Александр Мень - История религии. В поисках пути, истины и жизни. Том 2. Магизм и единобожие

ПРИМЕЧАНИЯ

Введение

1. См., например: S. Radhakrishnan. Recovery of Faith, 1956, p. 178.

2. См.: К. Bart. Theologische Fragen und Antworten, B. III, 1957, p. 10.

3. Об этом подробно в специальной книге: J. Danielou. Les saints paiens de l'Ancien Testament, 1956.

4. Отношение Филона к эллинству рассмотрено в работе В. Ф. Иваницкого «Филон Александрийский» (Киев, 1911).

5. См.: Св. Юстин. Апология, 1, 20; Феофил. К Автолику, 2, 8; Афинагор. Прошение о христианах, 6, 31; Минуций Феликс. Октавий, 18—19.

6. Прп. Серафим Саровский. О цели христианской жизни. Беседа с Мотовиловым. 1914, с. 37.

7. Иннокентий Херсонский. О религии христианской. — Собр. соч., т. XI, 1877, с. 242.

8. Вл. Соловьев. Чтения о богочеловечестве.— Собр. соч., III. СПб. 1911 — 1914, с. 37.

9. А. Туберовский. Воскресение Христово. Сергиев Посад, 1916, с. 152.

10. Н. Бердяев. Наука о религии и христианская апологетика. — «Путь», 1928, № 6, с. 59.

11. J. Danielou. Dieu et nous. Paris, 1956, p. 52.

12. Декларация об отношении к нехристианским религиям. Рим, 1967, с. 4.

13. Мысли ап. Павла о язычестве заключены в Деян. 17, 23—29 и Рим 1, 18. См. великолепный комментарий к этим текстам у А. Введенского (Религиозное сознание язычества, М., 1902, с. 206).

14. Климент Александрийский. Строматы, 1, 5.

15. N. Arseniev. Revelation of Life Eternal. New York, 1963, p. 41.

16. См.: Н. Бердяев. Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого. Париж, 1952, с. 222

17. М. Тареев. Основы христианства, т. III. Сергиев Посад, 1908, с. 167 сл.

18. J. Danielou. Dieu et nous, p. 14.

19. Л. Карташев. О ветхозаветной библейской критике. Париж, 1947, с. 6. См.: А. Ельчанинов. История религии, М., 1909, с. 97; Б. Тураев. История древнего Востока, т. 2. Л., 1936, с. 28; С. Булгаков. Два града, т. 2, 1911, с. 52.

20. Biblia Hebraica. Ed. R. Kittell. Stuttgart, 1966.

Часть I

ДОИСТОРИЧЕСКИЙ МИР

Глава первая

НАЧАЛО РЕЛИГИИ. БОГИНЯ-МАТЬ

Земля-Владычица! К тебе чело склонил я,И сквозь покров благоуханный твойРодного сердца пламень ощутил я,Услышал трепет жизни мировой.

Кто не замечал той удивительной перемены, которая происходит в природе при наступлении ночи?

Эта перемена особенно чувствуется в летнем лесу. Днем его оглушает многоголосое щебетанье птиц; легкий ветер, раздвигая ветви берез, открывает безоблачную синеву; солнечные блики проскальзывают сквозь зеленый сумрак листьев, играют среди мха. Поляны напоминают уголки тихого и величественного храма. Яркие пятна бабочек и цветов, стрекотание кузнечиков, аромат медуницы — все это сливается в радостную симфонию жизни, которая захватывает каждого и невольно заставляет дышать полной грудью…

Совсем иначе выглядит тот же лес ночью. Деревья приобретают зловещие и фантастические очертания, голоса ночных птиц похожи на жалобные стоны, каждый шорох пугает и заставляет настораживаться, все проникнуто тайной угрозой и враждебностью, а мертвенный свет луны придает порой этой картине оттенок, близкий к видению бреда или кошмара. Природа, такая гармоничная и дружелюбная при свете солнца, внезапно как бы поднимается против человека, готовая мстить, уподобляясь древнему чудовищу, с которого сняты чары заклятия.

Этот контраст мог бы стать символом той перемены, которая произошла в мироощущении наших далеких предков на заре человечества. Врата мировой тайны закрылись перед ними, их стало покидать ясновидение и духовная власть над царством природы. Они очутились одни в огромном враждебном мировом лесу, обреченные на тяжелую борьбу и испытания.

Не только свой хлеб человек стал добывать «в поте лица», но и духовные богатства ему пришлось завоевывать напряженным усилиями многих поколений. Перед ним лежала скорбная дорога исторического развития, на которой ему предстояло падать вставать, ошибаться и приближаться к истине, искать и преодолевать преграды.

