковер накинутый над бездной.(Тютчев)

Вот тайна Вавилонской мудрости:

Светом полуденным ночь покрывается.

Ночь божественнее дня. «Халдеи говорят, что Бог темен» (Hippol. Philosophoum., IV, 5).

Или точнее: ночь и день равно божественны; свет и тьма в Боге — два начала в третьем — анантиизм Троичный.

Вот почему для Вавилона божество наивысшее — не солнце, и даже не луна, а светило самое ночное, малое, тайное — Звезда.

Слово «Бог» по-шумерийски Dingir, по-вавилонски El, обозначается клинописным знаком пятилучной звезды. Существо вавилонских богов — звездное.

В Египте — религия дневного неба, солнечного, в Вавилоне — ночного, звездного. Но и в дневном — ночное, в солнечном — звездное.

Душа хотела б быть звездой,Но не тогда, как в небе полуночиСии светила, как живые очи,Глядят на сонный мир земной;Но днем, когда сокрытые как дымомПалящих солнечных лучей,Они, как божества, горят светлейВ эфире чистом и незримом.(Тютчев)

«Созерцая небо, отовсюду открытое, вследствие равнинности и обширности обитаемой ими страны, ассирийцы (вавилоняне) первые начали наблюдать течение звезд» (Cicero. De divinat.).

На равнинах Сенаара воздух так прозрачен и звезды так ярки, что простым глазом можно наблюдать фазы Венеры, и свет ее, как лунный, отбрасывает тень.

Здесь люди впервые подняли глаза к звездному небу.

Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,И звезда с звездою говорит.

Здесь отверзлась в душе человеческой бездна, равная бездне звездной, и душа поняла родство свое с небом: «души наши суть части неба. Animas nostras partes esse coeli» (Plin. Hist. Natur., II, XXVI; 95).

Наблюдая движение светил, вавилоняне первые поняли, что не бессмысленный случай правит миром, а закон: «зиждется все на законе, certa stant omnia lege» (Manilius).

Основа точного знания, понятие закона родилось в вавилонской звездной мудрости. И если нашей безбожной науке суждено когда-нибудь вернуться к началам божественным, то снова пойдет она по пути вавилонскому.

«Соединяя земное с небесным, показали халдеи во взаимном сочувствии всех частей мира гармонию, согласующую все неким созвучием мусикийским» (Philo. De Abraham, XV).

По древней клинописи:

Вещее знаменье неба на земле повторяется,Вещее знаменье земли повторяется на небе.

Это созвучие двух миров соединяло некогда ведение с верою, науку с религией и, может быть, снова соединит.

Звездное небо — не только в душе, но и в теле человеческом.

Сохранилось вавилонское глиняное изваяние печени, kabittu, разделенное для гаданий на пятьдесят клеток, «небесных сфер». Гадания эти восходят к глубочайшей, шумерийской древности (Р. Dhorme. La relig., 294). И как далеко простиралось влияние вавилонской звездной мудрости, видно из того, что в Пиаченце (Этрурия) найдено точно такое же бронзовое изваяние (Jeremias. Handbuch, 145).

По вавилонскому учению, не сердце, а печень есть средоточие жизни в теле человека и животного. Астрологическая печень изображает планисферу звездного неба, внутреннего, живого, животного, кровью дымящегося, как ночное небо дымится звездными дымами. Кровяные шарики в теле — бесчисленные солнца в небе. В небе и в теле совершается

Круговращение великих колес,Движущих каждое семя к цели его,По воле сопутственных звезд.Ovra delle rote magne.Che drizzon ciascun seme ad alcum fine,Secondo che le stelle son compagne.(Dante. Purgat., XXV, 109)

Так земная судьба человека пронизана тайною звездных судеб.

Есть некий час всемирного молчанья,И в оный час явлений и чудес,Живая колесница мирозданьяОткрыто катится в святилище небес.(Тютчев)

Вот какую колесницу хочет остановить звездная мудрость Вавилона, вгрызаясь, как тот лев ниневийский, в вертящийся вихрь звездных колес.

Недаром звездочеты-халдеи, на своих подоблачных башнях, наблюдали течение звезд: смотрели и увидели, ждали и дождались. «Се, звезда, которую увидели они на востоке, шла перед ними, как, наконец, пришла и остановилась над местом, где был Младенец». Остановилась с нею и вся живая колесница мирозданья.

«Проведи для народа черту со всех сторон и скажи: берегитесь восходить на гору и прикасаться к подошве ее; всякий, кто прикоснется к горе, предан будет смерти». Это сказано на Синае (Исх. XX, 12). Но ту же черту провел Вавилон до Синая. Трансцендентность Божия здесь впервые постигнута.

Горе! я не могу тебя вынести…Weh! ich ertrag dich nicht…(Faust)

«Лица Моего не можно тебе увидеть» (Исх. XXIII, 20).

Невидимость, невыносимость Божьего лица Египет забыл, Вавилон помнит. Детски-бесстрашен пред Богом Египет, Вавилон устрашается.