Эдуард Шюре - Великие посвященные.Очерк эзотеризма религий
Достигая ее, души снова начинают узнавать божественное. Но на этот раз они не удовлетворяются возможностью отражать его в одних лишь мечтах о недостижимом счастье. Они проникаются им, впитывают его в себя, удерживают его с ясностью сознания, просветленного страданием, с энергией воли, выкованной в борьбе. Они становятся светлыми, ибо он хранят в себе божественное и излучают его в своих проявлениях. Укрепи же свою душу, Гермес, и да прояснится твой затуманенный дух, при виде этих летящих душ, поднимающихся до седьмой сферы и рассыпающихся там подобно снопам искр, ибо и ты можешь последовать за ними; для этого необходимо лишь одно: желание подняться.
— Взгляни, как они роятся и, описывая круги, соединяются в божественные хоры. Каждая приближается к своему гению. Наиболее прекрасные пребывают в области Солнца, наиболее сильные устремляются к Сатурну. И лишь немногие поднимаются до самого Отца, становясь среди совершенных сами совершенными; ибо там, где все кончается, все начинается вечно, и все семь сфер возглашают: "Мудрость! Любовь! Правосудие! Красота! Слава! Знание! Бессмертие!"
"Вот что видел древний Гермес", говорил иерофант, "и что передали нам его преемники. Слова мудреца подобны семи нотам лиры, заключающим в себе всю полноту музыки, вместе с числами и законами вселенной. Видение Гермеса походит на небо, неизмеримые глубины которого усеяны созвездиями. Для ребенка это — синий свод с золотыми гвоздями; для мудреца это — безграничное пространство, в котором вращаются миры в чудном и таинственном ритме. В этом видении заключаются знаки, числа и ключи, отмыкающие все сущее; чем более ты научишься созерцать и понимать это видение, тем более будут раздвигаться перед тобой его границы, ибо один и тот же основной закон управляет всеми мирами".
И пророк храма начинал объяснять священные тексты. Он сообщал, что доктрина Глагола-Света представляет Бога в состоянии полного равновесия; он доказывал его тройственную природу, которая в одно и то же время и разум, и сила, и материя; дух, душа и тело; свет, глагол и жизнь. Сущность, проявление и вещество — вот что образует закон тройственного единства, сверху до низу действующий во всей вселенной.
Приведя, таким образом, своего ученика к идеальному центру мироздания, к началу творческому, Учитель развертывал его сознание во времени и пространстве и во всем разнообразии расцветания жизни, ибо вторая част видения Гермеса изображает Бога в состоянии динамическом, т. е. в процессе деятельной эволюции видимой и невидимой вселенной.
Семь сфер, соединенных с семью планетами, символизируют семь жизненных начал, семь различных состояний материи и духа, семь миров солнечной системы, через которые каждый человек должен пройти в течение своей эволюции. Семь Гениев или семь космогонических Божеств являются владыками и представителями каждой из семи сфер, при чем сами они представляют собою наивысшие плоды предшествующей эволюции.
Таким образом, каждое из Божеств было для древнего посвященного символом и покровителем легиона духов, воспроизводящих его тип в бесконечном разнообразии форм, и которое, из своей сферы, могло оказывать влияние на человека и на земные дела.
Семь Гениев видения Гермеса суть семь Дев Индии, семь Амешаспент'ов Персии, семь великих ангелов Халдеи, семь Сефирот{12} Каббалы, семь Архангелов христианского Апокалипсиса. И всеобщая семиричность нашей вселенной отражается не только в семи нотах гаммы, она проявляется также и в строении человека, который троичен по существу, но семиричен по своей эволюции.{13}
"Таким образом", говорил иерофант, "ты проник до самого порога великой тайны. Божественная жизнь предстала пред тобой под призраками реальности. Гермес показал тебе невидимое небо, свет Озириса, Бога, скрытого во вселенной, дышащего миллионами душ, которыми он оживляет движущиеся планеты. От тебя зависит ныне избрать путь восхождения к царству чистого духа, ибо отныне ты принадлежишь к воскресшим из мертвых. Не забывай, что наука обладаете двумя главными ключами. Вот первый из них: "Внешнее подобно внутреннему; малое таково же, как и. большое; закон один для всего. Нет ничего малого и нет ничего великого в божественной экономии". Вот второй ключ: "Люди — смертные боги, а боги — бессмертные люди". Счастлив тот, кто понимает эти слова, ибо поняв их, он овладеет ключом ко всему. Не забывай, что закон таинства покрывает собою великую истину. Полное знание можете быть открыто лишь тем из наших братий, которые прошли через те же испытания, что и мы. Раскрывать истину следует в меру разума, прикрывая ее перед слабыми, чтобы не свести их с ума, пряча ее от злых, чтобы они не могли схватить ее отрывки и сделать из них орудие разрушения. Замкни ее в сердце своем и да проявится она через дела твои. Знание будет твоей силой, вера — твоим мечом, а молчание — твоими непроницаемыми доспехами".
