Поль Брантон - Путешествие в сакральный Египет
Когда дело с проклятием было улажено, я немедленно приступил к реализации своей части плана и отправился на поиски проклятого злоумышленника.
Я застал лжепророка в окружении большого числа его учеников в маленьком зале, где уже царил переполох.
Поначалу я ничего не мог понять из-за непроглядной темноты.
Люди давили друг друга, продираясь к выходу. Охали и верещали те, кто, споткнувшись, растянулся на полу. А над всем этим шумом и гамом дребезжал исполненный страха и отчаяния скрипучий голос проповедника:
— Здесь дьявол, — вопил он, — эго дело рук дьявола.
Я зажег спичку и увидел его лежащим на каком-то помосте в состоянии полнейшей истерики.
Наконец принесли свечи, и ученики отнесли своего учителя в ближайшую гостиницу, где вернули к жизни с помощью его любимого напитка — виски. Я же тем временем узнал от очевидцев, что произошло.
Прихожане, как обычно, мирно сидели на своих стульях, внимая речи учителя, как вдруг все электрические лампочки разом взорвались, подобно бомбам, разбросав по всей комнате осколки битого стекла. Весь зал туг же погрузился во тьму, и в возникшем мраке и хаосе все услышали, как их учитель рухнул на помост, на котором только что сидел, и завопил от ужаса.
Я проводил его до гостиницы, вошел вместе с ним в холл и оставил там небольшую записку, которую вложил в конверт и запечатал. Вручив ее одному из обманутых последователей лжепророка, я попросил его передать это послание своему наставнику, как только он будет в состоянии его прочесть.
В конверт был вложен ультиматум. Пророку предписывалось покинуть город в двадцать четыре часа и больше никогда сюда не возвращаться, в противном случае я пригрозил ему пустить по его следу полицию.
И он уехал. А двенадцать месяцев спустя я услышал о его смерти в какой-то богом забытой деревне.
Расскажу теперь о самом важном моменте всего происшедшего.
Лекционный зал погрузился во тьму в тот самый миг, когда церемония наложения проклятия, устроенная моим индийским другом, достигла своего апогея!
Вторая же история связана со злополучным лордом Карнарвоном, финансировавшим раскопки, в ходе которых была открыта знаменитая гробница Тутанхамона. История этого уникального открытия известна всему миру. Общеизвестно и то, что несчастный пэр вскоре после этого получил заражение крови. Некоторым известно также, что древние египтяне наложили проклятие на возможных осквернителей этой гробницы. Болезнь лорда быстро прогрессировала, так что пришлось отправить его в Каир, где ему могли оказать сравнительно квалифицированную медицинскую помощь.
Больного привезли в «Континенталь-Савой» — самую большую гостиницу города. Но однажды вечером, вскоре после его приезда, вышла из строя электросеть, и во всем отеле перегорели лампочки. Почти целый час «Континенталь-Савой» был погружен во тьму. Когда же освещение починили, сиделка лорда Карнарвона увидела, что он лежит в своей постели мертвый!
Вернусь, однако, к своей курице.
На следующий день, ровно в полночь, запоздалые прохожие могли видеть подозрительного типа, крадучись пробиравшегося на мост Каср Ан-Нил с жертвенной курицей в руках. Но выбросить ее в воду оказалось вовсе не таким уж простым делом, как казалось поначалу. Ведь мост находится в самом центре европейского квартала Каира, и с одной стороны к нему примыкают огромные казармы британских солдат, а с другой — всегда охраняемое здание штаб-квартиры британского генерального консула. Выбросить с такой высоты в черную воду странного вида сверток, да еще в такое время суток, означало бы вызвать у всех случайных свидетелей самые мрачные подозрения. Например, что это убийца пытается избавиться от какой-то части расчлененного тела своей жертвы! И все же в момент, когда поблизости никого не было видно, дело было сделано, и сверток с легким шлепком упал в воду, а подозрительный тип, облегченно вздохнув, заспешил восвояси.
Мой слуга-арабчонок возблагодарил Аллаха, когда я целым и невредимым вернулся домой. Он был счастлив, как котенок, которому удалось поймать свою первую мышь.
