А. Спасский - Лекции по истории западно–европейского Средневековья
Кто такие были майордомы? История майордомов принадлежит к числу самых сложных и спорных научных вопросов, относящихся к эпохе Меровингов. Главная трудность состоит в определении их должности, потому что майордомы являются при самом начале Меровингской династии, хотя на первый план они выдвигаются только в начале VII в., а с середины его получают уже господствующее значение. По более основательному мнению, майордом первоначально заведовал всеми чиновниками, лично служащими королю, и его экономическим хозяйством, так что его должность соответствовала нынешней должности министра двора. Нередко, во время отсутствия короля, майордом председательствовал на королевском суде, устанавливал налоги и вообще заменял короля, почему и назывался иногда Subregulus. Сначала на должность майордома назначали короли по своему произволу франков или римлян, но потом, в период распрей и малолетства меровингских королей, аристократический класс присвоил себе право избирать майордома из своей среды, так что последний стал представителем аристократии и притом аристократии германской. Майордом, таким образом, воплощал собой реакцию германского начала против склонявшихся к римским традициям королей. — Из всех палатных пэров, существовавших при дворах преемников Хлодвига, одна фамилия сделала эту должность наследственной в своем доме и приобрела верховную власть во всем франкском государстве. Это была фамилия Пипина Ландского или Старого, получившая название. Каролингов по имени знаменитейшего из ее представителей — Карла Великого. К концу VII в. майордомы этой фамилии сделались настолько могущественными, что присвоили себе титул dux princeps Francorum, т. е. вождя и князя франков. Роль короля делалась с этих пор совершенно ничтожной; он не имел ни малейшего участия в управлении, жил в своем поместье под надзором майордома, получая от него содержание; и только раз в год, во время народных собраний, его привозили на Марсово поле в колеснице, запряженной белыми быками, и он в короне и королевской одежде председательствовал здесь, принимал послов и подарки, не смея, однако, сказать ни одного слова, которое предварительно не было одобрено майордомом. Последние Меровинги были довольны яуже тем, что майордомы позволяли им носить длинные волосы, — составлявшие отличительный признак их королевского достоинства, ибо по германским понятиям позволить себе брить бороду или стричь волосы значило подпасть под опеку того лица, которое. совершило эту операцию. Старинная хроника города Меца говорит про майордома Пипина Геристальского следующее: «Каждый -год первого марта, по древнему обычаю, он созывал франков на „всеобщее собрание, в котором по своему уважению к королевскому имени предоставлял председательство тому, кого он в своей кротости ставил выше себя, т. е. королю». Общественное мнение того времени давно уже привыкло видеть в майордоме действительного короля, но даже и в официальных актах с конца VII в. становится обычной формула: «regnante rege, gubernante majore domus», т. е. в царствование короля, когда управлял такой‑то майордом, и пр. Последний шаг майордомами Каролингской династии сделан был в 751 г. В этот год Пипин Короткий, бывший дотоле майордомом франков, отправил к папе Римскому торжественное посольство со знаменитым вопросом: «Кому должен принадлежать королевский престол по праву: тому ли, кто носит титул короля, но не имеет ни власти, ни трудов управления; или тому, кто, не нося имени короля, управляет всей страной?» Ответ папы не мог быть сомнителен, ибо папа, вступивший в такие же отношения к майордомам, в каких он некогда стоял к Хлодвигу, сам был заинтересован в торжестве майордомов, — и вот на народном собрании духовенством и аристократией Пипин провозглашен был королем франков. Последний Меровинг заключен был в монастырь, а папа помазал миром Пипина и короновал его.
Это событие было целой революцией, но революцией мирной, обошедшейся без крови и шума. Оно открывает собой целую эпоху в истории франкского государства, эпоху, центром которой является личность Карла Великого, к характеристике которого я и обращаюсь.
Монархия Карла Великого и процесс ее распадения[12]
Карл Великий: значение его личности и ее характеристика. — Войны Карла Великого и их культурно–политическая цель. — Восстановление Западной Римской империи и исторический смысл этого события. — Административные реформы Карла. — Заботы его об умственном просвещении. — Общий итог исторического развития Западной Европы при Карле Великом. — Причины падения Карловой монархии.: а) противоположность элементов, входивших в ее состав, б) разнородность населения и в) слабость преемников. — История окончательного раздела Империи.
