раздел сайта Православие.Ru - 1115 вопросов священнику
2. «В самых же ранних редакциях «Задонщины» Пересвета и чернецом-то вовсе не именуют».
Вновь искажение. У «Задонщины» нет ранней и поздней редакций, а есть списки, самостоятельно восходящие через два извода к не дошедшему до нас автографическому тексту 80-х годов XIV века. Списков всего шесть: Ундольского — У (XVII в.), Ждановский — Ж (Х5II в., отрывок); Исторический первый — И-1 (конец XVI в., без начала), Исторический второй — И-2 (начало XVI в., отрывок); Кирилло-Белозерский — К-Б (1470-е гг.); Синодальный — С (XVII в.). Вновь обратимся к оценкам специалистов. Как писал доктор филологических наук, много лет посвятивший изучению этого произведения, Л.А. Дмитриев: «Каждый в отдельности список «Задонщины» имеет такое количество искажений и дефектов, что издание произведения по какому-либо одному из списков не даст достаточно полного и ясного представления о тексте произведения. Поэтому уже с давних времен принято давать реконструкцию текста «Задонщины» на основе сравнительного анализа всех списков памятника» (Библиотека литературы Древней Руси. СПб., Наука, 1999, т. 6). В основу существующих научных изданий «Задонщины» положен список Ундольского.
Итак, что говорит текст, который исследователи считают самым авторитетным из всех списков «Задонщины»?: «Пересвета-чернеца, брянского боярина, на место суда [т. е. битвы] привели. И сказал Пересвет-чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам убитыми быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!» Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золочеными доспехами сверкая, а уже многие лежат посечены у Дона великого на берегу. В такое время старому человеку следует юность вспомнить, а удалым людям мужество свое испытать. И говорит Ослябя-чернец своему брату старцу Пересвету: «Брат Пересвет, вижу на теле твоем раны тяжкие, уже, брат, лететь голове твоей на траву ковыль, а сыну моему Якову лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликовом, на речке Непрядве, за веру христианскую, и за землю Русскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича»» (Памятники литературы Древней Руси. XIV — середина XV века. Пер. Л.А. Дмитриева. M., 1981. С. 96 — 111).
Автор статьи увлекся настолько, что Александра Пересвета объявляет язычником (в другом абзаце — полуязычником) приведя слова одного из списков: «Лучши бы есмя сами на свои мечи наверглися, нежели нам от поганых положеным пасти». При этом автор умалчивает, что «Задонщина» является поэтическим подражанием «Слову о полку Игореве». Приведенные выше слова сказаны не Александром Пересветом, а переписчиком, составившим Кирилло-Белозерский список, который впервые и дал название «Задонщина». Какие слова стояли в не дошедшем до нас автографическом тексте, мы не знаем. В разных списках по-разному:
— И-1: Луче бы посеченым пасти, а не полоняным въспети от поганых.
— У: Лутчи бы нам потятым быть, нежели полоненым быти от поганых.
Лев Рудольфович не обратил внимание на то, что процитированные им слова, в которых он увидел готовность на «самоубийство», стоят в списке, составленном монахом Ефросином, который вкладывает в них положительный смысл.
3. Основным памятником Куликовского цикла является Сказание о Мамаевом побоище. «Князь же великий сказал: «Дай мне, отче, двух воинов из своей братии — Пересвета Александра и брата его Андрея Ослябу, тем ты и сам нам поможешь». Старец же преподобный велел тем обоим быстро собраться идти с великим князем, ибо были известными в сражениях ратниками, не одно нападение встретили. Они же тотчас послушались преподобного старца и не отказались от его повеления. И дал он им вместо оружия тленного нетленное — крест Христов, нашитый на схимах, и повелел им вместо шлемов золоченых возлагать его на себя».
Существует обширная научная библиография, посвященная этому памятнику. Автор заметки ее не рассматривает, а только несколькими эмоциональными фразами пытается уничтожить значимость памятника: «Тогда же возникло и «Сказание о Мамаевом побоище», перекроившее чуть не всю историю Куликовской Битвы «на злобу дня»».