* * *
В последующие свои визиты я пытался уговорить мага более подробно рассказать мне о своем мастерстве, чтобы проверить, есть ли в них и вправду что-либо сверхъестественное или же это обычные фокусы. Однако старик предпочитал не распространяться на эту тему и зачастую просто надолго умолкал, когда я заговаривал об этом — словно уносился в какой-то иной мир. Возможно, он пребывал в это время в мире своих джиннов. Я быстро понял, что для достижения своей цели — разговорить мага — мне придется немало потрудиться. Его собственный сын доверительно сообщил мне однажды, что его отец ни с кем не делится своими секретами, и когда он сам несколько лет назад изъявил желание перенять его опыт, чтобы следовать потом по отцовским стопам, старый маг отказал ему на том основании, что эта профессия очень трудна и опасна. Родители рассказали ему историю одного мага, который однажды вызвал джинна, а потом не смог прогнать его, и джинн, набросившись на беднягу, нанес ему жестокие увечья. Подобные вещи — подчеркнули родители — довольно часто случаются с магами; и потому молодому человеку посоветовали заняться изучением относительно безопасной дисциплины — юриспруденции.
Я понял, что убедить мага поделиться своими секретами (неважно, подлинно ли его колдовство или нет) невозможно, поскольку именно загадочность его ремесла приносит ему такую власть и репутацию; и решил более не настаивать. Не было ничего удивительного в том, что он вовсе не горит желанием сделать достоянием гласности знание, приносящее ему славу и деньги.
Мне не под силу преодолеть его скрытность, — думал я, сидя уже в который раз в его пыльной комнате, — но возможно мне удастся убедить его прояснить хотя бы общие теории, лежащие в основе его мастерства. Ведь я вполне мог бы узнать из этого авторитетного первоисточника, что значат все эти разговоры о джиннах, которые я то и дело слышал в Египте. Пока я беседовал с ним, сквозь забранное решеткой окно до нас доносился с улицы мерный и неугомонный стук тамтама: это в доме по-соседству ^колдун-знахарь более скромного ранга пытался с помощью барабанного боя и заклинаний изгнать из тела больного человека джинна, который, как считалось, вселился в него и навел болезнь.
— Ваши люди не верят в нашу древнюю магию, — прервал мои размышления маг, — и все потому, что в ней используются силы, в коих они ничего не смыслят.
Я ничего не ответил. Мне не составляло труда поставить себя на место восточного человека, в противном случае меня вряд ли так интересовал бы Восток.
Джинны вездесущи. Если человек болен, невезуч или несчастлив, то считается, что в его тело или в его жизнь вторгся какой-то злой джинн; а если человек богат и удачлив, значит здесь не обошлось без доброго джинна.
— Кто такие джинны? — наконец спросил я мага.
Старик воспринял мой вопрос благодушно.
— Я знаю, что это незримые, но вполне реальные существа, хотя в наше время люди уже почти полностью потеряли способность замечать их, — пояснил он, — также как в нашем мире существуют животные, так и в ином мире обитают духовные создания, которые никогда не были духами смертных людей и никогда не покидали пределов духовного мира. Это и есть джинны. Но не следует смешивать их с душами животных, поскольку это абсолютно разные виды существ. Некоторые джинны разумны также, как очень мудрые люди; некоторые — исполнены любви, подобно святым; но есть и много таких, кто поистине «подобен своему отцу — дьяволу». Обитателей мира духов можно разделить на три разряда: джинны, люди и ангелы. Ангелы в большинстве своем хорошие и никогда не живут на земле. А джинны могут быть и хорошими, и плохими, но тоже никогда не живут на земле. А люди — эго те, кто жил на земле в образе мужчины или женщины, но покинул тело после смерти.
Еще я знаю, что джиннов некоторых видов можно заставить служить человеку как в видимом, так и в невидимом мире, точно также, как здесь, на земле, человеку служат некоторые виды животных, например, — собаки, лошади или верблюды, подчиненные человеческой воле. Разумеется, далеко не всех джиннов человек может заставить исполнять свои желания. Но древняя магия основывается главным образом именно на знании того, как можно подчинить себе этих поддающихся приручению джиннов. И некоторые истинные маги до сих пор не забыли это искусство. Одним словом, это можно назвать разновидностью спиритизма.
