Дитрих Бонхеффер - Следуя Христу
Что говорит Иисус в довершение всего? Он говорит: «Смотрите, не творите милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас». Призыв к чрезвычайному есть большая, неизбежная опасность, ожидающая на пути следования Христу. Оттого: смотрите, вот чрезвычайное, вот зримое в следовании. Необдуманной, несокрушимой, прямолинейной радости при виде этого зримого Иисус говорит: стоп! Он уязвляет чрезвычайное. Иисус зовет к размышлению.
Только размышляя, ученики могут достичь этого чрезвычайного. Они должны хорошенько присмотреться к нему. Ибо чрезвычайное не может произойти, не будучи увиденным; стало быть, чрезвычайное не должно делаться ради чрезвычайного, зримое не должно происходить ради зримого. Превосходящая праведность учеников не должна быть самоцелью. Хотя это и должно стать зримым, чрезвычайное должно произойти, но — смотрите, пусть это не происходит с тем, чтобы стать зримым. Хотя зримое в следовании Христу имеет необходимую основу
— призыв Иисуса Христа, но оно никогда не цель; а то потом следование Христу вновь скроется из глаз, когда наступит момент покоя, следование застопорится и в любом случае оно уже не сможет продолжиться в том месте, где мы вздумали бы отдохнуть, иначе в это самое мгновение мы были бы отброшены назад, к первоначалу. И мы бы заметили, что мы более уже не последовавшие. Итак, что-то должно стать зримым, но — парадокс: Смотрите, пусть это не происходит так, чтобы это видели люди. «Так да светит свет ваш перед людьми…» (5:16), но: Смотрите, творите милостыню тайно! Главы 5-я и 6-я жестко схлестываются друг с другом. Явное должно быть в то же время тайным; явное в то же время не должно быть видно. Приведенное размышление должно быть направлено, таким образом, прямо к тому, чтобы нам не предаваться размышлениям о нашем чрезвычайном. Внимание к нашей праведности призвано служить как раз тому, чтобы не внимать ей. Иначе чрезвычайность становится уже не чрезвычайностью следования, но чрезвычайностью собственных устремлений и прихотей. Как понять это противоречие?
Спросим, во-первых. Явность следования Христу — для кого она должна быть тайной? не для других людей — они, напротив, должны видеть, как светит свет учеников Христа; но она должна быть тайной, пожалуй, для того, кто творит явное. Он должен, следуя, смотреть на Того, Кто предшествует ему, но не на самого себя и не на то, что он делает. Последовавший утаен сам от себя в своей праведности. Конечно, он видит и эту чрезвычайность, но — будучи укрыт сам от себя в этом; он видит это только благодаря тому, что смотрит на Иисуса, и именно здесь он уже рассматривает это не как чрезвычайное, но как само собой разумеющееся, положенное. Так в его поступке, а именно в послушании слову Иисуса, укрывается для него зримое. Если бы для него чрезвычайное было важно в качестве чрезвычайного, то он поступал бы исходя из собственной силы, из плоти. Но поскольку ученик Иисуса действует исходя из простого послушания своему Господу, то он может смотреть на чрезвычайное только как на само собой разумеющееся дело послушания. По слову Иисуса он должен стать ничем иным, как светом, который светит, и больше ничего; следуя, он взирает только на Господа. Итак, именно поскольку христианское с необходимостью, т. е. индикативно, является чрезвычайным, постольку оно в то же время является и надлежащим, тайным. Иначе оно не христианское, оно вне послушания воле Иисуса Христа.
Спросим, во-вторых: В чем же-таки заключается теперь содержательное единство тайного и явного в поступке последовавшего? Как может одна и та же вещь быть сразу явной и тайной? В ответе мы можем только обернуться к тому, что дано в главе 5-й. Подвиг, явное — это Крест Господень, у которого стоят ученики. Крест есть сразу необходимое, тайное и — явное, чрезвычайное.
Спросим, в-третьих. Как разрешается парадокс между 5-й и 6-й главой? Он разрешается самим понятием следования. Оно — единственная связь с Иисусом Христом. Ибо последовавший всегда видит только своего Господа и следует Ему. Если он станет смотреть на чрезвычайное сам, как таковой, то ему не пребывать больше в следовании Христу. Последовавший в простом послушании воле Господа творит чрезвычайное, зная только о том, что он не может иначе, что он — что делать! — делает всего лишь само собой разумеющееся.
