Преподобный старец Верховский - Творения
О пречудная любовь Божия, которая изливается на нас Спасителем нашим, Господом нашим Иисусом Христом!
С непотребными и мерзкими и много прогневляющими Его, желает быть с нами вечно в содружестве, да будем сообразны славе Его, да будем сыны Божии и богоподобны, сонаследники Господу нашему Иисусу Христу, сообщники и сожители Его и друзья Божии приискреннии, наслаждаясь всеми небесными благами; а более всего, как в бесконечные веки будет простираться такое наше блаженство.
И по таком откровении обетованных нам небесных благ, хотим отнюдь себя не утруждая и не исправляя в оное достигнуть! Но этому быть не возможно, чтобы грешный, о грехах своих по силе своей удовлетворения не принесший, к безгрешным и праведным во блаженство оных введен был и к ним сопричтен. Это беспрестанно в мыслях и в сердце обнося, постараемся, возлюбленные, всею душою постараемся, чтобы не лишиться нам этого ожидающего нас вечного блаженства. Сам Господь — помощник вседушно об этом пекущимся.
Это, Божиею помощью, написал я, грешный и скудоумный, не для всего мира, но в пользу и назидание, которую дал мне Господь Бог мой, да руководствую ими и да послужу им на вспомоществование их богопосвященной жизни.
3. Письма Зосимы Верховского
Письмо к отцу Досифею
Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас. Много искренне возлюбленнейший о Господе мой Батюшка Отец Досифей.
Слава Богу! Щедротами великого Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, за молитвами Владычицы нашей Богородицы храними есмы и соблюдаемы от всякого неудобства и волнений века сего, чрез раба Его, а нашего отца строителя Варфоломея. Спаси его Господи, и воздай ему от небесных сокровищ вместе и со отцем Вениамином, равно и Боголюбезнейшему всему братству. Ей, батюшка, особенные от них для нас милости проистекают, ибо поистине совершенно всячески упокоены есть, как душевно, так и телесно. И для большего прославления Божиего к нам Промысла, и на обличение моего нерадения, кратко тебе, моему Ангелу, объявлю, чтобы вместе и твоя святыня порадовалась о рабах Его, и о сем удобном ко спасению месте. Ибо сам отец строитель и все братство отца моего Василиска, и меня, если и воистину недостойнейший, любезно у себя имеют, всякую потребу для упокоения душевного и плоти усердно выполняют и возбранно. И безмолвия нашего ради (если и в стыде мне себя во оном именовании помещать за злоокаянство мое) никто из братий к нам для посещения не приходит; если ли же и пришествие к нам сотворят, но и то по благословенно Настоятеля, кроме единодушных странников, которых же для большего моему окаянству (исправления) Господь их приклоняет к посещению нас на исправление меня.
В монастырь же вхождение позволено так, как совесть наша сама определять будет. Правило также лежит на нашей совести, и на рукоделие ни на какое понуждаемы, разве бы что сами за праздность времени восхотели сделать. Такое и сим подобное многое снисхождение с нами устроено! Что ж до внутренности и до души касающееся, то по скудоумию моему, слабо и почти не могу объяснить, сколь великую пользу душам нашим, а преимущественно мне помраченному и ожесточенному, произрастает в этом месте пребывания. Ибо, слава Богу, имею невозбранное врачевство — частое исповедание, и не прохожу дальнего расстояния пути, ища на то духовника, как для уврачевания недуг изглаголанных помыслов и искушений, равно и для причащения Святых и Животворящих Таин. Ибо известно тебе, отче, что наш Настоятель Сам был усердный служитель пустынный, и как сам был искушен, в том может и иным искушаемым помочь. И так, если кто имеет совесть без зазрения, возжелая может во все святые посты причащаться беспрепятственно. Не достигает же нас и совсем удалено с мирскими и о мирских собеседование; не приходит на ум, где и как добыть потребы (излишества) для плоти и души: поскольку для обоих довольствуемся обилью. Совсем всуе, но и притщетно, жительствуя при сем святом месте, иметь или хранить у себя цаты, т.е. деньги: так как благодатью Божиею, за молитвами Преподобного отца нашего Арсения не вместимо в оной обители на то вины иметь, ибо не имеем потреб каких покупать, или кому ими помочь, потому что мирских требующих не видим, а братия вся, как и я непотребный, от единого отца душевно и телесно довольствуюсь, и ни малой в них не имеют нужды. Равно и риз сугубых не нужно хранить, так как благодатью Божиею довольно в монастыре и изобильно требующим подают. Но даже о келиях не возможно печалится, ибо отец Строитель еще много усердствует к пустынной жизни, а потому и уповаю, как не иметь препятствовать, но и новые построит, если потребно будет за душевное созидание, хотя уже есть и с залишком по лесу рассеянных в праздности, и на удобных местах стоящих, ибо лесу веема изобильно строевого на острове этом. Также и о пищи невозможно попечение иметь, ибо с излишеством, мнится мне, я, порабощенный мамоне, ею довольствуюсь: и благоутробная душа Настоятельская щедро преподает, и братские святые души не в зазрении совести в том моем окаянстве пребывают.
