Климент Александрийский - Кто из богатых спасется
Глава 9
Иисус теперь хотя не говорит, что юноша не все, что требовалось от него законом, исполнил, напротив. Он даже оказывает расположение к нему и любвеобильно обнимает его руками за добровольное следование тому, чему он научился; но при этом Он объясняет, что этот юноша незрел для вечной жизни как не исполнивший совершенного и что хотя он и исполнял закон, но закон, для вечной жизни недействительный. Прекрасно это; кто будет отрицать? Потому что, представляя собою в связи со страхом воспитательное средство, заповедь свята (Рим. 7: 12), а в качестве предызображения высшего законодательства и благодати она приводит к Иисусу (Гал. 3: 24). Исполнение же закона есть Христос к праведности всякого верующего (Рим. 10: 4). Христос не раб и не рабами делает исполняющих волю Отца, а Его сынами, братьями и вместе с Собой - наследниками у Отца.
Глава 10
Если хочешь быть совершенным... (Мф. 19: 21). Стало быть юноша был еще несовершен, потому что "ничего нет совершеннее совершенного"[3]. И божественно Господь чрез это выражение если хочешь указывает на свободную волю души, с Ним разговаривающей; потому что от человека, как свободно избирающего, зависит выбор; а от Бога как от Господа - дар. Но Бог дарит только тех, которые желают и добиваются и просят, дабы таким образом Спасение могло быть ими усвоено[4] Бог не принуждает, - насилие Богу особенно ненавистно, - но к ищущим приходит Он, просящим дает и толкающимся отворяет (Мф. 7: 7; Лк. 11:9). Следовательно, если ты хочешь, если действительно хочешь и сам себя не обманываешь, то приобрети недостающее тебе. Одного недостает тебе, одного, что вечно пребывает: доброго, находящегося уже за пределами закона, чего он не дает, чего он в себе не содержит, что свойственно лишь тем, кто имеет жизнь в себе. Но этого одного юноша, от раннего своего возраста весь закон исполнявший и тем чрезмерно гордившийся, этого одного на все исполнение закона не мог он приобрести,[5] этого одного, что у Спасителя было, - достижения вечной жизни, которой юноша желал. Он отошел, опечалясь, находя для себя тяжелой эту заповедь жизни, о которой он молил. Потому что он не на самом деле жизни желал,[6] как он говорил, а старался лишь славу о добром своем намерении распространить. О многом он заботился, но к этому, чтобы усовершенствовать дело жизни, был неспособен, к тому не расположен и для того слаб. Как Марфе, хлопотавшей о многом, в услугах рассеивавшейся и путавшейся, а сестру за то винившей, что, оставив услужение, эта при ногах Его сидела и на досуге Его учению внимала, как, обращаясь к Марфе, Господь сказал: ...ты заботишься и суетишься о многом... Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее (Лк. 10: 41), подобно этому и юношу Он отклонил от сложных хлопот, ему на единое указал и при благодати Того, Кто вечную жизнь предлагает, ему оставаться посоветовал.
Глава 11
Что же такое было теперь этим, что юношу к бегству устремило и без причин заставило бежать от Учителя, отступиться от своей просьбы, надежды, от жизни, от трудов, какие уже совершены были[7]? Продай имение твое. Но что значит это? Не это повелевает Господь, о чем некоторые слишком поспешно думают, что наличное свое имущество он должен был разбросать и со своими богатствами расстаться; нет, он должен был только (ложные) мнения относительно богатства из своей души выкинуть, алчность и жажду их, безпокоиться о них перестать, устранить со своего пути эти терния жизни, заглушающие собой семена Слова. Потому что вовсе не представляет собою чего-либо великого и достойного подражания в чем-нибудь недостаток иметь без отношения к (вечной) жизни. Если бы это было так, то вовсе ничего не имеющие, но, ходя обнаженными, выпрашивающие что необходимо на день, по дорогам располагающиеся нищие. Бога же и праведности Божией не знающие, единственно из-за этой крайней нищеты своей, из-за этой безпомощности жизни, из-за этого неимения вещей ничтожнейших должны были бы считаемы быть за людей счастливейших и богоугоднейших и за наследников жизни вечной. И это не новое что-либо, от богатства отрекаться и оное нищим или бедным раздавать; многие это делали и до пришествия Спасителя. Одни из-за того, чтобы досужнее было заниматься науками и мертвой мудростью, другие из-за хвастовства и тщеславия, как например Анаксагор, Демокрит, Кратес[8].
