Мартин Лютер - Лекции по посланию к Галатам
Такова суть обсуждаемого здесь. Однако Иероним не понял этого. Он видел только поступки, а не намерения, с которыми эти поступки совершались. Сами по себе поступки не были порочными, ибо есть и пить или не есть и не пить — это ничего не значит. Но намерения, с которыми совершаются поступки: “Если ты ешь, то, дескать, согрешаешь; а если воздерживаешься, то праведен” — вот что является порочным. Таким образом, обрезание само по себе — хорошее дело, но порочным является намерение: “Если ты не обрезан по Закону Моисееву, то ты не можешь быть спасен”. Именно такой пример и показывал всем Петр [своим поступком]: “Если вы не избегаете пищи, запрещенной Законом, то вы не можете быть спасены”. Здесь Павел просто не мог притворяться или лицемерить, потому что под угрозу ставилась истина благовествования. Чтобы сохранить эту истину, он открыто противостал Петру. Павел оговаривает здесь некоторые различия. Причина, по которой можно уклоняться от некоторых разновидностей пищи,— это милосердие [сострадание]. В этом нет никакой опасности, потому что всегда хорошо сослужить такую службу слабому брату своему. Это Павел и сам делал, и этому он учил. Другая же причина, заключающаяся в том, что вы избегаете этой пищи для того, чтобы быть праведным и обрести спасение, подразумевает, что если вы не избегаете этой пищи, то грешите и обрекаете себя на проклятие. Будь проклято такое “милосердие” и все деяния такого милосердия! Ибо уклоняться от запретной пищи таким образом — значит отрекаться от Христа, значит швырнуть Его Кровь под ноги, значит хулить Дух Святой, значит богохульствовать и восставать против всего святого. Таким образом, если кто-то стоит перед неизбежным выбором, то лучше для него потерять друга и брата, чем Бога Отца. Ибо если человек теряет Бога Отца, то ему не сохранить надолго и брата своего.
Поскольку Иероним не видел этого, он не мог понять ни данного фрагмента, ни всего Послания. Он полагает, что Павел занимается словоблудием, обсуждая что-то совершенно несущественное. Поэтому он “выгораживает” Петра, смягчает его грех и говорит, что он согрешил непроизвольно [сам того не ведая]. Но Петр согрешил не по неведению, ибо он знал, что ему позволено есть все, но по лицемерию и притворству, которое могло бы повлечь за собою суждение о необходимости Закона. Этим он побудил бы как язычников, так и иудеев уклониться от истины благовествования и в немалой степени содействовал бы тому, чтобы они отказались от Христа, отвергли благодать, вернулись к Иудаизму и приняли на себя все бремя Закона. Вот что могло бы произойти, если бы Павел не упрекнул Петра и тем самым не призвал бы язычников и иудеев, соблазненных примером Петра, обратно — к свободе во Христе и истине благовествования. Таким образом, если бы кто-то хотел осудить и преувеличить грех Петра, то этот грех мог бы казаться огромным. И все же Петр согрешил не по злому умыслу и не по невежеству, но лишь потому, что так сложились обстоятельства — и из страха. Ошибка или грех одного человека легко может вызвать ужасные разрушения, если ее не исправить. Таким образом, учение об оправдании — дело не шуточное, и у нас есть серьезные причины, по которым мы прививаем это учение, настаивая на нем столь усердно.
Поразительно, что Петр, столь выдающийся Апостол, совершил это. До того, на совещании в Иерусалиме он, будучи почти в полном одиночестве, отстоял свое мнение о том, что верующие обретают праведность верою, без дел Закона (Деян.15:7-11). Тот, кто так упорно защищал истину и свободу благовестия, теперь избегает пищи, запрещенной Законом, и грешит в этом, не только становясь причиною великого соблазна, но противореча собственному утверждению. “Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть” (1Кор.10:12). Никто не думает о том, сколь опасны традиции и обряды, и все же мы не можем без них. Что в этом мире является более необходимым, чем Закон и его дела? И все же всегда есть опасность, что это породит отрицание Христа. Ибо Закон часто порождает упование на дела, а там, где присутствует это, не может быть упования на Христа. Поэтому Христа вскоре отвергают и теряют, что мы видим в случае с Петром. Он знал учение об оправдании лучше нас. И все же как легко он мог попасть в такую ситуацию, когда ему пришлось бы нести ответственность за тяжкие последствия своих дел и своего примера, если бы ему не противостал Павел! Все язычники отвернулись бы от проповеди Павла и в результате — утратили бы Евангелие и Самого Христа. И все это происходило бы под видом чего-то святого. Ибо они могли бы сказать: “Павел, до сих пор ты учил нас, что мы должны обрести оправдание по одной лишь благодати, без Закона. Теперь же, как видишь, Петр делает прямо противоположное, ибо он воздерживается от пищи, запрещенной Законом. Таким образом, он учит нас, что мы не можем быть спасены, если не подвергнемся обрезанию и не будем соблюдать Закон”.
13. Вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием.
Здесь вы явственно видите, что Павел обвиняет Петра в лицемерии, то есть как раз в том, в чем Иероним обвиняет Павла. Если Петр притворялся, то он, несомненно, знал — что было истиною, а что нет. Тот, кто притворяется, грешит не по неведению, но [преднамеренно] вводит людей в заблуждение, прикрывая ложь, которую он сам знает. “Вместе с ним, — говорит он, — лицемерили и прочие Иудеи, так что даже Варнава (являвшийся сотрудником Павла на протяжении долгого времени, когда они проповедовали язычникам веру во Христа, без дел Закона) был увлечен их лицемерием”. Здесь вы видите ясное описание сущности греха Петра — это было лицемерие, которое могло повлечь за собою гибель Евангелия в том виде, в каком оно было принято, если бы Павел не противостал ему.
Как это чудесно, что Бог сохранил только что учрежденную в то время церковь и само Евангелие посредством лишь одного человека. Павел один отстаивает истину. Потому что он потерял Варнаву, своего спутника, и Петр был против него. Иногда один человек в совете может сделать больше, чем весь совет, о чем свидетельствуют даже сами паписты. Они цитируют, например, Пафнутия, который противостал всему Никейскому собору (лучшему из когда-либо собиравшихся со времен апостольского собора в Иерусалиме) и настоял на своем.
Я говорю это для того, чтобы мы познавали учение об оправдании с величайшим усердием и явственно различали Закон и Евангелие. В этом вопросе мы ничего не должны делать из лицемерия и не должны уступать никому, если мы хотим сохранить истину благовествования и веру чистыми и неоскверненными. Ибо, как я уже говорил, они очень уязвимы. И здесь пусть убирается подальше здравый смысл [разум], этот враг веры, который в искушениях греха и смерти полагается не на праведность веры, или христианскую праведность — о которой он и знать ничего не знает,— но на собственную праведность или, в крайнем случае, на праведность Закона. Как только разум и Закон сходятся вместе, вера сразу же теряет свою чистоту. Ибо у веры нет бoльших врагов, чем Закон и разум. Этих двух врагов невозможно одолеть без огромного старания и труда, и вы должны одолеть их для того, чтобы спастись. Таким образом, когда ваша совесть устрашается Законом и борется с судом Божиим, не ищите совета у разума или Закона, но полагайтесь только на благодать и Слово утешения. Стойте на этом так, будто вы никогда и ничего не слышали о Законе. Войдите во тьму, где не сияют ни Закон, ни разум, но присутствует только тусклый свет веры (1Кор.13:12), который дает нам уверенность в том, что мы спасены одним лишь Христом, безо всякого Закона. Таким образом, Евангелие ведет нас за пределы и выше света Закона и разума, во тьму веры, где Закону и разуму нечего делать. Закон тоже заслуживает того, чтобы его слышали, но в надлежащем месте и в свое время. Когда Моисей на горе говорил с Богом лицом к лицу, он не имел, не учреждал и не отправлял Закона. Но теперь, когда он спустился вниз с горы, он стал законодателем и правит народом посредством Закона. Итак, совесть должна быть свободна от Закона, но тело должно ему повиноваться.
Из этого совершенно ясно, что Павел упрекал Петра не по пустякам, но ради важнейшей доктрины Христианства, которая была поставлена под угрозу лицемерием Петра. Ибо остальные иудеи и сам Варнава лицемерили с ним заодно. Конечно, они все грешили не по неведению и не по злому умыслу, но из страха перед иудеями, и этот страх так ослепил их сердца, что они не признали своего греха. Воистину удивительно, что такие великие мужи, как Петр, Варнава и другие столь быстро и легко впали во грех, да еще в том вопросе, в котором они были хорошо осведомлены и даже учили других. Поэтому, как доктор Штаупиц предупреждал нас, весьма опасно полагаться на собственные силы, независимо от того, насколько святы, широки и тверды наши знания . Ибо в том, что мы знаем лучше, мы можем заблуждаться и грешить, подвергая опасности не только самих себя, но и других, как это делал Петр.