На протяжении всей западно–европейской истории трудно указать другую личность, которая вызывала бы своей деятельностью столь согласные, восторженные отзывы, которая в такой же степени служила бы предметом благоговейного почтения и обсуждения, как это случилось в отношении к Карлу Великому. От VIII в. по настоящее время люди всех положений и всякого звания, которые имели повод и случай ознакомиться с великим франкским королем, с беспримерным единодушием преклонялись перед ним и признавали за ним бесспорное право на имя «великого». Еще один из современных Карлу хронистов, записывая год и день его кончины, добавлял к своему известию такие слова: «Невозможно сказать, как велика была печаль о нем по всей земле: даже язычники сожалели о нем как о всеобщем отце». С тех пор, как сделано это замечание, прошло почти 11 веков, написано очень солидное число монографий о личности и деятельности Карла, но то чувство, какое слышится в словах хрониста, продолжает оставаться господствующим в одинаковой мере, несмотря на различие эпох и историков. «Много великих государей, — говорит о Карле один из известнейших исследователей истории германских императоров, — много великих государей было в течение тысячи лет, которыми отделено то время от нашего, но никто из них не имел стремлений более высоких, чем он: самые отважные завоеватели, самые мудрые из миролюбивых правителей довольствовались стремиться к тому, к чему стремился уже он. И, быть может, никогда не существовало человека, чья деятельность была бы так плодотворна, как деятельность этого государя». Другой современный нам историк, подводя итоги заслугам Карла, выражается о нем таким образом: «Величественный образ Карла, — пишет он, — сияет в хаотическом мраке этого переходного времени; история справедливо назвала его великим; гениальный правитель, он совершил бессмертные дела и создал благотворные учреждения в государстве, владыкой которого поставила его судьба на благо европейским народам. Его называют "Моисеем Средних веков": он вывел человечество из пустыни варварства и дал ему новые законы».
Деятель отдаленной эпохи, Карл еще и до сих пор живет, окруженный каким‑то мифическим облаком, не только в исторических сочинениях и критических исследованиях, но и в памяти различных народов, возвышаясь над всеми местными, национальными воспоминаниями, которые, казалось бы, ближе должны быть к сердцу народов. Известно, что славянские племена самое понятие о власти неразрывно сочетали с воспоминанием о Карле, так как наше слово «король» ведет свое начало от обаяния имени великого франка; французы в своем «Charlemagne» и до сих пор не отделяют от его имени титул Великого; немецкие, романские и арабские сказания одинаково дружно говорят о Карле в возвышенном, приподнятом тоне. Что же касается средневековой жизни, то нет в ней такой области, в которой бы личность Карла не вызывала горячей восторженности и искренней привязанности. Французское рыцарство прославляло и восхищалось им как первым рыцарем, поэты немецких городов воспевали его как заботливого о своем народе отца, как справедливого судью, а католическая Церковь причислила его к лику святых.
Где же лежит причина этого всеобщего преклонения перед личностью Карла? В великой ли монархии, созданной им в течение своей сорокалетней деятельности? Правда, что громадная Империя Карла, обнимавшая все христианские страны Западной Европы, была самой видной, самой блестящей стороной его царствования, но эта Империя, это единство, которое он хотел навечно дать западному миру, не имело в себе прочных задатков и исчезло вместе с ним, породив явления, прямо противоположные его личным замыслам. В учреждениях ли, связанных с его именем? Но и эти учреждения изменились вместе с Империей, и изменились не к лучшему, а к худшему, став основанием феодального устройства, надолго задержавшего общественное и политическое развитие Запада. В основных ли задачах, руководивших его многолетними заботами? Но и эти задачи, даже для века Карла, не составляли чего‑либо нового, самобытного, лично Карлу принадлежащего; они ясно были поставлены его предшественниками, завещаны ему основателями его династии, так что в данном отношении вся заслуга Карла состоит только в том, что он сумел блестяще завершить начатое ранее его.
