Александр Мень - История религии (Том 3)
ОСНОВАНИЕ САНГХИ
Бенарес - Раджагриха около 525 - 520 гг. До н. э.
Ко всякому прибежищу обращаются
люди, мучимые страхом: к горам и
к лесам, к деревьям в роще, к гробницам.
Но ведь и такое прибежище небезопасно,
и такое прибежище не из лучших.
Достигший такого прибежище не
освобождается от горестей. Тот же, кто
нашел прибежище в Будде, в Дхамме, в
Сингхе, кто владеет подлинным знанием,
видит четыре благородные истины.
Джаммапада, 188 - 190.
Когда Гаутама заговорил, монахи изумились его необычайному тону и загадочным словам. Прежде всего он властно запретил называть себя "другом". Друзьями могут быть лишь равные существа, с ним же произошла великая перемена. Он овладел "просветлением", которое делает человека Татхагатою, совершенным/1/. Он возвысился над скоропроходящим и стал просветленным. То, что искал он долгие годы, наконец обретено. Через отрешение от суетного Будда познал истину. Друзья, как загипнотизированные, слушали речи Гаутамы, а он говорил серьезно и торжественно.
"Отверзите ваши уши, о монахи, избавление от смерти найдено! Я поучаю вас, я проповедую Дхамму. Если вы будете поступать сообразно поучению, то через малое время вы получите то, чего ради благородные юноши уходят на чужбину: вы получите высшее исполнение священного стремления, вы в этой еще жизни познаете истину и узрите ее лицом к лицу".
Но тут в монахах проснулось прежнее сомнение. "Позволь, друг Гаутама, сказали они, - как же ты мог достигнуть совершенства, когда ты оставил свой прежний строгий образ жизни и обратился к легкому? Ведь если ты, терзая себя нестерпимыми муками, не достиг полного знания и созерцания, то как мог достичь ты его теперь?"
На это Гаутама ответил, что он не вернулся к мирскому образу жизни, а лишь отбросил чрезмерные самоистязания. Человек, ведущий духовную жизнь, должен избегать двух крайностей: с одной стороны, увлечения наслаждениями, а с другой - злоупотребления аскетическими подвигами. В первом случае человек отдается увлечениям недостойным, а в другом - изнуряет бесплодно свой дух и тело, которые должны быть достаточно сильными для борьбы со страстями.
Эти аргументы подействовали на монахов. Они поняли, что в них заключена подлинная мудрость, приобретенная многолетним опытом. Ведь Шакия-Муни испытал все пути: и жизнь, полную чувственных удовольствий, и философские искания, и отречение, беспощадное к самому себе. Больше всего поразила их его непреклонная уверенность в том, что он стал Буддой. Им невольно передавалось его убеждение: "Ты никогда не говорил так, господин!"
С этого момента и до последних дней Гаутамы мы будем встречаться с удивительным воздействием его на души людей. Самые невероятные притязания, самые горделивые эпитеты по отношению к себе, провозглашение своей святости и совершенства - все это не только не вызывало возмущения у большинства его слушателей, а напротив, обладало для них особым очарованием и притягательностью.
Мы убедимся в дальнейшем, что Гаутаме нельзя приписывать просто лишь какую-то болезненную гордость. Его заявления, вроде тех, которыми он удивил обнаженного аскета по дороге из Урувелы, коренились в его новом своеобразном взгляде на значение Будды вообще. Как понимал Гаутама роль Будды, т.е. мудреца, достигшего просветления, мы скоро увидим.
Что же обещал Сиддхарта своим друзьям и миру? Он обещал открыть им путь, "ведущий к покою, познанию, к просветлению, к Нирване". Заветная мечта - освобождение от мира, исполненного зла, благодаря ему, Будде, близка к осуществлению. Мировой закон Дхамма (Дхарма), который открылся ему как итог долгих размышлений, поисков и созерцаний, - вот ариаднова нить, по которой люди выберутся из лабиринта жизни.
x x x
Гаутама изложил основы своего учения в виде четырех тезисов. Этот буддийский "символ веры" получил название "арья сатьи" - благородные истины. В древней сутте они звучат следующим образом:
"Вот, о монахи, благородная истина о страдании: рождение - страдание, старость - страдание, болезнь - страдание, смерть - страдание, пребывание с немилым - страдание, недостижение желаний - страдание, и, словом, вся пятеричная привязанность к земному - есть страдание.
Вот, о монахи, благородная истина о происхождении страдания, это Тришна (жажда), ведущая от возрождения к возрождению, вместе с радостью и вместе с желанием, которое находит здесь и там свою радость: жажда бытия, жажда тленности.
Вот, о монахи, благородная истина об уничтожении страдания: полное освобождение от этой Тришны, конечная победа над страстями, их изгнание, отвержение, оставление.