И так, за помощью Божиею, весьма удобно устроить себя и на апостолоподражательную нищету, и на святое преподобноотеческое безмолвное и безмятежное, и нестяжательное житие, а чрез то о Господе души меры ко спасению: по Благовестию святых отцов, способность к стоянию ума пред Богом, чистоту в молитве, трезвость памяти, свободное размышление, побуждение во усердие к Богу, связание ума от суетных парений, печалование и радование о Господе, печалование и скорбение о грехах, и о нерадивом своем житии, радование, что разумною тварью сотворен, и что избран из множества мирского и приведен в сию ангельскую еще же и безмолвную подражательную святых отцов жизнь, и соделан Промыслом Божиим Его служителем. И так чрез такое размышление ухищряет душа понудить себя к большему постничеству, за любовь Создателя своего, а потому и тепле припадает к Нему, прося от Него на то помощи себе и наставления. Если ли же бы излишеством, коварством врага душ наших, и наполнится келлия, тотчас все удобно износить в казну монастырскую. Если ли же случится за помрачение совести и ума или как я еще страстный, тайно, и неведения помутнением ума, валяться в каком пристрастии о помянутых, и тотчас пришествием из мнимого своего отхождения, т.е. из пустыни во обитель, вся моя скаредность и недостатки, как в зерцале, открываются мне, внутреннее показывая явственно. И тут уже отнюдь даже ни следа гордости и мнения не ощущаю в себе, пусть если бы и каменная кому душа была, думаю, не сможет гордости ощущать в себе, видя святое братство, как будто агнцев и страстотерпцев Христовых. Одни очень смиренные от чрезмерной кипящей благодати, и в едином богомыслии все течение своего бытия изнуряют; иные за любовь Божию крепче постятся, и в крайнем бессилии измождалую плоть обносяще святолепно в целомудрии, не давая к упокоению сна довольного; некоторые, как купленные рабы и порабощенные любви ради Божией, в тяжелоносные, и гнусные, и всякие притрудные работы любовно дни и ночи нудят себя. Мшелоимство в них не зрится, сребролюбие от них отбегает, зависть от них попрана, гордостью гнушаются, чревонеистовством и чревоненасытством мерзеют как какою мерзостью; всякого покоя и пространства отбегают, во всем свою волю отложили, и похотение попрали, и самочиние отметнули. И как возможно мне по тонкости описать тайные их подвиги, которые единому Тайноведцу Богу ведомы! Но единогласно вопию и вещаю, что всячески всякими тщатся ревностно Создателю своему благими делами служить во все часы живота своего. Если ли же бы случилось, или от новоначальных, или от развращенных нравов, некое неустройство, или бесчиние вред наносящих всему братству, то таковых или настоятель, или из братии на то особенный, способствием всяческим, тщатся уврачевать развращенный их и вредный нрав и обычай. Если ли же (еже не дай Господи) пребудут неисцельны, нимало не покоряясь здравому для них предлагаемому совету, то уже таковых милостивая душа Настоятельская разлучает прочь от братства, да не и прочие, еще немощные в новоначалии сущие, их ради повредятся. И так их из монастыря с любовью вон высылают, а чрез то благодатью Божиею мир и тишина в братств по прежнему устрояется.
