Люсьен Реньё - Повседневная жизнь отцов-пустынников IV века
И в наши дни коптские монастыри, со своими кельями и церквями, имеют черты, которые можно было бы перенять и аналогичным монастырям на Западе. На самом деле они представляют собой объединение учеников вокруг одного или нескольких старцев. Образ жизни, который уже больше двадцати лет восстановлен в монастыре Святого Макария, сильно напоминает феномен, существовавший начиная с IV века в Вади–Натрун, а также в Нитрии и Келлиях. Известный современный старец, абуна Матта–аль–Маскин, прибыл сюда в 1970 году со своими учениками, которых было около двенадцати. Число учеников постепенно возрастало, и сегодня община насчитывает более сотни монахов, которые на самом деле являются отшельниками, несмотря на то, что общинная жизнь развита здесь чуть лучше, чем в других коптских монастырях. Как любят говорить монахи из обители Святого Макария, впечатляющий ансамбль монастыря — это не более чем «фасад» в пустыне. По их мнению, подлинная монашеская жизнь и подлинное пустынножительство осуществляются несколькими учениками отца Матта–аль–Маскина в пещерах по соседству с монастырем. Между духовным отцом и его последователями все еще сохраняется та же атмосфера духовной свободы, которая была свойственна взаимоотношениям старцев IV века со своими учениками. Дух Божий, что привел монахов в пустыню, остается единственным подлинным учителем, который их вдохновляет и воодушевляет.
Глава одиннадцатая
ПРИЕМ ПОСЕТИТЕЛЕЙ
Благотворение ближнему
Авва Пимен говорил: «Есть три подлинных основания: страх Божий, непрестанная молитва и благотворение ближнему»[845]. Отцы пустыни отнюдь не были такими «недотрогами», какими мы можем их вообразить, — согнувшимися в три погибели, затворившимися в келье и занимающимися исключительно своим личным самосовершенствованием «наедине» с Богом, которого они и ушли искать в пустыню. Слов аввы Пимена вполне достаточно, чтобы мы поняли важность того, сколь серьезно они относились к делам любви и милосердия. Благотворение ближнему — это вещь такая же необходимая, как страх Божий и непрестанная молитва.
А еще требовалось так или иначе общаться с этим ближним. Но для этого совсем не обязательно нужно было выходить из кельи. Конечно, некоторые монахи подвизались в неприступных местах и никого не видели — но, как мы уже говорили, такие случаи были весьма редки. Некоторые другие, жившие в более доступных районах, заделывали дверь в келью и никого не принимали[846]. Но все они делали своим ближним намного больше — они молились за них и за всех людей, как повествуется о том в прологе к «Истории монахов»: «Всем совершенно ясно, что благодаря им стоит мир, и благодаря им существует жизнь человеческая и имеет ценность пред Богом»[847].
Исполняя пред Богом эту первую обязанность человеколюбия, большинство отшельников все же общались с ближними и непосредственно. Некоторые подвизались в келье с другими монахами, и почти все они время от времени принимали у себя посетителей. А великие аскеты, ставшие столь известны, что были просто‑таки осаждаемы страждущими, вынуждены были иногда оберегать свое уединение и скрываться в «запасную», секретную келью. Другие же, наоборот, томясь от скуки, тщетно ждали случайного посетителя, что позволило бы им прервать пост пораньше[848]. Однако большинство монахов вряд ли встречали посетителей каждый день. В апофтегмах о посетителях упоминается часто. Но это не должно вводить нас в заблуждение, ибо многие изречения как раз и родились во время таких встреч.
Посещение монахами друг друга
Поначалу монахи посещали друг друга. Визиты старца к молодому отшельнику, как кажется, были событием довольно редким. В одной апофтегме говорится: «Отцы наши имеют обычай приходить в кельи молодых братьев и надзирать за ними…»[849], но это изречение скорее всего позднего происхождения, ибо в других источниках крайне редко упоминается о таких посещениях. Известен случай с Макарием Александрийским, который в течение четырех месяцев приходил к брату и ни разу не обнаружил его праздным, но всегда стоящим на молитве[850]. Иоанн Кассиан рассказал, что авва Феодор нанес ему неожиданный визит и, увидев Иоанна разлегшимся на циновке, укорил его за это[851]. Но на приглашение молодого монаха посетить его старец мог согласиться не сразу[852]. Обычно старца навещал молодой монах, или ученик — своего авву и духовного отца. И старец всегда был готов принять у себя того, кто нуждался в его ободрении, утешении или совете. Авва Пимен принимал у себя посетителей даже во время Великого поста[853]. Иоанн Колов несколько раз встречался с одним братом, который, возвратившись к себе, все время забывал сказанное аввой[854].
Вполне понятно, что молодые монахи приходили к старцам за советом, а они, в свою очередь, навещали их, чтобы справиться о их делах. Но визиты молодых иноков друг к другу не поощрялись[855]. Они, конечно, могли совершаться по мере необходимости, но надо было строго следить за тем, чтобы не впасть в болтливость и пустословие. Молодому монаху советовали не беспокоить другого брата до девятого часа. Однако это правило касалось тех, кто знал друг друга и жил неподалеку. Оно упоминается только относительно монахов Нитрийской горы, посещавших келлиотов, или наоборот[856]. Тот, кто приходил издалека, не имел возможности точно подгадать час своего прихода.
