Старец Ефрем Филофейский - Моя жизнь со Старцем Иосифом
Отец Ефрем Катунакский ради послушания своему Старцу, отцу Никифору, был вынужден вернуться к зилотам. Он оставался с ними до преставления своего Старца в 1973 году. Отец Ефрем рассказывал: «Поверь мне, с тех пор как Старец Иосиф присоединился к монастырям, я его часто видел во сне. Иногда он меня утешал. Иногда говорил мне несколько слов, потому что у меня были большие искушения. А теперь, когда я опять соединился с монастырями, я его вижу во сне и он мне говорит: „Приходи ко мне служить литургию. Когда ты ко мне придешь послужить?“ Но все то время пока я оставался с зилотами, он ни разу мне такого не говорил. И я ему отвечаю: „Старче, приду, когда ты захочешь“. „Приходи в субботу“ — говорит он. И это трогает мою душу».
* * *
Было у нас и еще одно извещение, позднее, когда мы с отцом Харалампием стали священниками. Отец Харалампий рассказывает об этом так: «Присоединившись к монастырям, мы еще какое-то время Патриарха не поминали. Но когда мы перебрались в Новый Скит, я однажды должен был пойти служить в монастырь Святого Павла и там поминать Патриарха обязательно.
— Что мне теперь делать? — спросил я Старца.
— Ступай, — ответил он, — и поминай. А когда вернешься, расскажешь мне, что ты при этом чувствовал.
В общем, редко я получал такую благодать на Божественной литургии. Слезы текли ручьем на протяжении всей службы. Я не мог произносить возгласы. Когда я вернулся, Старец мне сказал:
— У тебя наверняка было обилие благодати.
— Да, Старче.
— Видишь, дитя мое, — опять сказал Старец, — нет греха поминать Патриарха, что бы он ни сказал и ни сделал, если он не извержен из священного чина».
Глава девятнадцатая. НАШИ ХИРОТОНИИ
Пока мы принадлежали к зилотам, у нас не было священника, и мы приглашали отца Ефрема из Катунак. Его Старец, отец Никифор, иногда отпускал его к нам, а иногда нет. И наш Старец из-за этого расстраивался. Однажды он мне сказал:
— Если бы Бог удостоил меня сделать тебя священником! Как было бы хорошо тебя рукоположить, чтобы у нас служилась литургия! Отправлю-ка я тебя на рукоположение.
Однако я никуда не мог выйти за пределы Афона, потому что мы были зилотами. В связи с этим я не был записан в официальный список святогорских монахов, и за мной охотилась полиция, чтобы отправить в армию. Но я по своей глупости думал, что могу выйти в мир для рукоположения и никто меня там не заметит. Я, недотепа, верил, что пойду туда, куда меня пошлет Старец, там меня рукоположат и я незамеченным возвращусь назад. Это были не просто размышления в теории, ведь так сказал сам Старец: «Я тебя отправлю рукополагаться, и там тебя никто не увидит». Всему, что он говорил, я верил, ибо знал, кто мой Старец. Но в конце концов Старец изменил свое решение, и я никуда не поехал. Вот как это было.
Старец собирался послать для рукоположения меня и отца Харалампия к митрополиту Флоринскому. Он говорил мне:
— Харалампия мы сделаем священником, а тебя — диаконом, потому что Харалампий простоват, он не сможет служить один. Ты будешь ему помогать.
И в тот день, когда мы уже были готовы отправиться в путь, лишь только рассвело. Старец нас позвал и сказал:
— Никуда вы, братья, не поедете. Я видел сегодня вот что: на причале в Дафни три змея, разинув пасти, поджидают, когда вы придете туда, чтобы вас проглотить. И я сильно беспокоился и старался задержать вас, и пришел в себя с этим беспокойством. Итак, никуда не ходите. Иначе случится какое-то зло.
И правда, в последующие дни начались гонения.
Вскоре мы присоединились к монастырям. Тогда Старец решил, что мы будем рукополагаться у себя, на Святой Горе. Был у нас Владыка Иерофей, святой человек. Когда он служил, он был похож на святителя Николая. Старец сказал нам:
— Я вас рукоположу у этого Владыки. Ведь иному за каждую хиротонию тысячу драхм подавай. Если этого Владыки не станет, я уже не смогу вас сделать священниками. Я хочу, чтобы вас рукоположил этот святой человек.
Ведь тот, кто рукополагается, приобретает нечто и от Владыки. Человек и от своего Старца, и от Владыки наследует то, что у них есть.
Итак, мы пошли в Великую Лавру, чтобы нам дали разрешение стать священнослужителями. Мы им кланялись, дарили им подарки. Приходя в Лавру, мы дрожали — так сильно мы их боялись. А они нас угощали сладостями, говоря: «Поешьте, у вас там такого нет». А с какими поклонами туда ходил отец Афанасий! Как он им целовал руки, как прикладывал их руки к своему лбу! Каким же подхалимом он был! Нет слов!
