Тира Соколовская - Тайные архивы русских масонов

Раболепство клеймилось презрением. В рукописном сборнике мыслей Невзорова[213] встречается ряд любопытных масонских изречений. «Если бы тебе предложили диктаторский виссон кесаря и кинжал Катона, что бы избрал ты себе в удел? если ты поколеблешься хотя одну минуту, то знай, что ты исключил себя навеки из сонма духов-повелителей. Иди и не смей воздвигнуть взор свой на сына чести и свободы. Иди и ползай у позлащенных прагов (порогов) надутых и ничтожных любимцев счастья, но не дерзай приблизиться в обитель истинного величия. Ни один верный сын отечества, ни один добрый гражданин не был огражден от преследования ухищренной ловли царедворцев и презренных кликов раболепствующих. Я ласкаю себя надеждою, что ни един чтущий (читающий) сие не осквернит бессмертного духа своего постыдными слабостями робких и суетных слуг счастия. Се грамота меча духовной крепости; да не чтут (читают) ее малодушные».

Привожу один масонский нравоучительный рассказ, характерный по приему масонов вкладывать свои мысли в притчу и напечатанный в одном из журналов XVIII века. «Уже была полночь, как посреди уединенного леса отвратительная и младенческою кровью обагренная колдунья производила волшебные действия. Слова были произнесены, круг начерчен, и железная трава возжена была на жертвеннике; она дует ядовитое дыхание между стадами и повсюду распространяет смерть. Ее могучие знаки призывают небо и землю, и Чернобог дрожит на подземном своем престоле. Из своего круга совращенная луна нисходит с тверди, и тысяча неприязненных сил выходят из глубоких пропастей ада; все стоят вокруг алтаря в ожидании ужасного приказа. Царствовало страшное молчание, как волшебница сказала: “Я позвала вас с высоты и из глубины, чтоб вы сказали мне, не знаете ли вы, где моя любезная сучка девалась”. — Для сего ли одного, — вскричала старая Геката, — ты совратила луну и остановила течение природы? — “Что мне нужды до луны или до целого света, — отвечала колдунья, — когда я потеряла малое сие животное!” Сколь много женщин мог бы я наименовать, которые также бы для своей постельной собачки поступили. Но я имел в виду важнейшее нравоучение. Кто должен удерживать стремления, с которыми цари и их вельможи стараются удовлетворять своей воле? Сие по справедливости быть может для тебя огорчительно, о ты, бедный, простой и ропщущий народ, но что то за беда? Сие им служит удовольствием. Таким образом Александр, как мы читаем, пресекает, чтоб провести только досадный день, жизнь целым тысячам и делает людей невольниками для — препровождения времени».

В другой статье[214], «Ответы восьми греческих философов на данный запрос — какое народное правление счастливо», читаем:

Счастлива та страна, счастлив тот град и дом,

где винный из суда исходит со вредом.

Виантов.

Где граждане, народ боятся так закона,

как самовластного над всеми ими трона.

Фалесов.

Где не с излишеством всяк беден и богат.

Анахарсисов.

Где все равно для всех, где казни не страшат,

где добродетель все всему предпочитают;

где более всего порок уничижают.

Клеовулов.

Где страшен более закона людям стыд.

Питтаков.

Где все равно дела имеют добрый вид,

не злые, добрые народом управляют.

Хилонов.

Власть не законников, законов исполняют.

Периандров.

И где правительство, подобное тому,

в котором страстен всяк ко доброму всему».

Довольство судьбою масоны считали своею «должностью». «Оставим все творцу: Он знает лучше нас, что дать Петру и что Ивану», — приводили они строфу из басни. «Кто в каком рожден, тот и храни закон», — пелось в масонской песне. Но в то же самое время при посвящении в седьмую масонскую степень (рыцарей запада) произносились ритуальные слова: «mieux etre maitre, que valet; plus noble 1 ’etre libre, qu’esclave»[215].

ГЛАВА Х

Какое последнее и сильнейшее доказательство братства и равенства нашего? Смерть, которая всю разность между вышнего и нижнего пресекает, обращая всех нас равно в пыль и в пепел.

Nicht Rang, nicht Gold hiess sie den Rucken biegen,

Sie waren alle gleich?

