Дмитрий Мережковский - Тайна Трех. Египет и Вавилон
XLV
Колдун, влюбленный в дочь свою, – «чертов брат», «антихрист». Но вот, по наблюдению Вейнингера, невинные отроки, в сновидениях, испытывают половое влечение к матерям своим (Вейнингер, ib., 264). Первые ангельские грезы любви кровосмесительны.
Так, в естестве пола заложена противоестественность, а может быть, и сверхъестественность. Кто-то здесь прошел и оставил во тьме светящий след: прошел оттуда, из вечности во время, и след – закон деторождения; прошел туда, из времени в вечность, и след – половое беззаконие в религиях.
XLVI
Кровосмешение Эдипа – безысходная трагедия, неразгаданная тайна Сфинкса (Египта), потому что здесь уже потерян смысл «божественных кровосмешений»: трагедия есть непонятая мистерия.
XLVII
В половых беззакониях «пол идет против естества и рушит законы его… Чрево мира как бы пробуравливается, и в узенькую воронку потрясающего случая мы разглядываем еще второе над или под миром чрево; еще землю и опять небо – звездное же, но уже не с нашими созвездиями, – лилейное, но где цветы уже не наших садов» (В. Розанов. В мире неясн., 116–117).
Как же полу не идти против естества своего, не рушить законов своих, когда эмпирический закон пола – рождение и смерть, а трансцендентная воля его – воскресение?
XLVIII
В чем ужас кровосмешения?
Сим и Иафет, «шли задом», пятились к отцу своему Ною, чтобы покрыть наготу его (Быт. IX, 23); отворачивались, рожденные от родившего, по естественному течению пола во времени, ибо таков основной закон бытия: все уносится вниз по течению времени. Но вот, в кровосмешении, этот закон ломается: рожденное поворачивается лицом к родившему; рождает оттуда, откуда само родилось, и тем самым как бы поворачивает время назад, заставляет реку течь вспять. Происходит как бы трансцендентный, в самом теле человека, вывих времени.
В этом ужас кровосмешения, а в чем соблазн?
Закон времени, закон пола: рождение – смерть. В беззаконнейшем из половых беззаконий, в кровосмешении, человек восстает на этот закон: не хочет рождаться, потому что не хочет умирать. Если все уносится вниз по течению пола и времени к смерти, то надо повернуть течение назад. «Последний враг», смерть, гонит человека, и он бежит; но вдруг останавливается, поворачивается лицом к врагу, чтобы сразиться и, может быть, победить.
Сам человек этого сделать не может, но за него делают боги в кровосмешениях, и он подражает богам.
О, конечно, в древнем Египте это не сознавалось и не говорилось так, как я сейчас говорю! Там все темно, слепо и немо. Но тем изумительнее, что глаз еще не видит, а рука уже осязает, находит во тьме ощупью.
XLIX
Надо ли говорить, что загадка Сфинкса разгадана, закон «кровосмешений божественных» отменен для нас Тем, Кто сказал: «Я и Отец одно?»
L
И, наконец, последний, сильнейший ожог «темных лучей» – половая любовь живых к мертвым.
Гоголь знал и об этом. Прекрасная панночка-ведьма скачет верхом на молодом бурсаке Хоме Бруте; но он отмаливается, сам вскакивает на нее и, загоняв до смерти, влюбляется в мертвую.
«Он подошел к гробу, с робостью посмотрел в лицо умершей – и не мог, несколько вздрогнувши, не зажмурить глаз… Такая страшная, сверкающая красота!.. В чертах лица ничего не было тусклого, мутного, умершего: оно было живо» («Вий» Гоголя).
Жизнь сквозь смерть, пол сквозь смерть – вот в чем соблазн этого ужаса.
Тут, в самом деле, «чрево мира пробуравливается, и сквозь узенькую воронку потрясающего случая мы разглядываем второе небо, но уже не с нашими созвездиями, – лилейное, но где цветы уже не наших садов».
LI
«Жен именитых мужей (в Египте), когда умирают они, не тотчас отдают бальзамировать, особенно тех, которые славились красотой своей, но дня через три или четыре (когда начинается тление). Делают же это для того, чтобы не совокуплялись с ними бальзамировщики», – повествует Геродот (II, 89) уже почти с нашею, медицинскою, юридическою и теологическою грубостью, ничего не понимая в этом «потрясающем случае». Ничего не понимаем и мы, «христиане», терпящие проституцию, совокупление живых с живыми трупами.
Но Данте, лобзая последним лобзанием Беатриче в гробу, может быть, понял бы: истинною любовью любят живые только мертвых; только в разлуке смертной понимает любящий, что любовь есть путь к воскресению.
«Сыны воскресения не женятся, ни замуж не выходят, ибо равны ангелам» (Лук. XX, 35–36).
Но что же такое любовь-влюбленность, самое небесное из чувств земных, как не греза о небе на земле уснувшего Ангела? И почему сыны воскресения суть «сыны чертога брачного»?
