Дионисий Ареопагит - Сочинения (с толкованием Максима Исповедника)
Услышав о воскресении мертвых, одни насмехались, а другие говорили: об этом послушаем тебя в другое время.
Итак Павел вышел из среды их.
Некоторые же мужи, пристав к нему, уверовали; между ними был Дионисий Ареопагит и женщина, именем Дамарь, и другие с ними» (Деян. 17:16–34).
Вот этот афинянин — ареопагит Дионисий, обращенный апостолом Павлом в веру Христову, и имеется в виду как автор собрания сочинений, о котором идет речь.
Читая Ареопагитики с их утверждением полной трансцендентности, запредельности и непознаваемости Бога, как раз и вспоминаешь слова о «неведомом Боге», которыми связал свою проповедь с афинской культурной реальностью апостол Павел. Равным образом мысль, что все движущееся и существующее движется и существует постольку, поскольку участвует в Боге, мы находим подробно развитой в Корпусе. И это кажется естественным именно для упомянутого в Деяниях апостолов Дионисия Ареопагита. Едва ли не важнейшая для христианского богословия книга Корпуса называется, как мы уже знаем, «О божественных именах». Но тема «имен» — это такая же Павлова, апостола Павла, учителя Дионисия, тема, как запредельность — непознаваемость Божества и проникнутость всего на свете Его Промыслом: «об учении и об именах и о законе» — «περί λόγου και ονομάτων καί νόμου», по оценке ахайского проконсула Галлиона (Деян. 18:15), Павел спорил в Коринфе с иудеями.
В Прологе Максим Исповедник разъясняет и что такое афинский Ареопаг, и где он собирался, и почему так назывался, и каковы были его функции и роль в городском самоуправлении под властью римлян. Дионисий был членом этого верховного судилища.
«Сей Дионисий научен вере Христове от Павла апостола, живый во Афинех, прежде даже не прийти в веру Христову хитрость имый исчитати беги небесныя, егда же верова Христови, вся сия вмених быти яко уметы», — писал о Дионисии Ареопагите протопоп Аввакум в начале своего Жития.
Будучи обращен в христианство Павлом, Дионисий воспитывался затем как христианин — об этом говорит он сам — святым Иерофеем. «Павел, — поясняет Максим Исповедник, — был их общим наставником и руководителем». Дионисий мог общаться с Павлом и после ухода того из Афин — в течение полутора лет пребывания Павла в Коринфе (см. Деян. 18:11). «Согласно седьмой книге Апостольских поста — ноbлений, — продолжает Максим — Дионисий был затем поставлен христоносным Павлом в епископа для уверовавших афинян. Вспоминают Ареопагита и Дионисий, древний епископ коринфян, и Поликарп в своем послании к афинянам».
Тимофей, один из спутников Павла, стал впоследствии эфесским епископом. Выходцу из провинции (см. Деян. 16:1–2), ему было трудно вести прения с тамошними греческими философами: Эфес был одним из крупнейших центров греческой философской мысли, «в Эфесе в то время процветали философы и там во время епископства святого Тимофея возникла ионийская философия» (из толкований к книге «О божественных именах»). И Тимофей обращался за помощью к афинянину Дионисию, тем самым побуждая его писать о христианстве понятным для философов языком. Этим объясняется, почему все четыре дошедшие до нас книги Дионисия Ареопагита обращены им к «сосвя — щеннику Тимофею». Одним из поводов написать книгу «О божественных именах» послужило то, что Тимофей прислал Дионисию сочинения св. Иерофея с просьбой их пояснить.
Находится в комментариях и объяснение того, почему Дионисий, став христианским епископом, продолжал именоваться Ареопагитом. «Следует знать, что и после обращения ко Христу люди, не смущаясь, приписывали к своим именам звания, которые они имели, еще будучи эллинами. Вот ведь и он себя назвал Ареопагитом. Как и божественный Иустин в слове «К эллинам» написал: "Иустина Философа».
Первые четыре из десяти посланий Дионисия Ареопагита адресованы «Гаию терапевту (θεραπευτή)», что означает монаху. Максим Исповедник полагает, что это тот самый Гаий, которому написал свое Третье послание евангелист Иоанн.
В седьмом послании, «святителю Поликарпу», смирнскому епископу, Дионисий вспоминает, как он с философом Аполлофанием наблюдал в египетском Гелиуполе противоречащее законам природы затмение солнца воспятившейся, а затем вернувшейся к нормальному ходу по небу луною, бывшее в Страстную пятницу. (Протопоп Аввакум об этом пишет: «Сей Дионисий, еще не приидох в веру Христову, со учеником своим во время распятия Господня быв в Солнечнем граде и виде: солнце во тьму преложися и луна в кровь, звезды в полудне на небеси явилися черным видом. Он же ко ученику глагола: Или кончина веку прииде, или Бог Слово плотию стражет», понеже не по обычаю тварь виде изменену и сего ради бысть в недоумении».)
