Оливье Клеман - Оливье Клеман Истоки. Богословие отцов Древней Церкви
Он кротко обитает среди нас. Он притягивает нас узами любви. Он пребывает среди нас и призывает нас встать на небесный путь, чтобы жить с Ним…
Бог явился среди людей, чтобы люди встретили Его.
Тебе — Царство небесное, нам — дом Твой!.. Здесь священник приносит хлеб во Имя Твое, и Ты даешь тело Твое в пищу…
Твое небо слишком высоко, чтобы мы могли достичь его. Но здесь, в Церкви, Ты Сам, столь близкий, приходишь к нам.
Трон Твой воздвигнут на огненном основании: кто дерзнет приблизиться к нему? Но Всемогущество живет и пребывает в хлебе. Кто хочет, может подойти и есть.
Балаи
На освящение новой церкви.
Церковь выражает смысл мира, сообщая миру свою прозрачность и открывая его для таинства. И тогда мир предстает как церковь,
Церковь есть совершенный образ чувственного мира. Вместо неба у нее Божественное святилище, вместо земли — неф во всей его красоте. Мир, напротив, предстает церковью: вместо святилища — небо, а вместо нефа — чудная земля.
Максим Исповедник
Тайноводство, 3.
Точно так же Церковь выражает смысл человека: его тела, души, сердца–духа. Человек же, становясь церковью, делает из своего тела неф посредством аскезы, увенчивающейся претворением жизненной энергии в любовь: из души своей — святилище, где предлагает Богу логосы, духовные сущности вещей: это есть созерцание космоса в Боге. Наконец, он делает из духа своего жертвенник, где все — и он сам в том числе — воссоединяется с Божеством: и это есть видение Бога и приобщение к Богу, то есть «обожение».
Церковь подобна человеку. Вместо души у нее святилище, вместо духа — священный жертвенник, вместо тела — неф. Она есть образ и подобие человека, в свою очередь сотворенного по образу и подобию Божию. Через неф, как через тело, обретается практическая мудрость; через святилище, как через душу, совершается духовное толкование природных созерцаний; через Божественный жертвенник, как чрез духа, достигается проникновение в видение Бога.
Человек, напротив, есть мистическая церковь. Через неф своего тела он выявляет свои деятельные возможности… через святилище души вручает Богу духовные сущности вещей… через жертвенник духа взывает к тишине, которой исполнено сердце Божественного Слова; мощный глас, превосходящий всякое знание. В церкви человек соединяется с Божеством в той мере, в какой это дозволено ему… и получает печать ослепительного сияния.
Максим Исповедник
Тайноводство, 6.
Тем не менее, metanoia, покаяние, как переворот разума и сердца, столь же необходима Церкви, как любому из ее членов. То, что окончательно дано Церкви в Евхаристии: сила воскресения, которую она передает людям, — должно быть пережито. Часто плоды оказываются ничтожными, а свидетельство — искаженным. Ведь в Церкви есть два аспекта: с одной стороны, сакраментальная глубина и ее средоточие — Евхаристия, превращающие Церковь в таинство Воскресшего, подательницу воскресения; но, с другой стороны, — ее становление в человеческой истории, где дремлющая, заблудшая, мятежная человеческая свобода навязывает Духу своего рода «кенозис»; где христиане порой присваивают себе, искажают или отвергают таинство вместо того, чтобы дать ему выявиться. Такова история человеческой верности и неверности, в которой, однако, абсолютная верность Бога всегда находила отклик в порой скрытой, но никогда не прерывающейся «золотой цепи» святости… По словам Оригена, Церковь — та блудница, которую Христос непрестанно омывает Своей кровью, чтобы сделать ее непорочной супругой.
Не только вне Церкви ведутся «войны». В самой Церкви тоже происходят «мятежи».
Как среди язычников есть множество грешников, так множество их есть и среди нас, в совокупности составляющих члены Церкви. Вот почему Господь печалится и скорбит о наших грехах, говоря: Горе мне! Ибо со мною теперь — как по собрании летних плодов, как по уборке винограда: ни одной ягоды для еды, ни спелого плода, которого желает душа моя (Мих. 7, 1).
Если у [Иисуса] были основания оплакивать Иерусалим, гораздо более их у Него для оплакивания Церкви, которая воздвигнута, чтобы стать домом молитвы, но постыдной алчностью, помрачающей ум ненавистью некоторых (к несчастью, столь многочисленных!) превращена в «разбойничье гнездо». Поэтому Иисус мог бы, имея в виду пребывающих в воздвигнутом Им живом святилище грешников, повторить слова псалмопевца: Что пользы в крови моей, когда я сойду в могилу? (Пс. 29, 10).
