Иеромонах Исаак - Житие старца Паисия Святогорца
Я помню, как Старец делился последним с больными бедняками. Также помню, как он переживал и молился за одну молоденькую девушку, нравственно сбившуюся с пути, и как он был рад, получив внутреннее извещение о том, что это создание Божие в конце концов выходит на правильный путь.
Усталый, он возвращался домой поздно вечером, после трудного дня, полного забот о ближних. Часто люди, которые не могли встретиться со Старцем в больнице, приходили и сюда. Не помню ни одного случая, когда Старец показал бы другим, что он устал и измучен. Напротив: он был радостен, весел и шутил в своем известном стиле. Я до сих пор храню одну из его шутливых записок, которые он оставлял мне каждый день в знак благодарности, чтобы сохранить меня в радостной атмосфере.
Наконец, Старец убедился в том, что больной отец Афанасий укрепился, утвердился в вере и — несмотря на свои телесные страдания — преобразился в светлого проповедника жизни, укреплявшего и радовавшего других больных и даже тех, кто приходил его навестить. Старец уехал из Афин, однако не прекращал общаться с отцом Афанасием посредством писем, полных тепла и любви, которые посылал больному через меня. У меня осталось последнее из этих писем, уже не заставшее отца Афанасия в живых. В письмо отец Паисий вложил фотографию Старца Тихона.
Кончина отца Афанасия была чистой и освященной. Потом отец Паисий рассказывал мне, что, когда тело отца Афанасия привезли на Афон, на пристань монастыря Ставроникита, его лицо было настолько радостным и спокойным, что если бы Старец не стеснялся тех, кто находился рядом, то он закричал бы в голос — от радости и славословия Благому Богу».
Отец Афанасий почил о Господе 6 мая 1972 года. Сам Старец рассказывал о кончине своего друга-сподвижника так: «Сперва у отца Афанасия возникла опухоль — так называемая меланома[99]. Она разрослась, но он жил несколько лет. В последние годы опухоль дала метастазы на легкие, и отца Афанасия вновь положили в больницу. Месяц я жил недалеко от больницы — в доме моих знакомых и два раза в день его навещал. Вскоре после того, как я уехал из Афин, он умер. Я узнал об этом заранее — из одного видения и в день его кончины сказал: "Сегодня отец Афанасий скончается". Потом его тело привезли к нам в монастырь. Когда я его увидел, мной овладела печаль. Это была печаль за прошедшее. За те годы, которые мы прожили вместе. За те годы, на которые мы разлучаемся — пока Господь не призовет к себе и меня. И вот — когда я воздавал ему последнее целование — он мне улыбнулся! Да, в утешение, по Промыслу Божию».
Рясы и масличное дерево
В то время — около 1972 года — в Греции обсуждался вопрос перемены священнических одежд. Некоторые из клириков хотели взять у Старца Паисия благословение не носить рясы. Один из таких священников-модернистов приехал к Старцу и стал его уговаривать: «Но ведь не ряса делает человека священником! Предпочтительнее, чтобы священники ходили без ряс, потому что таким образом им легче найти подход к людям...» — и другие подобные глупости. Старец так и не смог убедить этого модерниста изменить свое мнение и в конце беседы сказал: «Ладно, приходи завтра, и я дам тебе ответ».
Ночь Старец провел в молитве, а утром, когда пришел священник, Старец показал ему одно масличное дерево, с которого нарочно содрал кору. На верхушке Старец оставил несколько подстриженных веточек, так что все дерево было некоторым образом похоже... на священника без рясы, с реденькой, подстриженной бородкой. «Ну что, — спросил Старец, — нравится тебе это дерево с содранной корой? Вот так же, как дерево, выглядят и те священники, которые не носят рясу». Эти слова поразили священника, и он ушел, благодаря Старца, который простым примером смог убедить его оставить свои мирские воззрения.
На стволе ободранного дерева Старец вырезал ножом следующие слова: «Древа свой сбросили наряд, посмотрим, сколько уродят...», а чуть пониже: «Поп безряственный — видать, безнравственный».
Конечно, дерево вскоре засохло. Однако оно послужило на пользу многим — и не только в отношении ношения ряс: так доходчиво Старец содействовал тому, чтобы различные попытки исказить Православное Предание не осуществились.
Через несколько лет один по-доброму расположенный юноша, готовившийся стать священником, спросил Старца: «Батюшка, а по какой причине священники должны носить рясы?» Старец ответил: «Причин много. Но вполне достаточно одной-единственной: всем благоговейным людям приятно и радостно видеть своего священника, облаченным в рясу».
Поездка в Фарасы
Когда Старец писал Житие преподобного Арсения, его сердце горело желанием посетить Фарасы Каппадокийские. Бог удостоил его осуществить это желание: 29 октября 1972 года вместе с архимандритом Василием (в то время игуменом монастыря Ставроникита) отец Паисий посетил село, в котором родился.
Описание этого путешествия содержится в книге «Житие преподобного Арсения Каппадокийского». Между тем, Старец вспоминал и другие интересные подробности.