Die ganze Welt, voll Eintracht, voll Vergntigen,

War ohne Schatze reich.

Warum ihr Bruder? Das ist klar,

Weil Jedermann ein Maurer war.

Из списка со стихов, принадлежавших масону, майору Королевскому

Имена наших прадедов-масонов дошли до нас далеко не все, но и те, что дошли, считаются не десятками — их многие сотни. Масонские бумаги русских прежних масонов пожелтели от времени. Но они старательно сохранили нам и то, что происходило в ложах, и имена тех, кто присутствовал в ложах; сохранились и протоколы лож, и именные списки членов, и пригласительные на заседания карты, и деловые письма, и дружеские послания. Длинной цепью протянулись имена масонов — вот они, эти звенья масонской цепи, вот принцы крови, люди княжеского, графского и баронского родов, родовитые дворяне, именитые граждане, люди «подлого состояния», люди при деле и люди без дела, помещики, мещане, общественные деятели, люди науки и искусства, воспитатели ума и воспитатели духа, духовные лица, педагоги, блестящие храбрые воины, люди различных корпораций и различных ремесел, поэты, люди от мира и не от мира сего, люди крепкой воли и светлой души, люди только воли или только души, — силуэты и светлые, легко очерченные, и резкие, черные.

Список масонов XVIII века нужно по праву начать с Николая Ивановича Новикова. В его лице масонство было осуждено; как говорилось между масонами, главная причина неудовольствия правительства

на масонов заключалась в подозрении, что они завлекают в свой орден наследника престола, однако официально причиной этого неудовольствия была выставлена широкая пропаганда масонских идей, особенно путем печати; самый деятельный масонский книгоиздатель, Новиков, пал жертвою репрессий. Нужно ли говорить, кто был Новиков? Страстное желание принести посильную пользу отечеству и «сочеловекам» руководит его деятельностью; этот работник на пользу родины и человечества выступает собирателем и издателем русской старины, памятников старой литературы и истории, сатириком и журналистом, неутомимым издателем[216], общественным деятелем; он заботится о воспитании и образовании юношества; он отдает много времени благотворительности, но не уличной, показной благотворительности, вследствие мгновенной вспышки жалости, но той планомерной, разумной благотворительности, которая старается предупредить нищету. Многолетняя упорная деятельность Новикова, принявшая мистическое направление, может быть, не принесла всей пользы, какую бы могла принесть, но сквозь туманные рассуждения прорывается светлый луч призыва общества к самодеятельности, к улучшению нравов[217]. Каким популярным человеком, и в то же время опасным в глазах правительства, был Новиков, видно из распоряжения, по которому его арестованным везли в Петербург из Москвы окольными путями через Ярославль с приказанием иметь особенно зоркое наблюдение в последнем городе, так как там существовала когда-то ложа. Саркастически замечал по этому поводу Лопухин: «Можно прямо сказать, с тенью своею сражались». Знаменитый же Шеш-ковский смотрел на Новикова глазами полицейского стража, и в двенадцатом его вопросном пункте читаем: «Известно, что за двумя сделанными вам по соизволению Ея Императорского Величества запрещениями и за взятыми от вас подписками вы осмелились печатать и продавать такие книги, которые отвращают людей от церкви и христианской веры так, как и от повиновения власти, а потому и оказался ты преступником законов и, хотя ты в сем преступлении и винился, но однако ж этого, для чего ты осмелился продавать и даже по ярмаркам рассылать те вредные книги, не сказал, чего ради должен ты открыть самую истину, из какого подвига ты сие сделал и кто тебе в оном помогал и чему из такого вредного рассеяния быть надеялся». Профессор Иван Григорьевич Шварц[218] хотя и именовал родиною далекую Трансильванию, однако принес в дар России лучшие свои силы и может почитаться вполне ее сыном. Ученый, образованный, деятельный и гуманный, он приносил огромную пользу молодежи как педагог; состоя в должности инспектора учительской семинарии, основанной главным образом его стараниями, он повторял с учениками лекции и сообщал им методы обучения. Лекции Шварца философскоисторического содержания имели большой успех. Масоны, особенно кружка Новикова, смотрели на Шварца чуть ли не как на святого.