Георгий Чистяков - Размышления о Евангелии от Иоанна
Вставки, на которых я остановился столь подробно, конечно, не меняют смысла повествования, не искажают фактов, изложенных в Евангелии. Но они искажают рассказ стилистически, делают его похожим на добросовестно написанное школьное сочинение. Для Евангелия характерна лапидарность, краткость, некая недоговоренность; в нем всегда что-то словно недосказано, всегда много воздуха. Вставки, не изменяя содержания, делают текст каким-то двухмерным, не оставляют в нем воздуха. Возьмем первую вставку. Если Иисус, «наклонившись низко, писал перстом на земле», то само собой разумеется, что Он не обращал внимания на пришедших.
Эта вставка – типичная средневековая глосса, когда читатель дописывал на полях то, что ему казалось не совсем понятным. Быть может, для тех, кто не очень хорошо владел греческим языком, такие вставки и были необходимы, помогали понять текст, но нам они только мешают. Поэтому задача современного читателя заключается в том, чтобы читать евангельские тексты в переводах, сделанных не со случайных рукописей, а с надежных источников. В частности, лучше пользоваться переводом Нового Завета под редакцией епископа Кассиана (Безобразова), хорошо передающим стилистику оригинала и – это главное – основанным на солидной рукописной базе: надежных современных изданиях и древнейших рукописях.
Чтобы убедиться в ненужности позднейших добавлений к тексту, обратим внимание на четвертую вставку: «… и не видя никого, кроме женщины». Раз все ушли, значит, Иисус и не мог никого, кроме женщины, увидеть, поэтому не нужно говорить об этом дважды. Подлинный евангельский текст тем и отличается от неподлинного, что в нем нет ничего лишнего, нет литературных красот, нет избыточных подробностей. А все, что в нем есть, – это самое важное, самое главное.
Теперь поразмышляем о содержании этого текста. Люди, которые привели к Иисусу женщину, говорят Ему: «Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь?» В греческом тексте на первом месте стоит местоимение «Ты», которое грамматически не так уж необходимо. Значит, здесь подчеркивается противопоставление точек зрения Моисея и Иисуса: Моисей вот так учил, а Ты что скажешь? – спрашивают они, ожидая услышать что-то не соответствующее закону Моисея, что-то, в чем можно Его уличить как нарушителя закона. Провокационный характер вопроса очевиден. И именно по этой причине – или в том числе еще и по этой причине – Иисус им ничего не отвечает. Низко наклонив голову, Он молча что-то пишет на земле. И богословы, и проповедники, и мыслители всех эпох пытались разгадать, что же именно Иисус писал перстом на земле. Высказывались разные мнения, предположения, но никто не сумел дать ответ на этот вопрос.
Иисус молчит, потом «восклоняется» (поднимает голову) и произносит: «Кто из вас без греха, первый брось в неё камень». Бросить камень – значит, выступить в роли исполнителя судебного приговора, потому что побить камнями – об этом прямо говорит книга Второзаконие – можно было лишь по постановлению суда, на основании свидетельских показаний не менее чем трех человек. Иисус в довольно жесткой форме выражает мысль о таком суде: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». То есть кто-то должен выступить от имени суда и привести приговор в исполнение.
В литературе часто встречается арамейское выражение: «Есть суд, но есть Судья». Суд какой? Человеческий. Но есть и Судья – Бог. Не эту ли фразу пишет Иисус на песке? Во всяком случае, очевидно, что Он имеет в виду нечто подобное. И люди, «будучи обличаемы совестью», как поясняет позднейшая вставка, расходятся. В Евангелии не говорится, почему эти люди уходят один за другим, но комментатор добавляет, что они были обличаемы совестью. Между тем слово «совесть» (по-гречески «сюнейдесис», а на латыни conscientia) вообще отсутствует и в Ветхом, и в Новом Завете.
Мы понимаем, что такое совесть, исходя из опыта – личного, святоотеческого, из опыта европейской культуры. Это тот внутренний голос, который обличает нас, который из глубин нашего «я» говорит нам, чего нельзя или что предосудительно делать. В том значении, в каком мы употребляем слово «совесть», в Ветхом Завете употребляется слово «сердце». О людях, которые привели грешницу к Иисусу, можно сказать, что в них сердце заговорило. Иисус обратился к их сердцам – и сердца проснулись. Есть суд человеческий, но есть и Судья. Что скажет Судья? И вправе ли судить мы? Ведь все мы грешны. Вот почему эти люди уходят.
