Вадим Рабинович - Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух
КАК БУДЕМ СТРОИТЬ ПОВЕСТВОВАНИЕ, которое предстоит, хотя, кажется, давно уже повествуется? Это будут уроки о научении жить-быть в качестве книжников-учителей европейского средневековья. И уроков этих будет четыре. Можно сказать, своеобразный средневековый квадривиум.
Вопреки хронологическому порядку первый урок нам преподаст Алкуин учитель по преимуществу, в некотором смысле ученый учитель вообще. И лишь потом учить будет Августин - "учить" собственному обращению самостановлению. А после Августина - Абеляр, учащий читать "объективно" данный текст как текст священной жизни, поставив странным образом на карту жизнь собственную. Завершит квадривиум Франциск из Ассизи, который так прожил жизнь, что дал возможность своим последователям представить свою жизнь как "объективно-субъективный" текст.
Таков порядок повествования. Но это еще не есть обоснование этого порядка. Потому что предстоящее будет по ходу дела обосновывать себя самое.
Сами уроки начнутся позднее, а пока анонсы этих уроков: учительское слово Алкуина о том, как учить знанию смыслов всего, что вокруг; исповедальное слово Августина о том, как сподобиться истинному бытию по истине и благодати; схоластическое слово Абеляра о том, как критически читать не подлежащий критике священный текст во славу запредельного, вне текста лежащего, его смысла; человеческий жест святого Франциска, жест-жизнь, который станет спустя век или два текстом басенно-морализирующего, наставительного свойства.
Урок Алкуина: учить учить
Пипин. Что такое язык?
Алкуин. Бич воздуха.
Пипин. Что такое воздух?
Алкуин. Хранитель жизни.
Пипин. Что такое жизнь?
Алкуин. Счастливым радость, несчастным горе, ожидание смерти...
Не правда ли, странный способ выучить что-либо, уходя каждый раз от сути выспрашиваемого предмета. От сути? - Да, но от сути в нашем, сущностном смысле этого слова - от исследовательски постигаемой сущности. Но приходя хочется думать - в ходе такого вот учено-учительского словопрения к иному смыслу... Но не будем предвосхищать результат.
Урок Августина: учить быть
"Господи, доколе? Господи, доколе ты все гневаешься? Перестань вспоминать наши прежние неправды!.. До каких пор все "завтра, завтра", почему не теперь?.. Так говорил я, плача в горестном сокрушении сердца. И вдруг из соседнего дома зазвучал напевный голос то ли мальчика, то ли девочки, голос, повторявший все время: "Возьми и читай, возьми и читай".
То есть зри и внимай - всем своим существом во имя созидания собственной цельности посредством слова-световида.
Августиновский урок самостановления - как быть, как в собственное исповедальное слово исхитриться (не то слово!) включить внечеловеческий смысл человеческого бытия в его полной богоданной человеческой мере. И этот урок тоже будет преподан. Но - опять-таки - с каким исходом?
Урок Абеляра: учить читать
"Наставляя нас нравственно собственным примером, бог пожелал воссесть в двенадцатилетнем возрасте среди учителей и спрашивать, скорее являя нам образ учащегося в вопрошании, чем образ учащего в высказывании, хотя тем не менее он обладал полной и совершенной божественной мудростью.
Когда же приводится нечто высказанное в Писании, то оно побуждает читателя и привлекает его к исследованию истины тем более, чем более восхваляется авторитет самого Писания..."
Умение читать - риск ничего так и не вычитать - риск жизнью, запечатленной тоже в исповедальном, хотя и противоположном Августиновой "Исповеди", слове.
Слово и об этом научающем умении - читать текст - тоже вот-вот...
Урок Франциска:...жить
Брат Лев Франциску: "Отец, я прошу тебя во имя божие, скажи мне, в чем же совершенная радость..."
И Франциск отвечал ему... Нет-нет! Не ему (ему он ответил словом), а папе Иннокентию III, например, - делом, непосредственным человеческим жестом, естественным как листок на ветру, как роса на этом листке или как воробушек - росинку эту в охрипшее горло...
Что же он там такое сделал? - Он жил, жил, хоть и не умел жить. Несостоявшийся урок? Но зачем спешить? И этому уроку еще предстоит быть данным.
Итак, четыре наставительных урока, четыре Евангелия: от Алкуина, от Августина, от Абеляра, от Франциска (в лице его последователей). Четыре учительских умения. Посмотрим, насколько результативных...