Величие и красота истории человеческих поисков утраченного Бога заключается в том, что человек всегда испытывать неудовлетворенность, никогда (пусть и бессознательно) не забывал той «райской страны», которую покинул. Тогда, когда он впервые осознал себя в мире, он «говорил с Богом лицом к лицу». Теперь эта непосредственность общения нарушилась. Духовная катастрофа воздвигла стену между людьми и Небом. Но человек не утратил своего богоподобия, не утратил способности хотя бы в слабой степени познавать Бога. На ранних этапах в первобытном богопознании еще ясно жило ощущение Божественного Единства. Мы уже видели, что у многих примитивных племен, сохранивших быт своих далеких предков, сохранились и след первоначального единобожия [21]. Даже у народов, вступивших и путь развития цивилизации, мы сможем обнаружить следы это древнейшей веры.

Но каков бы ни был культ, каковы бы ни были формы богопочитания — это не было уже первоначальное лицезрение Единого. Религия — т. е. восстановление связи между человеком и Богом — начинается в истории человечества после Грехопадения. «Пафос религии, — говорит С. Булгаков, — есть пафос расстояния, и вопль ее — вопль богооставленности» [22]. То, что не дано, нет нужды связывать, связь возникает как результат стремления преодолеть разрыв. Человек каменного века, как и человек наших дней, остро чувствует тяжесть Великого Разрыва. А на протяжении веков он порой увеличивался, и пропасть углубилась. Происходило это не потому, что Бог покидал человека, а потому, что человек удалялся от Бога. Правда, уже с самых первых шагов мы находим выражение чувства вины перед Богом, желание ее искупить. Библия не случайно в начале всякого проявления религиозного чувства, т. е. культа, ставит жертвоприношение [23]. В нем отразилось пусть смутное, но сильное стремление человека загладить свой грех и восстановить единство с Богом. Жертвуя Незримому часть своей пищи, которая добывалась с таким трудом, люди как бы заявляли о своей готовности следовать велениям Высшей Воли.

Но обрести прежнюю гармонию было труднее, чем потерять ее. Поэтому мы видим, как люди в своей повседневной жизни все больше и больше уделяют внимания природному миру. Духовные силы, которые связаны со стихиями, начинают казаться им более близкими, более нужными помощниками в жизни. Ведь от них зависит успех охоты, они властители очага и рода.

Постепенно Бог в сознании первобытного человека начинает отступать на задний план, становится далеким и безличным. Характерно, что у большинства племен, даже сохранивших следы древнего единобожия, мы почти не видим культа Высшего Божества. О Нем знают, что Оно существует, но Оно бесконечно удалено от мира, от жизни людей и кажется безразличным к их судьбам [24].

У некоторых народов образ Бога еще больше расплывается и сохраняется лишь в виде смутного представления о некой мировой духовной силе. Она безлична, ибо человек уже утратил личный контакт с ней. К этой силе, в сущности, невозможно обращаться с молитвой, хотя в какой-то степени она все же влияет на жизнь.

Так, индейцы-алгонкины под именем Маниту почитают не столько личного Бога, сколько надмирную Силу [25]. Представления о ней мы встречаем и у жителей Малайи. Эта Сила носит определенно сверхъестественный характер. Ее называют Мана [26]. У папуасов, по свидетельству Миклухо-Маклая, эта таинственная стихия именуется Оним.

По воззрениям австралийских аборигенов, существует некая «Вангарр — вечная, неопределенная, безликая сила, которая проявила себя во дни создания и продолжает оказывать благотворное влияние на жизнь по сей день» [27]. Эскимосы так называют эту сверхъестественную энергию — Хила [28]. У африканских народов мы также находим понятие о Мана. У обитателей Западного Судана ее имя — Ньяма, у пигмеев — Мегбе, у зулусов — Умойя, у угандийцев — Жок, у северных конголезцев — Элима. Некоторые ученые даже считали, что этот культ — характерная особенность всех африканских религий [29]. Весьма интересно и глубоко по смыслу представление о Высшем начале у североамериканских индейцев. «Религиозная вера дакотов, — пишет один исследователь, — не в божествах как таковых, она — в таинственном непознаваемом Нечто, которого они суть воплощения… Каждый будет поклоняться некоторым из этих божеств и пренебрегать Другими, но величайшим объектом поклонения, каков бы ни был его проводник, является Таку Вакан, который сверхъестественен и таинственен. Ни один термин не может выразить полного смысла дакотского слова «Вакан». Оно охватывает полноту Тайны, скрытую власть и божественность» [30]. Эта сила, которая у ирокезов называется Оренда, у юленгоров — Вангарр, пронизывает собой всю природу [31]. Она объединяет в духовном единстве людей, животных, растения, камни. Она тождественна с идеей Мана у полинезийцев.