И так довольно насладясь лицезрением оного стада Христова, опять возвращаюсь во свое мнимое безмолвие и отшельствие, и приводя на память виданные в братстве подвиги и свое злое и нерадивое житие, воистину принуждается душа убеждать себя на большее постничество и подвиги духовные, и всячески останется во смиренном о себе мудровании. Еще же в оном мест, мнится мне, возможно и обоим жительство проходить, как пишет святой Исаак Сирин в слове 55, что иным полезно сожительство со многими, а иным отшельство, ибо придя из отшельствия в обитель, всячески навыкнешь, что то есть искушение, или в братстве, или же внутрь себя, и как чрез то бывает преуспеяние, ибо удобно познаешь своего созидания меры, то есть: как душа твоя видит братий, осуждает ли их за некоторые недостатки, или диаволу все приписывает, а братии всегда во святости признает, т.е. за святых. Потому что они по попущению, или от усилий вражиих, а к тому ж и от немощи побеждаются, и снова помощью Божиею исправятся, и исправляются; я же добровольно волю диавола исполняю. Если бы и я непогрешительно сам жил, но то всячески Бог хранит меня, а потому и нет сие мое исправление. Или внутренне осуждаешь их, а себя не падающим признаешь; и таким вниманием ясно созерцается жительства мера и успеяние от своего безмолвия и отшельства. Если ли же бы и не удобостерпимое нашло время, сидя в отшельстве, то возможно соутешиться придя в обитель: не с мирскими, поскольку никто о духовном понятия не имеет, и не суетными словами, но с любезною богоусердно работающею братиею; и их душеполезными, более меда сладчайшими беседами и равноангельным их обхождением насладясь и так получив здравие душевное и придя в крепость, возможно опять в прежнее свое отшельство возвратиться. Если ли же бы восхотел по немощи и по плоти соутешиться, то и сего довольно возможно воспринять, не обходя дальнего пути и многих в мире живущих, прося и раболепствуя им, и за подаяние им рабственно рукоделие выполняя. Если ли же того ради содержит у себя всякое изобилие сидя в пустыни, еще бы во время нужды им довольствоваться, и для того сохранять у себя на многое время, то уже такое устроение, по словам святых отцов, не есть от духовной премудрости, и негодно нашему монашескому чину, а преимущественно безмолвия держащимся. Но здесь благодатью Христовою не так, но прудя в обитель, милосердием и любовью пораженной, наш отец Настоятель усердно всякое требование, немощи ради нашей, с излишеством выполняет; и так с довольным довольствованием и благословенным утешением, как телесным, так и душевным пользованием, снова возможно своего безмолвия ни мало расстроясь держаться. К тому ж благодатью Божиею не зрится опасности к разорению или препятствию здесь в безмолвии в отшельствии сидящим ни от господ исправник, ни от иных начальнейших людей, ни смущения, наносимого от мирских частых посещений: т.к. оный остров состоит в отдаленности от мира, и под ведением оного монастыря, т.е. Настоятеля единого с братиею. Иметь же сомнение в теперешнем нашем Богом отцами позванном Настоятеле, который, как и тебе довольно известно, есть крайний рачитель безмолвия и пустынной жизни, которой и ныне дух неусыпно пламенеет в нем, а братия вся, как и выше написал скудоумием моим, живут ангелоподражательно; и отнюдь невозможно быть от них еже к пресечению в сем месте отшельствия, т.к. они и сами суть ревнители безмолвия, исключая некоторых новоначальных и не имеющих еще понятия о духовной равноангельной монашеской жизни, то такие разве какое покажут неудовольствие к отшельникам? Но таких благодать, живущая в Настоятеле и помянутых братиях, скоро в просвещение и познание истины монашеской наставят, показывая и изъясняя им, яко за немощь еще нашего умного действия предано нам обращение иметь в рукоделии и прочих по Бозе чувственных упражнениях. А которые в преспеянии суть, и желают как уже оумерщвленные миру жить, такие более тщатся быть в безмолвии, известясь о том от Божественного гласа, который был Арсенюи и Антонию Великим. Если же тем Бог предпочел лучше быть в безмолвии, или же бы весь