Замечу: здесь даны краткие названия этих уроков, обозначающие лишь тему. Самим же урокам предпосылаются развернутые названия, в которых прочитывается исходная конфликтность собственных дидактических задач наших учителей, вовсе не таких уж "узких специалистов", напротив - замечательных "совместителей" всех четырех "профессий" квадривиума. Живой источник предстоящих общений.
В путь!.. Точнее: по четверопутью - по учительским ориентирам европейских средних веков.
Но прежде - зонг о пятом пути:
Над манускриптом в час ночной,
Когда над сторонами улиц
Сойдется тьма и схлынет зной,
Под гнетом прошлого ссутулюсь
Над манускриптом в час ночной.
Прилежно воспроизведу
Округлые черты латыни.
И как бы невзначай войду
В миры, исполненные стыни,
В отяжелевшие миры
Гранит замшелый, мрамор битый,
Запечатлевшие пиры
И вид пирующего сытый.
Где золото твое, латынь?
Где серебро?.. Каржава проза,
Тускнеющая, как латунь...
Но посмотрите: Крест и Роза
Начертаны внизу листа.
Наверно, розенкрейцер автор.
А за окном шумит листва
Не нынче вычернит, так завтра,
Свои зеленые слова...
Вся жизнь его вот здесь - мертва.
И все же не дают покоя
Поставленные вкось слова
Такою молодой рукою.
И в кровь они, и в бровь, и вкривь
В минускуле зажаты тесном.
Наверное, владел порыв
Старинным автором безвестным,
Ушедшим в темень языка.
Зато изгиб пера, смятенье
Строки, четыре завитка,
С листа сбежавшая рука
Для общего уразуменья
Вполне достаточны пока.
Наверно, на душе его
В ту пору неспокойно было,
Когда для взора моего
Волненье жуткое явила
Душа. И мне передалось
От букв, поставленных нелепо.
Так всякий раз уходит лето
В осенний день, слепой от слез...
Сшибайтесь, буквы, так и сяк,
Как перволед, ледащ и тонок!
И лишь тогда поймет потомок,
Конечно, если не дурак,
Меня, моей строки излом
В единоборствии со злом
И букв разлад мой с тем и с этим...
Отметим, скажет он, отметим!
УРОК АЛКУИНА,
который, наставляя
Карла Великого,
учил учить
неученых,
имея в виду разгадать,
как быть
в этом мире,
правильно читать
начертанное
и жить
по истине
ТЯЖЕЛЫЙ СОН, жаркий и душный, свалил молодого послушника. Сквозь сон гулко доносились удары в доску. Это звал монастырский сторож к ночному богослужению. И вдруг в рваный и смутный сон ворвались хриплые дьяволы и принялись лупцевать бедного монаха. А один дьявол будто бы и говорит: "Кто там в одеяло укутался, лежит себе и посапывает?" Несчастный собрался в комок и стал молиться, обещая больше никогда не пропускать ночных богослужений и, конечно же, никогда даже в руки не брать Вергилия-язычника. А молитва все громче и громче. Сон слетел, как не был. И опрометью в церковь на полуночную службу.
Этим соней, за полночь зачитавшимся Вергилием и потому проспавшим всё на свете, даже - подумать страшно - всенощную, был Алкуин (Alcuinus), или Альбин (Albinus), a если по-англосаксонски, то Алхвине (Alchvine), тогда только еще смиренный ученик (хотя уже и тогда был не прочь почитать язычника Вергилия), но вскоре - великий учитель, блистательно отметивший своим учительством не только свой VIII век, но пожалуй, все целиком Каролингское возрождение (купно с VIII еще и IX век). Прозвище у него было Флакк (в честь Горация, конечно).
Родился он около 730 года в Нортумбрии и был по рождению знатным англосаксом. Учился в Йорке у архиепископа Эльбарта. В 778 году стал главой школы, заслужив сан диакона. Пошли собственные стихотворные сочинения, ученые трактаты. Пошли и ученики. В 781 году побывал на франкской земле, заезжал в Рим, а по дороге назад, в Парме, познакомился с Карлом Великим, который пригласил ученого англосакса послужить у него при дворе. Алкуин долго раздумывал и только в 793 году насовсем поселился при дворе Карла вместе с верными своими учениками, возглавив придворную школу для научения франкского духовного сословия риторике, диалектике и астрономии, но и для выполнения функций министра культуры, если сказать по-нынешнему. Он же советовал королю по части школьных, церковных, юридических и политических дел, за что сам Карл и его домочадцы очень его любили. Алкуин к тому же неплохо управлял аббатством Святого Мартина в городе Туре.
