Виктор Санчес - Тольтеки нового тысячелетия
- Эй, Фермин, ты уже ходил на Хумун Куллуаби?
- Нет, я только тут слоняюсь, надо мной уже смеются!
- А в чем дело?
- Просто мне страшно, вот и все!
- Да что такое там может с тобой случиться? К тому же, это ведь твой долг?
- Верно, долг, только все равно страшно. Я уже три года как должен был туда пойти, да вот никак не решусь. Мне нужно набраться мужества, а то как бывает только я решу, что нужно идти, - тут же и струшу.
- Но чего ты боишься?
- Да страшно ведь. Сам посуди - туда отправляются затем, чтобы понять, в чем смысл твоей дальнейшей жизни, кем тебе предстоит стать: знахарем, крестьянином, маракаме или кем-то еще. И пейоту нужно столько съесть, просто страх.
- Да ты ведь пробовал уже пейот! И потом, все, кто его пробовал, любят пейот, все любят Хикури, чего же бояться?
- Нет, тут совсем другое дело. Самое главное тут - честно исповедаться.
Перед тем, как отправиться на Хумун Куллуаби, каждый должен исповедаться перед всеми, рассказать о своих грехах, ничего не утаивая. Так нужно, чтобы очиститься. Ведь если ты что-то утаишь, то потом на Хумун Куллуаби, тебе придется туго, ты можешь навлечь на себя беду или заболеть. Можно даже умереть.
- А что же с пейотом?
- Ну, там совсем другое дело! Это не то что здесь, съел немного, так, чтобы веселее было ходить или работать, легче услышать советы Бога. Там тебе дают здоровенную порцию, и насильно заставляют ее съесть!
- А если откажешься?
- Тогда тебя будут бить! Они позовут таких парней, их называют шерифами, и они бьют тебя до тех пор, пока ты не съешь. И это надо сделать быстро, потому что остальные ждут своей очереди.
- А потом?
- Ну, потом... самое главное - это правильно исповедаться. Если сделаешь это хорошо, то увидишь и услышишь Тамаца, он расскажет тебе все, что ты хочешь узнать о будущем. Остается только сидеть и слушать. А если ты исповедаешься плохо, то потом это выяснится, потому что такой человек начинает кричать и пытается убежать, - ведь ему является не Тамац, а демоны или другие страшные существа.
- Ну и что тогда бывает? Остальные помогают такому человеку?
- Они помочь не могут, это ведь твоя вина в том, что ты не исповедался до конца. Они такого человека привязывают к дереву и заставляют его принять положенные муки. Раз уж начал, то отступать нельзя!
- Ого! Теперь я понимаю, что тебя страшит. Придется и мне хорошенько задуматься над этим!
- В общем, я тебе сказал, самое главное - правильно исповедаться, до конца.
Тогда есть шанс, что на будущий год я смогу присоединиться к хикарерос. Вместе с друзьями и группой виррарика, я направился к Сапотекас, что на границе штата Сан Луис Потоси. Вдруг машины остановились у обочины шоссе. Вся группа паломников была в сборе - 26 хикарерос и один маракаме. Нас, теварис, было шестеро, включая меня. Хикарерос стали совершать какие-то странные действия. Некоторые из них зажгли свечи, а остальные собрались вокруг, что-то оживленно обсуждая на своем языке. Матевамес
Хикарерос накрывают лица матевамес ("тех, кто еще не видел, но узрит") тех, кто идет на Хумун Куллуаби в первый раз. Вот и теперь уруквакаме Лусиано, вместе с двумя молодыми помощниками, надевает на матевамес повязки. Их надевают и на моих друзей теварис (я-то уже был на Хумун Куллуаби). Я поясняю им смысл этого ритуала (насколько понимаю его сам): повязка, закрывающая лоб и, отчасти, глаза (так, что можно было видеть землю под ногами, но нельзя смотреть по сторонам и вверх), символизирует духовную слепоту тех, кто поднимается на Хумун Куллуаби впервые. Такие люди должны сконцентрироваться и сосредоточить свое внимание, чтобы совершить путешествие в рай виррарика, который им посчастливится посетить еще при жизни. Они не должны снимать этих повязок до тех пор, пока не прибудут на гору и не завершат охоту на Оленя-Пейот.