* * *
Когда мы получили разрешение от Лавры, одним субботним утром 1952 года Владыка Иерофей рукоположил отца Харалампия в диакона, а в воскресенье — в священника. Меня же посвятил в диакона. Это произошло в скиту Святой Анны. Мне было двадцать три с половиной года.
В ту субботу, перед рукоположением, которое должно было состояться в воскресенье, Старец нам сказал:
— Как только закончится литургия, сразу уходите! На трапезе там не оставайтесь.
Отец Афанасий подскочил:
— Старче, как же они уйдут?! Ведь Владыка должен поздравить рукоположившихся, а они должны будут всех угостить. Как они могут уйти?
— Ничего. Они там не останутся.
— И кого же тогда там будут поздравлять?
— Вместо священника и диакона там будете вы. После отпуста они придут сюда, а ты и отец Иосиф останетесь там и угостите всех.
Итак, Старец послал вместе с нами отца Афанасия и отца Иосифа. Нас рукоположили, и сразу после отпуста мы ушли. Согласно чину все отцы должны были остаться там, но Старец не шутил, поэтому сразу после литургии мы вернулись домой.
Когда служба закончилась, все отцы, бывшие там, собрались в архондарике. Пришел туда и Владыченька, бедный, на угощение.
— Где же батюшка и диакон? Надо ведь их поздравить.
Но мы уже были далеко.
— Их нет, но вместо них здесь мы, — сказал отец Афанасий и принялся всех угощать.
— Вы вместо них?
— Да, Старец им повелел уйти.
И все поздравления достались отцу Афанасию и отцу Иосифу. До чего же незлобив был Владыка! Отец Афанасий сказал ему:
— Ваше преосвященство! Старец приглашает Вас отведать хлебушка в нашей каливе.
И тот, вместо того чтобы разгневаться, сказал:
— Буди благословенно.
Таким кротким он был. Этому дедушке было восемьдесят лет. А ведь до нашего Малого скита от Святой Анны было не близко. И он своими ножками, усталый, сразу после литургии, пришел, бедный, в наши пещеры вместе со своим диаконом. Старец поцеловал и руки и ноги Владыке. Он приготовил рыбу и выставил на стол дыню, которую приберегал для этого случая. Но дыня оказалась так себе.
— Ваше преосвященство! Отведайте дыньки!
— А-а-а, замечательно, замечательно.
Попробовал ее диакон и не удержался:
— Фу, какая невкусная!
— Хороша, хороша дынька! — говорил Владыка, несмотря на то что дыня действительно была невкусной.
И затем добродушный Владыка отправился к себе. Святой был человек! Путь от нас к нему был очень утомителен и для молодого. А ведь к нам он пришел после шести часов службы с хиротонией. Это значит плюс еще два-три часа. Такими подвижниками были люди того времени! А мы — как вареные, толком не можем ничего. Быстро устаем, все время недовольны. А тот, бедный, со своей палочкой — тук-тук — как он только ступеньки находил там, где и мул с трудом проходил! Но он не обращал внимания на свои больные ноги. Таковы были его решимость, подвижнический дух, его страх Божий!
* * *
Я столь мало думал о своем диаконстве, что забыл о нем. Представьте себе: в самый день рукоположения, после трапезы, я пошел в церковь зажечь лампадки. И там святой Престол стал так меня к себе притягивать — некоей благодатью, некоей любовью, — что я себя спрашивал: «Почему это меня так притягивает святой Престол? Разве я первый раз зажигаю здесь лампады?» И только потом я вспомнил, что стал диаконом и буду теперь служить у святого Престола. Затем мы после полудня поспали, поднялись на бдение. И я чувствовал в себе нечто новое, некую благодать. Что это было такое? Нечто меня тянуло к Небу. Некая благодать священства. И тогда я опять вспомнил, что стал диаконом.
* * *
После рукоположения мы по желанию Старца служили Божественную литургию каждый день. Он знал, какую пользу литургия приносит всем: и живым, и усопшим. Нам он рассказывал, что во время владычества турок был один священник, который ходил по селам и служил там литургии, поминая на каждой службе множество имен усопших. Однажды его схватил сельский полицейский-турок и запер в тюрьме, сказав: «Ты, отец, — гяур и своими службами возмущаешь народ. Что-то плохое ты затеваешь». В ту же ночь турок увидел во сне сотни людей с палками в руках, которые надвигались на него и строго говорили: «Или ты отпустишь батюшку из тюрьмы, чтобы он служил и поминал нас, или мы сейчас убьем и тебя, и твоих детей». Турок в ужасе проснулся и, хотя была еще ночь, побежал в тюрьму и попросил священника тотчас уйти восвояси.