Комментируя последнее, десятое, послание Дионисия — Иоанну Богослову на о. Патмос, комментатор вспоминает и послание к Поликарпу, чтобы рассчитать хронологию последних сочинений и жизни Ареопагита. По его расчетам получается, что Дионисий писал послание апостолу Иоанну в возрасте около девяноста лет (см. толкования к десятому посланию).
Сочинение «О божественных именах» обнаруживает знакомство автора с Откровением Иоанна Богослова, написанным им, как известно, во время ссылки на о. Патмос. Отсюда следует, что и свои богословские сочинения, по крайней мере книгу «О божественных именах», Дионисий должен был писать «сосвященнику Тимофею» на десятом десятке лет жизни.
Максим Исповедник, как я уже сказал, сыграл решающую роль в признании авторства Дионисия Ареопагита. Комментарии, которыми он снабдил Корпус, ответили на ряд вопросов, вызывавших сомнения. Почему сочинения Дионисия не были известны Евсевию и Оригену? — «…очень многое Евсевий пропустил, не попавшее ему под руки; да он и не говорит, что собрал все, а скорее признает, что до большего числа книг он никак добраться не смог. <…> Ориген же — не знаю, всех ли, кого знал, — только четырех авторов упомянул» (Пролог).
Относительно черт сходства между Ареопагитиками и произведениями язычников — неоплатоников «трудолюбивый муж» комментатор замечает, что языческие философы, а особенно Прокл, часто используют умозрения блаженного Дионисия и даже буквально его выражения. Не автор занимающих нас произведений, по его убеждению, делал заимствования у Прокла и других «внешних философов», а те у него: для них ведь «обычное дело воровать у нас <…> Ибо дьявол — вор», и «не только теперь, но и до Христова пришествия это было обычным для приверженцев внешней философии делом — воровать нашу премудрость» (Пролог).
Ведь те, кто считает, что это сочинения не Дионисия Ареопагита, должны видеть в авторе лжеца, «лгущего о себе такое, — что он жил одновременно с апостолами и писал письма тем, современником кого не был и кому не писал». Это мог бы сделать лишь «дурной и заслуживающий осуждения» человек, но автор — «муж, настолько возвышенный обычаем и знанием, способный превзойти все постигаемое чувствами и соприкоснуться с умопостигаемой красотой, а через нее, насколько это возможно, и с Богом»! (Пролог). Подобно Пушкину, комментатор, как видим, считал, что «гений и злодейство две вещи несовместные».
Он рассуждает также о том, почему Дионисий называет Тимофея «дитя» (παίς): или потому, что он старше того по годам, или потому, что сильней его в философии, — и поясняет: «Хоть и прежде божественного Дионисия уверовал святой Тимофей <…>, но более светски образован был великий Дионисий» (из толкований к книге «О небесной иерархии»).
По поводу цитаты в книге «О божественных именах» из послания Игнатия Богоносца к римлянам толкователь замечает, что и в этом некоторые видят хороший повод клеветать на настоящее сочинение как на не принадлежащее перу Дионисия Ареопагита, «поскольку, говорят, Игнатий жил позже него». И он отвечает: евангелист Иоанн, которому писал Дионисий, был заточен на о. Патмос при Домициане, «Игнатий же был мучим прежде Домициана. Потому он — прежде Дионисия» (из толкований к книге «О божественных именах»).
Толкования не только утвердили в общественном мнении принад — лежность корпуса Дионисию Ареопагиту, но и авторитетно засвиде^ тельствовали безукоризненное православие автора. Одно из такого рода примечаний: «Отметь безукоризненное православие великого православного Дионисия» (из толкований к книге «О церковной иерархии»).
Как уже сказано, множество выдающихся богословов и философов Востока и Запада очень высоко ценило корпус сочинений Дионисия. В их числе — трудившийся как на Востоке, так и на Западе Учитель славян Константин — Кирилл, брат Мефодия. Лично знавший и слышавший его в Риме Антастасий Библиотекарь, посылая в марте 875 г. Корпус в латинском переводе Иоанна Скота Эриугены императору Карлу Лысому, в сопроводительном письме сообщал, что Константин — Кирилл Философ публично хвалил сочинения Ареопагита и рекомендовал их римлянам как достойное оружие для борьбы с еретиками: «Наконец, великий муж и учитель апостольской жизни, Константин Философ, который при священной памяти папе Адриане II прибыл в Рим и возвратил тело св. Климента на свое место, вверил памяти < memoriae commendaverat — переписал? > весь кодекс часто упоминаемого и заслуживающего упоминания отца и указывал слушателям, сколь полезно его содержание; он обыкновенно говорил, что если бы святые, а именно наши первые наставники, которые с трудом и как бы дубиной обезглавливали еретиков, располагали написанным Дионисием, ТО, без сомнения, ОНИ рубили бы их острым мечом; и он постоянно повторял, что тогда они значительно легче, действенней или быстрее — ведь слово «оху» означает как «способный», так и «быстрый» — заставили бы замолчать тех, чьи рты они заграждали с большим трудом и значительно медленней»[16].