Блаженный Августин говорит по поводу этой сцены: «несчастная – и милосердие», несчастная женщина и Иисус – воплощенное милосердие – остаются вдвоём. Возникает ситуация, в высшей степени похожая на те, что так характерны для Евангелия от Иоанна: двое остаются наедине, и происходит диалог. Он спрашивает ее – не утверждает, а именно спрашивает: «Никто не осудил тебя?» Она отвечает: «Никто, Господи». И тут Иисус впервые произносит слова «не осуждаю»: «И Я не осуждаю тебя». Иисус не говорит, что оправдывает её, а лишь подтверждает тот приговор, который вынесли ей люди, выступившие было в качестве судей, но ни слова не сказавшие в ответ Иисусу и поспешившие уйти. Вот пример апелляции к сердцу. Иисус ориентирует людей не на закон, не на канон, а на их сердце. И они, пришедшие осудить грешницу, не смогли этого сделать, так как в них заговорило сердце.
Стало быть, это совершенно удивительный рассказ о том, как в человеке пробуждается человеческое, как благодаря встрече с Иисусом сознание людей, замутненное правилами и требованиями писаных канонов, очищается от этой замутненности. К ним возвращается умение слушать голос своего человеческого сердца, которое может любить, жалеть, стыдиться, которое помогает им осознать, что они не вправе выносить приговор. Этот текст – о людях, которые (вспомним еще раз картину Поленова) привели женщину, упирающуюся и жалкую, чтобы совершить над ней праведный, как им казалось, суд на основании закона, и которые в течение нескольких минут встречи с Иисусом прозрели. Они пришли жестокосердными и же-стоковыйными, злобными и разъяренными – и прозрели. А прозрев, ушли.
Когда мы воспроизводим в нашем сознании эту евангельскую сцену, то представляем в первую очередь Иисуса и грешницу, а надо бы всмотреться в тех, кто уходит. Ведь с ними произошло нечто чрезвычайно важное, это они стали другими за те несколько минут, пока Он что-то писал на песке. Мы осуждаем их, на самом же деле нужно подумать о том, что Иисус одержал победу. Тем более дальше, на протяжении всей восьмой главы, мы будем свидетелями очень напряженного и трудного диалога между Иисусом и иудеями, которые во всем с Ним не согласны и выступают в качестве достаточно резких Его оппонентов.
Далее на одной странице текста около двадцати раз повторяется местоимение «Я». Это очень много! И на фоне многократного повторения этого местоимения обращает на себя внимание стих, уже не в первый раз звучащий в Евангелии от Иоанна. Это 28-й стих восьмой главы.
Иисус говорит: «Когда вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, что это Я и что ничего не делаю от Себя, но как научил Меня Отец Мой, так и говорю».
О том же сказано выше, в главе пятой, стихе 19-м:
«На это Иисус сказал: истинно, истинно говорю вам: Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего: ибо, что творит Он, то и Сын творит также».
И далее, опять-таки в пятой главе, 30-м стихе:
«Я ничего не могу творить Сам от Себя. Как слышу, так и сужу, и суд Мой праведен; ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца».
Слова 30-го стиха оказываются ключевыми на протяжении двух этих глав. В первый раз мы слышим их в пятой главе, затем они в несколько иной форме повторяются в восьмой. Это очень важно, поскольку в восьмой главе достаточно остро ставится вопрос о том, что Бог присутствует здесь, что Он действительно говорит устами Иисуса. Вот что в высшей степени смущает собеседников Христа. Сначала это их просто настораживает, затем раздражает и в конце концов вводит в соблазн. Они хватаются за камни, чтобы побить Его. Глава заканчивается тем же, чем и начиналась. Вначале они хотели побить камнями женщину, но этого не случилось: произошло чудо. В конце они собираются побить камнями Иисуса, но этого тоже не случается, потому что Он просто уходит.
Как видим, в восьмой главе от начала ее до конца присутствует тема побивания камнями. Но здесь говорится еще и о том, как может вести себя человек, для которого Бог – это всего-навсего то, что записано в законе. Каков ответ такого человека на его столкновение с Богом в жизни, в каких-то конкретных обстоятельствах? Другого ответа, кроме как схватить камни и побить ими сначала грешницу, а затем Иисуса, у людей, пришедших к Нему, нет. Другого ответа на вызов реальности люди, ищущие Бога не в жизни, а в букве закона, не знают. Думается, в этом и заключен главный смысл восьмой главы.