По дороге они остановились в одной турецкой деревеньке и зашли в столовую пообедать. Почти все жители деревни с любопытством заглядывали в окна и рассматривали приезжих греков. Когда принесли обед и они встали для молитвы, Старец попросил игумена постоять и помолиться подольше. Итак, Старец Паисий и отец Василий читали разные молитвы и многократно осеняли себя крестным знамением. «Мы вычитали чуть ли не целое монашеское правило, — смеясь рассказывал Старец. — Ведь некоторые из этих турков, возможно, были тайные христиане. Вот мы нарочно и затянули молитву, чтобы они, горемыки, немножко порадовались».
Туркам, которые спрашивали Старца о цели их путешествия, он откровенно отвечал, что Фарасы — это место, где он родился. Одному турку-полицейскому отец Паисий показался подозрительным. Он схватил Старца, посадил его в огороженное сеткой помещение и ушел, не заперев дверь на ключ. Прошло несколько часов, но никто из полицейских не появлялся. Тогда Старец попросил игумена найти такси. Они вышли из полицейского участка, сели в машину и уехали.
В Фарасах у Старца заболела душа, когда он увидел, что из храма, в котором служил преподобный Арсений, турки сделали мечеть. Фарасы оказались совсем не такими, какими представлял их себе Старец по рассказам родителей. Некогда богатое и знатное село было в руинах и нечистотах. Турки везде ходили за Старцем по пятам, ни на минуту не оставляли его одного, глядели на него с беспокойством и подозрительностью. Конечно, все это свидетельствовало о том, что они не чувствовали себя хозяевами в Каппадокии.
Из Фарас отцы Паисий и Василий заехали в Анкару и возвратились в Константинополь. С волнением и трепетом Старец пришел в храм Святой Софии. Укрывшись в уголке, он с сердечною болью молился. Заметив это, смотритель-турок поднял крик и стал угрожать Старцу, твердя: «Кемаль велел, чтобы ни вы, ни мы здесь не молились!» Тогда, исполнившись Божественной ревности и пренебрегая опасностью, Старец тоже стал говорить с турком резким, повышенным тоном. Он подвел смотрителя к одной из колонн храма, за которой виднелись лужи мочи, и, указывая на них, с негодованием обличил турка: «А это что здесь такое?! Это вам Кемаль сказал, чтобы вы такое делали?»
Рассказывая об этом случае, Старец добавлял: «Придет гнев Божий и их укротит...»
Потом паломники посетили монастырь «Хора»[100], где Старца привели в восхищение прекрасные мозаики. «Там видна Благодать, переливающаяся через край», — рассказывал он. В Константинопольской Патриархии к Старцу отнеслись с уважением и благоговением — там были рады посещению подвижника-святогорца. В Патриархии произошел один случай, из которого Старец увидел смирение и терпение Вселенского Патриарха Димитрия.
Святая Евфимия
Как-то раз один из монахов — духовное чадо Старца — пришел в каливу Честного Креста. Старец находился во дворе каливы и без остановки от сердца повторял: «Слава Тебе, Боже». Он повторял эти слова снова и снова и вдруг, обратившись к пришедшему монаху, произнес: «Так вот человек и приходит в негодность — в добром смысле этого слова». — «Какой человек, Геронда?» — «Я тихо-мирно сидел у себя в келье, а она пришла и вывела меня из равновесия. Да, хорошо они живут там, наверху». — «Геронда, Вы о чем?» — «Я расскажу тебе, но только никому об этом не говори».
И Старец рассказал следующее: «Недавно я выезжал в мир по одному вопросу, касающемуся Церкви, и снова вернулся на Афон. Во вторник[101], около десяти часов утра, я был в келье и читал Часы[102]. Вдруг я услышал стук в дверь и женский голос:"Молитвами святых отец наших..."
"Откуда на Святой Горе женщина?" — изумился я, но одновременно почувствовал в сердце некую Божественную сладость. Спрашиваю: "Кто там?" — слышу в ответ: "Евфимия". — "Какая еще Евфимия? — подумал я. — Неужели какая-нибудь сумасшедшая переоделась в мужскую одежду и пробралась на Афон? И что мне теперь делать?" А она опять стучит. Я снова спрашиваю: "Кто там?" — и она снова отвечает: "Евфимия". Я не знаю, что делать, и дверь не открываю. А когда она постучала в третий раз, дверь открылась сама, хотя изнутри была закрыта на задвижку. Я услышал в коридоре шаги, выскочил из кельи и увидел перед собой женщину в платке, похожем на шаль. Рядом с ней стоял некто, похожий на евангелиста Луку, — но он вдруг куда-то исчез. Женщина излучала свет, и поэтому я был уверен, что это явление не от лукавого. Однако, несмотря на это, я спросил ее: "Кто ты такая?" — "Мученица Евфимия", — ответила она. "Если, — говорю, — ты мученица Евфимия, то пойдем, поклонимся Святой Троице. Что буду делать я, повторяй за мной и ты". Я вошел в храм и положил земной поклон со словами:"Во Имя Отца". Она повторила эти слова и тоже сделала земной поклон."И Сына", — сказал я."И Сына", — повторила она тоненьким голоском. "Говори громче, — сказал я, — чтобы я слышал", и она повторила эти слова громче.