мир воспользоваться возмог, то кольми паче не пришедшим еще в их меру! Если ли же некоторые к совершению доспевше, а жительствуют в обществе с братиею, ведать подобает, что это всяко в них не от себя, но Божиим благоволением, да пользуют иных, равно и немощные и страстные, как и я страстный и скорый во всякое греховное падение держусь сего моего мнимого безмолвия во отшельстве, по святого Исаака Сирина наставлению, да удалением людей и вещей, невольно удержусь от падения, а чрез то, видя Господь как хочу спастись, может поможет Своею Благодатью прийти во успеяние и бесстрастие. Чего ради и от твоей святости на то требую к Богу молитв. Равно и со многими полезно бывает, по того же Исааку святого [наставлению], сожительство, да искушением и заушением разным, падая и восстая, придет так же кто в успеяние и бесстрастие. И так кто каких свойств, там тот по его учению святому и да жительствует. И нет, мнится мне, воистину нет ни одной вины, которою бы здесь было невозможно и неудобно безмолвное отшельственное проводить житие. И никто меня не может уверить, если и весьма груб и глуп есть и крайне невежествую, чтоб лучше было и удобнее ко спасению жительствовать на сухом пути, близ селений мирских, где состоят в окружности деревни, из коих бывают близ келлии следы тех мирских человек для различных их работ, т.е. по их хозяйству за лыками, мочалами, ободьями, лубьями и прочего бесчисленного брожения баб, девок и юношей за грибами и ягодами, с восклицанием мерзких песен, со сквернословным козлогласованием, и самыми студными и неудобо изглаголанными срамными делами, беспрестанно ожидая и сохраняясь и боясь всегда искушения от них, будучи по нужде своей в отлучении вне келлии. Но я воистину видел таких безсрамных и на все злое готовых юношей и мнимых дев, как по подобию самого диавола безстудных. А к тому же и от господ: от иных — выше достоинства и мер наших к нам почитание, а от иных осуждение, и оглаголание, и соблазнение. От простого же народа, т.е. крестьян: от иных великое также уважение и раболепство, а от иных зависть и ненависть. Чрез все же это всегда опасность как к душевному падению, так и телесному бедствию. Если ли же посетит кто, то беседа бывает о мире сем суетном и совсем нашему жительству супротивные и душевредные разговоры: о жене, детях, богатстве, долгах и бесчисленных развращениях и злобах. А ты должен на все сии их материи душеполезные советы давать; и если упользуешь, то преимущественно начнут посещать, если же нет, то, соблазнясь и повредясь, начнут монашество избравших, а преимущественно сидящих о Бозе в безмолвии, тунеядцами именовать, чрез что будет и имя Божие хулиться. И так при всех сих изъявленных случаях как возможно быть кроме искушений, без уязвления душевного, нося страстную плоть и имея чувства как в осторожность к возбранению на уповающих на себя? — написали святые отцы. Кто ты? Ангел ли? Или камень, который: не чувствовал желаний общего естества и усиловании его? О! как и сколь неудобно, или и совсем невозможно, если прийти в такую меру, нее же ради избрали отшельство сидения в безмолвии, живя же в таком месте! Если Арсений Великий говорит: что тростник шумящий от ветра смущает во внимании сидящих, то как, такие вины к смущению сердца и подвижению страстей близ себя в окружении видя беспрестанно, быть возможно в мирствовании совестном и душевном устроении, и плод спасения произнести? это дело единых только бесстрастных и совершенство уже достигших, как Апостолы и прочие великие Святители, и блаженные, юродственную жизнь проводившие, которые во всех таких обращениях пребывают без вреда благодатью Христовою. А немощным всем единогласно отцы святые вопиют: что охранение лучше дел, т.