Откровения пророка Амона-Ра, который раскрывал перед новым посвященным столь обширные горизонты и давал ему понимание и собственной природы, и вселенной, производил без сомнения глубокое впечатление; особенно если иметь в виду, что они давались на обсерватории Фивского храма, в светлой тишине египетской ночи. Колоннады, крыши и белые террасы храмов дремали у его ног между темными чащами смоковниц и тамариндов. На берегу тихого озера колоссальные статуи богов стояли рядами, как неподкупные судьи, застывшие в задумчивом молчании.
Три пирамиды, геометрически изображавшие тетраграмм и священное семеричное число, поднимались на горизонте, выделяясь своими треугольниками в сероватом воздухе летней ночи. Неизмеримый небосвод сверкал мириадами звезд.
Как оживали перед душой ученика эти светила, место его будущего пребывания! И когда золотистый серп луны всплывал из-за темно-зеркальной поверхности Нила, который, подобно длинной голубоватой змее, терялся за горизонтом, молодому посвященному казалось, что он видит барку Изиды, несущую души усопших в сияние Озириса.
Он вспоминал содержание Книги Мертвых, и смысл всех этих символов разоблачался теперь перед его сознанием. После всего, что он увидел и узнал, он легко мог вообразить себя в сумрачной области Аменти, в таинственном междуцарствии, следующем за жизнью земной и предшествующему жизни небесной, где умершие, вначале лишенные зрения и речи, снова овладевают способностью видеть и говорить. И он также готов предпринять великое странствие, путь бесконечности через различные миры и многочисленные существования.
Уже Гермес оправдал его и признал достойным. Он дал ему разгадку великой тайны: "Единая душа, великая душа все это зачала, отделив от себя, все души, которые наполняют своим стремлением вселенную". Вооруженный знанием тайны, он вступал в барку Изиды. Она отправлялась в путь. Поднятая в эфирные высоты, она плавала в межзвездных пространствах. Уже могучие лучи великой зари пронизывали лазурные покровы небес, уже хоры просветленных духов, Akhimou-Sиkou, достигших вечного покоя, пели: "Пробудись, Ra-Hermakouti! Солнце духов! Находящиеся в барке объяты трепетом! Несутся возгласы от них, плывущих на барке миллионов лет. Великий божественный круг, славословя священную барку, наполняется радостью. Восторг проникает в таинственное святилище. О, поднимись Ammon-Ra Hermakouti! Самотворящее Солнце!" На что посвященный отвечал следующими гордыми словами: "я достиг страны истины и оправдания. Я воскрес, как живой Бог, и я сияю в хоре Богов-Небожителей, ибо я из их породы".
Подобные гордые мысли и дерзновенные надежды посещали дух адепта в ночь, которая следовала за мистической церемонией воскресения из мертвых. На другой день, когда он ходил по аллеям храма, освещенным ослепительным солнцем, эта ночь казалась ему лишь сновидением, мечтой, но какой незабываемой мечтой осталось в его душе это первое проникновение в невидимые миры!
Снова читал он надпись на статуе Изиды: "Ни один смертный не поднимал моего покрывала". И все же один край покрывала был приподнят, хотя бы для того, чтобы немедленно опустится снова. Он же проснулся вновь в обители могил, и как бесконечно далеко казалось ему достижение его сна, ибо долог путь, совершаемый на барке миллионов лет! И, тем не менее, он все же проникнул в тайну конечной цели. Его видение потустороннего мира могло быть лишь сном, незрелым наброском воображения, еще отяжелевшего от испарений земли, но мог ли он сомневаться в этом новом сознании, раскрывавшемся внутри его, в этом таинственном двойнике, в этом божественном Я, которое появилось перед ним в своей сияющей красоте как живой образ, говоривший с ним во время его сна? Была ли то родная ему душа, был ли то его Гений, или это было лишь отражение скрытой глубины его духа, предчувствие его будущего бытия?
Это чудо и эта тайна были все же реальностью, и если это была его собственная душа, она все же была его истинной душой. Что бы снова найти ее, чего бы ни сделал он! И если бы он жил тысячелетия. он не мог бы забыть этого божественного часа, когда увидел свое истинное Я, сияющее и чистое.{14}