Глава 12
Итак, что же это за новое повеление дает Спаситель? Что заповедует Он как Бог, собственно, в качестве Бога, Коему единственно свойственно животворить? Что заповедует Он такого, что древних (так как они такой заповеди не имели) не спасало? В какой мере новое творение есть нечто исключительное? Сын Божий поясняет это и сему учит. Не чувственное что-либо заповедует Он, что и другими было делаемо, а нечто другое. Он заповедует то, что чувственным лишь означается. Он заповедует большее, Божественнейшее и совершеннейшее, а именно: самую душу и ее образ мыслей и расположений обнажать от того, что страстьми порождается, и с корнем инородное из сердца вырывать и выбрасывать. Вот послушание пристойное верующему и учение достойное Спасителя. Те из древних, которые пренебрегали внешними вещами, хотя и отказывались от своих имений и даже уничтожали оные (Кратес и Анаксагор), но душевные страсти, полагаю я, при этом они расширяли, потому что они впадали в гордость, в тщеславие и суетность, начинали презирать прочих людей, о себе самих думая, что они сделали нечто превышеественное. Мог ли же теперь Спаситель добивающимся вечной жизни советовать нечто вредное и гибельное для жизни, которую Он обещает? Потому что если бы Он и дал такой совет, отрекшийся от своего богатства тем не менее мог бы твердо удерживать в себе жажду и стремление к нему и жить с этими. Он расстался бы со своим имением; но, терпя недостатки и желая розданное возвратить, он мог бы вдвойне опечаленным оставаться: с одной стороны, не имея вещей полезных, с другой, поддерживая в своей душе раскаяние. Не достижимо и не осуществимо, чтобы лишающийся необходимого для жизни не был в духе разбит и, с лучшим расставшись, не обезпокоиваем был бы постоянными попытками и усилиями откуда бы то ни было раздобыть необходимые для жизни средства.
Глава 13
И наоборот, не гораздо ли выгоднее, владея достатком, из-за бедности бедственности не терпеть, а нуждающимся помогать? Потому что чем же может наделять другого тот, кто сам ничего не имеет? Да и не противоречило ли бы явно это учение (если продажу и раздачу имущества понимать в буквальном смысле) многим другим и прекрасным учениям Господа: ...приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители (Лк. 16: 9); ...собирайте себе сокровища на небе, где ни моль ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают... (Мф. 6: 20). Возможно ли было бы голодных питать и жаждущих поить и нагих одевать и безкровным приют давать (Мф. 25: 35), - не делающим этого грозит огонь и внешняя тьма, - если бы каждый первее всех сам терпел недостаток во всех этих вещах? Не повелевает ли Господь Сам Закхею и Матфею, которые богаты были и мытарями состояли (Лк. 5: 29), оказать Ему гостеприимство? Он не говорит, чтобы они отказались от своих богатств, а только иметь из них (из богатств - прим. ред.) им не принадлежащее запрещает; и после того, как богатства, неправедным образом захваченные, Закхеем были розданы. Господь говорит: ...ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама... (Лк. 19: 9). Господь употребление богатств на пользу даже настолько хвалит, что вместе с этим сообщением заповедь дает: жаждущих поить, голодных кормить, безкровным приют давать, нагих одевать. Но если этим потребностям невозможно удовлетворять без средств; и если Господь повелевает со средствами к этому расставаться, то что иное Он повелевал бы, как не это: давать и не давать, питать и не питать, в дом принимать и из него выталкивать, оказывать участие и не оказывать, - причем одно другим исключалось бы?
Глава 14
Итак, не следует разбрасывать богатства, которые и для ближних могут быть полезными. Потому что собственность есть то, что приобретается, а имуществом называется то, что полезно и создано Богом для пользы людей. Поистине богатства и собственность существуют и подчинены нам некоторым образом так же, как материал и орудия знающему доброе употребление их. Если ты искусно пользуешься ими, из-под руки твоей выходят художественные вещи; если же умелости ими пользоваться тебе недостает, то и вещи принимают неприглядный вид, хотя сами в себе они и невинны. Точно таким же образом и богатство есть орудие. Ты можешь правым образом им пользоваться - тогда оно служит к твоему оправданию; если же кто не умеет пользоваться им так, как следует, тогда оно становится орудием неправедности. Назначение его служить, а не господствовать. Нельзя, следовательно, на то возводить вину, что само в себе ни добро, ни зло, потому что оно невинно, а того нужно винить, кто как во благо, так и во зло эти вещи может употреблять, после того как выбирает то или другое. Полномочно же человек распоряжается ему доверенным вследствие разума и рассудка, обусловливающих собой свободу и самоопределение. Оттого отрешаться должно не столько от богатства, сколько душу от страстей освобождать: эти затрудняют собой правильное пользование богатством. Кто добр и праведен, тот и богатство будет употреблять во благо. Следовательно отречение ото всего, чем кто владеет и продажу всего своего имущества нужно так понимать, что сказано это с отношением к душевным страстям.