Он бродит в поисках остатков урожая, но находит лишь несколько раздавленных гроздей и жалких плодов. Ни одного прекрасного плода, да и плохих немного. Кто из нас мог бы предложить Ему гроздья добродетели? Кто мог бы принести плоды благодатью Божией?
Ориген
Комментарий на Матфея, 35;
Пятнадцатая гомилия на Иеремию, 3;
Комментарий на Матфея, 16, 21:
Пятнадцатая гомилия на Иеремию, 3.
Амвросий Медиоланский — мирянин, избранный епископом против своей воли и подчинившийся решению народа и клира, — Амвросий оставил нам удивительную молитву, где выражается высочайшее звание епископа. Он требует от него прежде всего благодати сострадания, способности плакать вместе с грешником, выслушивая, наставляя и утешая его.
Откуда приходит ко мне благодать услышать из уст Твоих: Прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много (Лк. 7, 47)? Признаюсь тебе: мои долги были больше, прощенные мне грехи — многочисленнее, ибо я пришел к священству из суеты судов и обязанностей общественной жизни. Потому и боюсь быть неблагодарным: грехов моих было более, а любил я менее.
Защити Твое творение, Господи, сохрани во мне благодать, которую Ты дал мне, несмотря на мои попытки избегнуть ее. Я не считал себя достойным епископства… но благодатию Твоею есмь то, что есмь: поистине малейший и последний из епископов.
Раз ты поставил меня трудиться для Твоей Церкви, защити плоды труда моего. Ты призвал меня к священству, когда я был заблудшим сыном. Не дай мне заблудиться, будучи священником.
Прежде всего дай мне благодать сострадания. Дай мне сострадать грешникам в самой глубине сердца. Ведь в этом — наивысшая добродетель…
Дай мне сострадать всякий раз, как я буду свидетелем падения грешника. Да не покараю его в надменности, но буду плакать и скорбеть вместе с ним. Сделай так, чтобы оплакивая ближнего своего, я оплакивал бы себя и говорил самому себе: блудница праведнее тебя!
Амвросий Медиоланский
О покаянии, 2, 8, 67 и 73.
Евхаристическая община имеет смысл только в том случае, если стремится стать действительно братской, следуя великому путеводительному примеру первой церкви в Иерусалиме, где практиковалась общность имущества. Когда вера христианского народа стала увядать, эстафету приняли монахи, как показывает текст св. Василия, одного из основоположников монашеского общинного опыта. Монахи должны были стать примером и вдохновляющей силой, чтобы вновь превратить евхаристические общины в место бескорыстной дружбы, место утешения и взаимопомощи, где можно было бы перевести дух среди заботливого внимания и добросердечия, чтобы общины вновь стали объединительными центрами, способными нейтрализовать разъединяющие общество раковые процессы.
Итак, братская община есть гимнасий, где упражняются атлеты; благой путь к совершенству, непрестанная тренировка, упорство в заповедях Божиих Цель ее есть слава Божия, по заповеди Господа нашего, но кроме того она хранит и пример святых, о которых говорится в Деяниях апостолов: Все же верующие были вместе и имели все общее (Деян. 2, 44). И еще: у множества же уверовавших было одно сердце и одна душа: никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее (Деян. 4, 32).
Василий Кесарийский
Большие правила, 7, 4.
Не потому ли мы и говорим так долго о Церкви, что, как точно заметил Максим Исповедник, единственная цель духовной жизни состоит в претворении человека в Церковь, в Храм Святого Духа?
Глава II ВНУТРЕННЯЯ БИТВА
Аскеза значит: «упражнение», «борьба».
«Битва духовная, более жестокая, чем сражение между людьми», — говорил Рембо. Призыв к свободе человека, к его способности «доброго делания». Способности стать личностью, то есть через участие в великой метаморфозе Христовой преобразить в Духе Святом свое отношение к данному природой материалу: к своей генетической наследственности, психологической и социальной обусловленности, а значит — к самой материи.
Бог не творил ни смерти, ни зла, но предоставил во всем свободу человеку, как и ангелу. Так свобода одних возносит на вершины добра, других же низвергает в пропасть зла. Отчего же ты, человек, отрекаешься от своей свободы?