Уничтожен ли грешный пол святым, или преображен, – в этом, конечно, весь вопрос.
LII
И вот опять не знаю, как говорить о святом проклятыми словами; опять «язык прилипает к гортани, бумага под чернилами горит, тлеет, проваливается».
В Абидосском храме фараона Сэти I, и на гробнице Озирисовой, саркофаге из черного базальта, в Абидосском некрополе, и в тайном притворе великого Дендерахского святилища, повторяется одно изображение: на смертном ложе лежит Озирисова мумия, окутанная саваном, – воскресающий, но еще не воскресший мертвец с поднятым фаллом; и богиня Изида, ястребиха, парящая в воздухе, опускается на него, живая совокупляется с мертвым (Mariette. Danderach, IV, р1. 68–70, pl. 90 – A. Moret. Rois et Dieux d’Egypte, 136, pl. X).
«Лицо Изиды светом озарилось, обвеяла крылами Озириса и вопль плачевный подняла о брате… Воздвигла члены бездыханного, чье сердце биться перестало, и семя извлекла из мертвого» (Гимн Изиде. Wallis Budge. Osiris and Egypt. ressurection, 94).
Сестра совокупляется с братом, мать – с сыном, животное – с трупом. Какое нагромождение половых ужасов и мерзостей, и это – в самом сердце Египта – святыня святынь!
О, разумеется, никто из нас, безбожников, скопцов и распутников, не способен задуматься, как благоуханнейший, небеснейший цветок земли – Египет – мог вырасти из этого «ужаса» и этой «мерзости»!
LIII
Приди в твой дом, приди в твой дом, Возлюбленный!О, Первенец из мертвых,Не упоены ли все наши сердцаЛюбовью к тебе, Благой, Торжествующий?..Люди и боги, простирая длани свои,Ищут тебя, как дитя ищет матери…Приди же к ним!.. Приди в свой дом!..Взгляни на меня: я сестра твоя,Я люблю тебя, не уходи от меня!О, Дитя прекрасное, приди в свой дом!..Вот, я хочу тебя видеть, я хочу тебя видеть,О, Владыка прекрасный, я хочу тебя видеть!..Приди к твоей Возлюбленной, приди к Сестре твоей!О, ты, чье сердце биться перестало,Лица богов и людей обращены к тебе:Все вместе плачут о тебе…Когда я тебя увидела,То возрыдала, возопилаГолосом громким до самого неба;А ты не услышал.Я – сестра твоя, на земле тебя любившая;Никто не любил тебя больше, чем я!
Так плачет Изида над мертвым телом Озириса.
LIV
И Песнь Песней вторит Египту:
На ложе моем, ночью,Искала я того, кого любит душа моя,Искала его, и не нашла его…
* * *Пленила ты сердце мое,Сестра моя, Невеста;Пленила ты сердце моеОдним взглядом очей твоих…
* * *Положи меня, как печать, на сердце твое,Как перстень, на руку твою:Ибо крепка, как смерть, любовь…
Две тысячи лет Церковь Христова поет эту песнь торжествующей любви, а мы не слышим, не понимаем. Несчастные безбожники, жалкие скопцы и распутники! Воистину, надо иметь в жилах кровь мертвеца, чтобы не понять, что нет на земле и не будет большей любви, чем эта. «Никто на земле не любил тебя больше, чем я!» – «Крепка, как смерть, любовь». Это и значит: любовь сквозь смерть, сквозь смерть воскресение.
LV
Первый Озирис, растерзанный, есть тень Распятого, второй, воскресающий, – тень Воскресшего; а третий, тот, кого назвать, на кого мы даже взглянуть не смеем, – чья тень?
LVI
С бытием соединен Апокалипсис больше, чем Евангелие, и как бы над Евангелием, ветвями Древа Жизни, с «листьями для исцеления народов» (Апок. XXII, 2). Для исцеления всех ран – и зияющей раны пола.
В Евангелии – «скопцы, которые делают сами себя скопцами для Царства Небесного»; в Апокалипсисе – «Жена, облеченная в солнце, имеющая во чреве» (XII, 2). В Евангелии – Жених без Невесты; в Апокалипсисе – брачная вечеря Агнца; «и Дух и Невеста говорят: прииди!».
«Приди к твоей Возлюбленной, приди к Сестре твоей!» «Положи меня, как печать, на сердце твое», – это слово Невесты услышал весь Отчий Завет, от Египта до Израиля. Но, пока не услышит его и Завет Сыновний, от Евангелия до Апокалипсиса, не кончится начатый путь – от Тайны Одного, через Тайну Двух, к Тайне Трех.
Конец Египта
I
«Так говорит Господь: опустеет Египет среди опустошенных земель, и города его будут среди опустошенных городов. И узнают, что Я – Господь» (Иез. XXX, 6–8).