е. бежать от всего наносящего помущение совести. И святые столько в сем себя наблюдали, что и на безбрадного (безбратного) брата взор в тщету себе вменяли, и за самое то внимание умное всякое рукоделие оставляли, как один отец нам об этом возгласил, что написал святой Исаак в слове 1 (12): "Дивлюсь, слыша, что некоторые в келиях своих занимаются рукоделием и могут без опущения совершать правило свое и не смущаться". Изрек же достойное удивления слово: "По правде сказать, если выхожу за водою, то чувствую замешательство в своем обычае и в порядке оного и встречаю препятствие к усовершению своего рассудка". Видишь, отче: если столько великие отцы как столпы бедствуют от малейших и таких ничтожных вин, то что не постраждем я и подобный мне, живя близ мира? Прости мне, не мое было дело это твоей святости писать, т.к. всем известно, что ты благодатью Христовою храним, и превыше всех ловлений вражиих пребываешь; но побежден будучи чрезмерною моею к тебе любовью истинною, ее же одной на память движет внутренность мою. Того ради забыл свое окаянство и должность свою молчать, т.к. сильным желанием есть объят видеть близ себя тебя живущего. Если чрез то тебе и нам и иметь быть в некоторое и на некоторое время пресечение безмолвия, посещением друг друга, но любовь все во благое совершит: и Сам Господь Бог утвердил и повелел всячески любящим истинною друг от друга в неразлучении быть, говорит бо Святейшими Своими устами с обещанием: «ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф.18,20). А где Он, Отец наш Небесный и Создатель, там и Царство Небесное. А посему и должно мне более радение иметь, и всячески стараться вместе с рабами Его сожительствовать, как и ты, нежели печься своечинно о Царствии Небесном. И если бы оное я и получил, и был бы в нем, но без Христа и не имея в себе Христа, воистину и на небеси не имела бы упокоения душа без Него; как и царь Давид вопиет: «Кто мне на небе?» (Пс.72,25). А Господь наш и Бог воистину, по свидетельству св. Стефана, не в рукотворенных храмах живет. Ибо небо Ему престол, земля же подножие. И как все Святое Писание изъясняет, что Бог живет и обитает и почивает на Херувимах и Серафимах, и в рабах Его, которые заповеди Его соблюдают, как явствует в Евангелии Святом: я и Отец Мой «придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин.14,23). Также являет Дионисий святой, что и почивает Дух Божий на них, и сего-то ради страшусь я один уединенное опозорить жительство, т.к. еще за смрад дел моих злых, не имеет места во мне Христос, и живя один, а не с вами, рабами Его, буду всегда без Христа; а ежели удостоен буду жить с вами, то будет и близ меня, как в вас Он (Христос) жительствует, и может вы своими молитвами умолите Христа Господа, который бы возблаговолил и в меня вселиться. И когда же явит сии Его и на мне недостойном милость, тогда, может, и оставлю вас телесно, но не духом и любовью моею: «любовь никогда не перестает» (1Кор.13,8). Потому что и раб истинный, если и отпущен будет от господина своего, но всегда признает его за господина своего. Так и я к вам есть: т.к., если что и дает мне Господь Бог, и что я ныне не имею, или иметь буду, то всячески вас ради сие все будет; а потому и есть вы мои истовые господа, и за помощью Божиею не имею вас оставить духом моим и любовью никогда. Прошу воистину со слезами и болезнью сердца, не оставит меня одного без вас. Если же уже невозможно мне будете вместе с вами быть, и я за недостоинство мое лишен буду вашего сожительства, то всячески, ног ваших касаясь, прошу, не оставить меня в молитвах своих ко Господу Богу, да помилуете меня вас ради. Известно же тебе будет, возлюбленный мой отче, что я это все писание к тебе написал не того ради, чтобы непременно к себе переманить, не будет сего, но более если поистине в добром и в удобном к безмолвию, и спасению на созидание обитавши месте, или знаешь где и можешь найти такое место в тех (где живешь) местах, то всячески, мнится нам, надобно держаться его. И я многогрешный, и отец мой Василиск радостью великою радуемся и желаем и молим Бога, да сохранит Он вас Своим покровительством до скончания жизни в таком спасительном месте. Ибо не смею в равности иметь внутреннего пустынного жития и пребывания совершенного, которое в уподоблении распятию на Кресте от святых отцов применено, с нашим коневским отшельствием в равности поставить, если и здесь весьма удобно к безмолвии и спасении, как выше изъявил.