Я замечаю, как на глазах изменилось внутреннее состояние паломников: они как-то подтянулись, в их глазах появилось понимание серьезности момента. Да, совсем не то, что было еще несколько часов назад. Это признаки внутренней духовной трансформации, и дело не только в том, что они направляются в место, где могут вступить в прямой контакт с Силами, управляющими миром, дело в том, что само это путешествие свято. Теперь это не просто мужчины и женщины. После того, как был совершен первый ритуал, знаменующий начало путешествия, они словно начали превращаться в духов. Отныне, особенно с этого момента, возврата в прошлую жизнь нет. Каждый шаг, каждый поступок приближают их к проникновению в святая святых своего "я", туда, где человеческая природа сливается с природой управляющих миром Сил. Матевамес опускают головы в знак уважения и с почтением внимают словам уруквакаме. Мы - Лигия, Маноло, Рене, Луис Мануэль, Армандо и я раскрыли сердца словам Лусиано, хотя смысл этих слов нам неясен. Да это и не важно - разве дело в смысле каких-то слов? Универсальный язык чувств сблизил нас за время путешествия с этими мужчинами и женщинами, ставшими нам за эти дни теокарис - братьями и сестрами, нашими товарищами в этом паломничестве к Величайшей Тайне нашей жизни.
После покрытия голов матевамес, произносится общее благословение, и мы садимся в машины. Следующая остановка в месте, которое укажут Антонио и Лусиано. Там мы заночуем, именно там нам предстоит участвовать в самом важном моменте паломничества: исповеди.
Антонио едет в кабине грузовика, вместе с Лусиано. Они пристально вглядываются в ночь, стремясь не пропустить знак, по которому им надо будет остановиться. Примерно через сорок минут путешествия через ночь, они вдруг дают сигнал: стоп! Несмотря на темноту, я различаю вокруг свойственную полупустыне растительность, а когда утихает гул моторов, звуки ночи помогают сориентироваться в пространстве. Несмотря на то, что мы едва съехали с обочины шоссе, звука проезжающих машин почти не слышно. Да, виррарика умеют устроиться в нашем мире так, чтобы он почти ничем не нарушал их привычного существования. В конце концов, они-то давно обитали здесь - еще до появления этого шоссе и теварис. На небе не видно луны, только несколько звездочек поблескивают сквозь тучи. Ночь виррарика
Мы молча двигаемся в сторону от асфальтовой полосы шоссе. О чудо! Из своих небольших мешков виррарика извлекают маленькие поленца, примерно одинаковые по размеру и толщине. Через несколько минут они укладывают поленца для костра, причем так, что их концы смотрят на восток - туда, где живет Тау (Солнце). Но прежде, чем зажечь Татевари, Лусиано обращается к нему с просьбой принять пищу, заготовленную для него виррарика. Еще он просит защитить нас во время паломничества. Глядя на него, мы понимаем, что его любовь к Татевари, которую он питал всю жизнь, это действительно неподдельное, искреннее чувство, это живая сила. Лусиано подносит спичку, и тут же, словно он открыл дверь в иной мир, вспыхивает яркое пламя. Каждый из нос бросает в костер полено или ветку - это наши приношения Предку Огню. Но прежде, чем положить приношение в костер, индейцы снова произносят названия своих священных мест, указывая одновременно в их сторону поленьями или ветками, словно это стрелки компасов - тем самым они черпают силу этих мест. "Рапавийяме! (озеро Чапала) Аурраманака! (храм земли в Дуранго) Арамара! (побережье Сан Блас) Хумун Куллуаби!" Каждое название сопровождается приветственными выкриками всех присутствующих. После призывания духов святых мест, паломники подходят к костру и бросают туда топливо. Затем виррарика достают из сумок немного кукурузной муки, ее тоже кладут в огонь (не забыв обратиться и к ней с просьбой и молитвой). Эль кавитеро
Наконец, один из хикарерос, пятидесятилетний индеец по имени Хуан, начинает что-то взволнованно рассказывать, размахивая руками. Он говорит очень быстро, а все остальные начинают хихикать. Затем он замедляет темп речи, и постепенно засыпает, и даже храпит, от чего все остальные смеются еще громче.
Мы, разумеется, не понимаем смысла происходящего. Тогда Хуан снова приступает к своей "проповеди", он показывает на огонь, на людей, куда-то вдаль, в пространство, и потом начинает рыдать! Однако никто из индейцев, к нашему изумлению, не спешит ему на помощь, более того, они начинают просто хохотать. И чем громче его плач и отчаяннее стоны, тем громче они смеются. Я подхожу к Тайяу, который должен служить для нас переводчиком и гидом, и спрашиваю, что происходит?
- Он кавитирует!
- Что-о-о?
- Это кавитеро, и он излагает историю мира.
Тут только я понял, что происходит, и рассказал об этом своим спутникам: это просто кавитеро пародирует поведение другого кавитеро. В данном случае, он пародирует Лусиано, который, судя по всему, веселится больше всех остальных. Хуан делает вид, что заснул - это самый тяжким проступок, который может совершить кавитеро. Когда же Хуан пародирует слезы и стоны, которым настоящий кавитеро должен сопровождать свой рассказ, индейцы просто начинают кататься от хохота. Так продолжается примерно час, а затем приходит время ритуала смены имени. Смена имен