Обычаи приема посетителей
На основании источников, которыми мы располагаем, мы можем реконструировать тот «церемониал», который следовало соблюдать при приеме гостя. Когда монах видел посетителей, которые приближались к его келье, он сначала должен был помолиться, чтобы встреча прошла хорошо. Например, таю «Господи Иисусе Христе, избави нас от обид и злословия, и проводи их отсюда с миром»[857]. Но обычно посетитель прибывал незамеченным и о своем визите конечно же не уведомлял. Он просто стучался в дверь[858]. Ему отворяли, здоровались и приглашали в келью[859]. В долине Нила были затворники, которые никогда не отворяли дверь и общались с посетителями через окно, как, например, авва Феона[860]. Однако ни в Нитрии, ни в Келлиях, ни в Скиту такие случаи не зафиксированы. Войдя в келью, посетителю предлагали снять милоть и освободиться от багажа, затем совершалась совместная молитва[861]. Вероятно, пришедшего часто приглашали совершить молитву. Так, Антоний Великий, пришедший к Дидиму Слепцу, тотчас согласился на такую просьбу, тогда как Палладий хотел от нее уклониться[862]. Один брат, принятый аввой Серапионом, из притворного смирения отказался помолиться и не согласился на омовение ног, но старец укорил его[863]. Ибо это — те почести, которые воздавали пришедшему. По словам аввы Аполлона, мы принимаем не гостя, мы принимаем самого Господа, так с ним и следует обходиться[864]. Омовение ног — это один из знаков уважения к пришедшему, это следование примеру и заповеди Иисуса Христа, данной вечером Страстного четверга[865]. Старца или более молодого монаха могли пригласить специально для того, чтобы выразить ему свое уважение и омыть ему ноги[866]. Иоанн Перс попросил дозволения оказать такую честь разбойникам, пришедшим его ограбить, чем подвиг их к покаянию[867].
Один старец сказал как‑то Евагрию: «Когда ты пришел к кому‑то, не начинай говорить до того, как тебя об этом попросят»[868]. Это — общее правило: «Не говори, если тебя не спрашивают»[869]. Но обычно нужно было, чтобы один из двух монахов склонил другого к беседе. Если каждый считал себя ниже другого, недостойным того, чтобы начать беседу, диалог вообще не мог состояться. Чаще всего — и в этом мало сомнений, первым разговор начинал посетитель, чтобы объяснить причину своего прихода. Так, например, монах, пришедший к старцу в поисках мудрого совета, мог просто сказать ему: «Отче, скажи мне слово живое, как найти мне Бога, и помолись за меня, ибо у меня много грехов»[870]. Старец иногда предвидел то, о чем его хотят спросить, и отвечал, не ожидая самого вопроса[871]. Воображаемый диалог, который вел сам с собой брат, искушаемый покинуть келью, чтобы посетить старца, вероятно, довольно точно отражает, каким образом завязывалась беседа: «Представь, что ты пришел к старцу и говоришь: “Как идут твои дела, отче? Уже давно желал я увидеть твою святость”. Затем он берет умывальницу и, умывшись, играет роль старца, говоря: “Ты хорошо сделал, что пришел, брат, прости меня, ибо ты много потрудился, придя ко мне. Да воздаст тебе за это Господь!”»[872] Авва Исайя писал, что брат, который принимает у себя монаха из других мест, должен сперва поприветствовать его с любовью, затем сотворить с ним молитву и пригласить его присесть. И тогда уже спрашивать: «Как дела у тебя?»[873]
Еда, предлагаемая гостю
После всех подобных приветствий первым долгом того, кто принимал посетителя, было предложить ему трапезу и самому вкусить пищи вместе с ним, прервав, если требовалось, свой обычный пост даже в том случае, если было еще утро[874]. Много раз в апофтегмах мы видим посетителя, который, перед тем как уйти, извиняется перед принявшим его монахом за то, что тот ради него нарушил свое обычное правило. Но монах отвечал с любовью: «Мое правило — подкрепить твои силы и отправить тебя с миром»[875]. Некие братья спросили старца, хорошо ли, что им пришлось есть до назначенного часа: «Авва, не огорчило ли тебя это?» «Огорчение мое, — ответил он им, — поступать по своей воле»[876]. «Я, — ответил другой, — получаю двойную пользу: отсекаю свою волю и исполняю заповедь любви к ближнему»[877]. Старец, принявший Иоанна Кассиана и его спутника Германа, в шутку сказал им: «Пост‑то всегда со мной, а вот вы не всегда… Встречая в вашем лице Христа, я должен обходиться с вами со всяческим усердием, но когда я увижу вас уходящими от меня, то смогу вновь возобновить свой пост. Ибо сыны чертога брачного не смеют поститься, пока жених с ними…» (ср. Мф. 9, 15)[878]. Если у монаха было несколько посетителей за день, он должен был отсекать свою волю и жертвовать постом. Евагрий Понтийский советовал не тяготиться этим, а, наоборот, радоваться, ибо это — похвала Богу[879].