От этого безапелляционного высказывания перейдем к словам ученого, посвятившего полвека изучению памятников Куликовского цикла — доктора филологических наук Л.А.Дмитриева (1921–1993): «Мы, не имея возможности непосредственно возводить «Сказание» к пространной летописной повести или же пространную летописную повесть к «Сказанию», должны признать, что оба произведения пользовались каким-то общим источником или несколькими общими источниками, которые наиболее полно отразились в «Сказании». И у нас есть основания утверждать, что в большинстве подробностей и деталей «Сказания» исторического характера, не имеющих соответствий в пространной летописной повести, перед нами не поздние домыслы, а отражение фактов, не зафиксированных другими источниками» (История памятников Куликовского цикла. — «Сказания и повести о Куликовской битве, М., Наука, 1982, с. 346–47»).
4. «Молчит про него и про его брата Ослябю и житие Сергия Радонежского».
Автор не знает элементарного исследовательского принципа: отсутствие какого-либо факта в том или ином документе не является аргументом против достоверности этого факта, а лишь поводом для изысканий и объяснений. Житие преподобного Сергия было написано Епифанием Премудрым в 1418 г. и в 40-е годы того же столетия было переработано Пахомием Лагофетом. Текст состоит из нескольких десятков страниц.
Он не вместил и сотой доли того, что совершил великий святой. Приведу только три примера. В Житии, составленном Епифанием Премудрым, ничего не говорится о миротворческих делах преподобного Сергия, которые оказали влияние на процесс объединения русских княжеств под властью Московского великого князя Димитрия Иоанновича. Так в 1365 году он посетил Нижний Новгород и склонил князя Бориса Константиновича повиноваться великому князю Димитрию Иоанновичу, требовавшему возвращения ему Нижнего Новгорода. Преподобный Сергий примирил с великим князем Московским и Рязанского князя Олега. Последний не раз нарушал договоры, вступая в сношения с врагами русской земли. Димитрий Иоаннович, следуя заповеди Христовой, несколько раз предлагал Олегу мир, но тот отвергал все предложения великого князя. Тогда он обратился к преподобному Сергию с просьбой склонить Олега к примирению. В 1385 году смиренный игумен пешком отправился в Рязань и долго беседовал с Олегом. Рязанский князь умилился душою: он устыдился святого мужа и заключил с великим князем мир. Не сказано и том, что преподобный Сергий был восприемником детей великого князя Димитрия Иоанновича. Даже духовная князя скреплена подписью преподобного. В ней был навсегда установлен порядок владения великокняжеским престолом: власть великокняжескую должен был наследовать старший сын.
5. Лев Рудольфович пишет: «В синодике — поминальном перечне — Троицкой обители имя Александра Пересвета отсутствует (как, впрочем, и его брата — Родиона Осляби)».
Неужели автор никогда не слышал, что святые значатся не в синодиках, а в патериках? С XIV века начался формироваться Патерик Троице-Сергиевой обители, в который входят более семидесяти пяти угодников Божиих. Родословное древо Радонежских святых включает в себя следующие имена: преподобный Сергий, игумен Радонежский… преподобный Митрофан-игумен, старец (+до 1392; память 4/17 июня); преподобный Василий Сухий (+до 1392; память 1/14 января).. преподобный воин схимонах Александр Пересвет (+8 сентября 1380; память 7/20 сентября); преподобный воин схимонах Андрей Ослябя (14 в.; память 7/20 сентября) и др.
Александр Пересвет и Андрей Ослябя были прославлены рано. Их имена мы встречаем уже в рукописи конца XVI — начала XVII века: Книга, глаголемая описание о Российских святых (М. 1887; репр. М. 1995).
6. «Захоронены оба героя в Старо-Симоновском монастыре на территории Москвы — вещь также совершенно невероятная, если бы они были монахами другой обители».
Автор либо не знает, либо умалчивает, что Симонов монастырь был детищем преподобного Сергия. Он был основан по благословению прп. Сергия его племянником и учеником св. Феодором, будущим первым архиепископом Ростовским. Преподобный Сергий во время своего посещения Москвы останавливался в этой обители и принимал участие в трудах братии. Надо принять во внимание и то, что настоятель Симонова монастыря прп. Феодор был духовником великого князя Димитрия Донского. Что касается погребения, то нет такого закона, который требовал бы погребать усопшего инока в том же монастыре, где тот подвизался. Преподобный Варсонофий (Плиханков) умер не только насельником, но и игуменом Старо-Голутвинского монастыря, однако погребен в Оптиной пустыне. Инокиня Досифея (Тараканова) 25 лет подвизалась в Московском Иоанновском монастыре, а похоронили ее в Московском Ново-Спасском монастыре.