И вот, о монахи, благородная истина о пути, ведущем к угашению всякой скорби; это поистине священный восьмичленный путь: правые взгляды, правая решимость, правая речь, правое поведение, правый образ жизни, правое усилие, правое направление мысли, правое созерцание"/2/.
Когда Гаутаму осенила эта гениально построенная схема, он, по его словам, понял, что наконец достиг истинного знания. Оно трехчленно и двенадцатисоставно, т. е. истина существует, она требует познания, и она в конце концов познается. А в ней раскрывается цепь причинного возникновения зла, состоящая, согласно Будде, из двенадцати членов.
Просветленный не сразу расшифровал свой замысловатый ребус. Он лишь объявил, что отныне для него кончился бесконечный поток перерождений, что он достиг такого состояния, когда он стал выше всех богов и космических существ.
Монахи из всего этого прежде всего поняли, что Гаутама определил болезнь мира и указал необходимое лекарство. Однако они еще не решились окончательно стать его последователями; очевидно, что-то еще смущало этих людей некоторое время, но в конце концов настойчивость, магнетическое обаяние и диалектика Будды сделали свое дело. Так было "приведено в действие Колесо Дхаммы", Закона, выражаясь языком буддийских писаний. Конечно, согласно писаниям, в эти моменты все происходило как полагается: земля вздрагивала и трепетала, боги и дэвы с шумом покинули свои небеса, чтобы лучше слышать поучения Татхагаты, и повсюду разливался нежный аромат/3/.
Излагая свой "символ веры", Гаутама упорно подчеркивал, что он открылся ему как нечто "неведомое никакому учению". Он старался рассеять любое подозрение, что его Дхамма - плод обычных человеческих размышлений. Нет! Это истина, которую он добыл независимо ни от кого. Нужно полагать, что шакийский отшельник был в данном случае вполне искренен, но действительно ли можно признать его учение чем-то совершенно оригинальным? Это станет нам ясно в дальнейшем.
С того момента, как пять монахов, сидя в тени деревьев Исипатаны, признали в Гаутаме своего учителя, началась удивительная история завоевания сердец и умов. Познав истинную причину страдания, Будда не захотел удалиться от мира, а решил сделать все, чтобы приобщить людей, мучимых духовной жаждой, к своему "евангелию бесстрастия". До сих пор аскетизм бежал от жизни, прятался в джунглях, пещерах и пустынях. Теперь он двинулся покорять Вселенную.
x x x
Трудно представить себе город более подходящий для начала пропаганды буддизма, чем Бенарес. С одной стороны, влияние брахманов было там не таким сильным, как в других областях Индии, а с другой - Бенарес вот уже многие века сохранял и сохраняет поныне репутацию города по преимуществу священного. И поныне здесь толпами бродят ярко размалеванные полуголые аскеты, на берегу священного Ганга пылают погребальные костры, повсюду можно видеть неподвижно сидящих созерцателей. Некоторые из них оказываются способными оставаться среди крикливой толпы невозмутимыми, как изваяние, а иные по многу дней не опускают рук и не поднимают глаз. Здесь, в атмосфере богоискательства, экстазов, суеверий и мистики, среди глубокомысленных уличных философов, лукавых шарлатанов, восторженных паломников, появление Гаутамы и его проповедь должны были произвести настоящий фурор. Слово о бренности всего земного, о жажде бытия как корне страданий, о Нирване как "мире и мудрости" пало на почву в высшей степени благоприятную.
Особенно жадно слушали проповедь Будды юноши из аристократических родов, которые, подобно Гаутаме, были пресыщены радостями жизни. Так, одним из первых адептов буддизма был сын богатого купца Яшас, которого Будда привлек обещаниями разрешить все внутренние противоречия, терзавшие молодого человека. Став учеником Будды, Яшас в подражание ему обрил волосы и бороду и сделал своей постоянной одеждой желтое рубище. Так было положено начало орденской форме последователей Будды. Яшас, охваченный восторгом неофита, стал увлекать новым учением своих друзей/4/. Появилось новое слово в индийском лексиконе: "сатаппати" - обращение. Община - Сангха - росла с каждым днем. Немаловажную роль в обращении новых членов играло умение Гаутамы найти для каждого нужное слово и к каждому особый подход. Людей захватывали его панегирики духовной свободе и вольному странствию. "У совершившего странствие, у беспечального, - говорил он, - у свободного во всех отношениях, у сбросившего все узы - нет лихорадки страсти. Мудрые удаляются; дома для них нет наслаждения. Как лебеди, оставившие свой пруд, покидают они свои жилища. Они не делают запасов, у них правильный взгляд на пищу, их удел - освобождение, лишенное желаний, необусловленное. Их путь, как у птиц в небе, труден для понимания"/5/.