Единственный путь рассуждения, который повелен последовавшему, сводится к тому, чтобы в послушании, в следовании, в любви совершенно не предаваться разузнаванию, не рефлектировать. Если творишь добро, пусть твоя левая рука не знает, что делает правая. Тебе незачем знать о твоем добре. Иначе это будет твое добро, но не добро Христа. Добро Христа, добро следования за Ним творится без осознания его. Чистое дело любви — всегда сокрыто от меня. Смотрите, чтобы вы не знали этого! Только таким бывает добро, что от Бога. Если я хочу знать мое добро, мою любовь, это уже больше не любовь. Равно как и подвижническая любовь к врагу остается скрытой от последовавшего за Христом. Ведь он уже не смотрит на врага как на врага, он любит его. Эта слепота или, наоборот, этот озаряемый Христом взгляд последовавшего есть его упование. Сокрытость его жизни от самой себя есть его обетование.
Тайность соответствует явности. Нет ничего тайного, что не стало бы явным. Так установлено Богом — перед Ним все тайное уже явно. Бог хочет показать нам тайное, сделать его зримым. Явность — это Богом установленная награда за тайность. Вопрос только в том, где и от кого человек получает эту награду явью. Если он домогается этой награды от людей, то он и получает свою награду от них. При этом безразлично, ищет ли он открытости перед другими людьми в грубом виде или открытости перед самим собой в чистом виде. Где левая рука знает, что делает правая, где я вывожу на свет перед самим собой мое тайное добро, где я хочу знать о моем собственном добре, там я уже готовлю себя к явной награде, которую приготовил мне Бог. Вот он я, показывающий себе свое тайное. Не жду, пока мне это откроет Бог. Тогда в этом моя награда. Но тот, кто до конца настаивает на сокрытости перед собой, получит от Бога эту явную награду. Кто же, однако, может так жить, чтобы творить подвиги втайне? чтобы левая рука не знала, что делает правая? Что же это за любовь, которая не знает о самой себе и способна оставаться тайной для себя вплоть до дня Страшного Суда? Это ясно: поскольку это тайная любовь, она не способна быть явной добродетелью, обликом человека. Смотрите — означает это, — не спутайте истинную любовь с достойной любви добродетелью, с человеческим «качеством»! Ведь это самозабвенная любовь в строгом смысле слова. Однако в этой самозабвенной любви должен умереть ветхий человек со всеми своими добродетелями и качествами. В самоабвенной, связанной только с Христом любви ученика умирает ветхий Адам. В словах: Пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, — возвещается о смерти ветхого человека. Итак, еще раз: Кто может жить, объединив главу 5-ю и 6-ю? Никто, кроме умершего в своей ветхой жизни через Христа и нашедшего новую жизнь в своем приобщении к Нему, последовав за Ним. Любовь как дело простого послушания есть смерть ветхого человека, который вновь обретает себя в праведности Христовой и в брате. Теперь он больше не живет, но в нем живет Христос. Любовь Распятого Христа, предающего смерти ветхого человека, — это то, что живет в последовавшем. И он находит себя во Христе и в брате.
Сокрытость молитвы
«И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него».
(Матф.6:5–8).
Иисус учит Своих учеников молиться. Что это означает? Что мы должны молиться, разумеется не само собой. Хотя молитва — естественная потребность человеческого сердца, в этом, однако, еще не заключено права перед Богом. Даже там, где эта обязанность соблюдается в твердом воспитании и упражнении, она может быть бесплодной или без обетования. Ученики должны молиться, поскольку об этом им говорит Иисус, знающий Отца. Он обещает им, что Бог услышит их. Так молятся только одни ученики, ибо они едины с Иисусом, они следуют Ему. Кто связан с Иисусом следованием Ему, тот благодаря Ему имеет доступ к Отцу. И каждая правильная молитва становится через это опосредованной молитвой. Нет молитвы непосредственной. Нет также в молитве и непосредственного доступа к Отцу. Только через Иисуса Христа мы можем найти Отца. Предпосылка молитвы есть вера, связь со Христом. Он — единственный Посредник в нашей молитве. Мы молимся по Его слову. Итак, наша молитва всегда связана с Его словом.
