Бхагаван Раджниш - Истина суфиев
У софиста нет доверия к истине. Софист не ищет истину. Софист — тот, кто только и делает, что пытается доказать, что он прав. Софист не верит, что существует что-то вроде истины. Его определение истины выглядит так «то, что может быть логически доказано» — и тогда это истинно. А если это не может быть логически доказано, тогда это не истина.
Мегастен по сути своей является западным мыслителем. Он, судя по всему, видел джайна. Это весьма вероятно; тогда прошло лишь триста лет со дня смерти Махавиры, и джайнизм был еще жив, а Будда жил практически в это время. Еще присутствовал какой-то аромат Будды и Махавиры. И люди все еще были полны радости от того, что Махавира и Будда расцвели в этом мире. Свет еще не совсем померк. Но Мегастен упустил.
Западный ум рассуждает логично, в терминах логики. Он называет их «гимнософистами». А они вообще не софисты: они суфии.
Суфий — это тот, кто не пытается доказать, что его мнение истинно, кто всегда готов отказаться ради истины от своего мнения. Из какого бы источника ни исходила истина, он готов отказаться. А софист — это тот, кто если даже и видит, что мнение другого истинно, все равно будет настойчиво бороться, пытаясь доказать, что прав он.
Софист пытается доказать: «Я прав». Суфий же пытается открыть то, что правильно. У них разные подходы. Но я понимаю Мегастена, а также почему он называет джайнов софистами. Западный ум так смотрел на вещи с самого начала... Земля разделилась точно так же, как разделен мозг.
В писаниях Климента Александрийского, христианского гностика 2 века, содержится предположение, что греческая философия заимствована из Индии. И вполне вероятно, что слова Климента Александрийского на самом деле верны, однако природа философии изменилась. Когда она двигалась с Востока на Запад, то ее цвет, смысл, текстура, вкус — все изменилось. И сейчас практически невозможно представить, что греческая философия первоначально была ответвлением индийской философии. Разница стала настолько ощутимой, что, кажется, между ними невозможно навести мост.
Климент, по-видимому прав, утверждая, что она была заимствована из Индии. И этому есть исторические доказательства. Климент сам говорит, что Пифагор, один из величайших греческих мистиков, посещал Индию и учился у браминских мудрецов, кроме того, он как ученик был посвящен в буддийские тайны. Есть достаточно доказательств и в самом учении Пифагора, что в нем есть кое-что от Будды.
Но как только что-то переходит с Востока на Запад, так оно меняет свой цвет. Меняется контекст. Это уже другое полушарие. Когда нужно понять любовь логически, то что-то происходит не так. Исчезает дух— и в ваших руках остается лишь труп.
Из-за этой разницы между суфизмом и софистикой вы также заметите, что восточные персоналии никогда не имели важного значения. Индийская философия не привязана к личностям. О жизни философов известно не много. Философ на Востоке был открывателем истины, но не изрекал ее. Истина так же стара, как само существование. И никто не в праве заявлять, что это он ее открыл. Она была открыта много раз — в лучшем случае, можно сказать: «Я открыл ее вновь». А одно из условий нового открытия истины заключается в том, что вы должны исчезнуть. Того, кто заявляет «Я», не должно быть.
У Запада есть свой платонизм, гегельянство, кантианство. В Индии нет ничего подобного. Вы не встретите ничего похожего на «патанджализм», «шанкараизм» — нет, совершенно нет. Философия не имеет корней в индивидуальном это. Индивидуальное исчезает. Приходит истина и заполняет чье-то бытие. Однако логический ум не может пойти на такой риск. Он всегда контролирует. Он обладает истиной.
А истиной по самой ее природе нельзя владеть. Поэтому, чем бы ни обладал логический ум, это не истина, а мнение об истине. Это не настоящее, это лишь ее копии, отражения.
Эта разница становится громадной, когда мы имеем дело с малым. Взять, к примеру, западное понятие нуля, математического нуля, заимствованного Западом у Индии. Ноль — это индийское открытие. Но смысл изменился. Согласно западному уму, ноль означает ничто. В буддизме же ничто, шунья, не означает лишь математическое ничто: оно означает экзистенциальное состояние не-самости. Оно означает отсутствие самости. Оно означает пустоту самого себя.
И в индуизме ноль, бинду, — это плотная точка, символизирующая плодоносное семя. Это производящая точка возможности, образующая негативное и позитивное. Однажды, когда Раману Махариши попросили расписаться в книге автографов, он поставил только точку в центре страницы и пояснил: «В этой бинду содержится все. В том числе и я — и потому нет нужды ставить отдельную подпись».
И вот то же самое понятие, ноль, стало на Западе всего лишь математическим, логическим понятием. В буддизме это экзистенциальное отсутствие самости. В индуизме — то же самое понятие — субстанция всего возможного.
Помните: то, как вы смотрите на вещи, имеет большое значение. Смотрите ли вы глазами, полными любви...
Говорят, что великий хасидский мистик, Баал Шем, обычно не пользовался очками, однако всякий раз, когда он разговаривал с философом, логиком, он надевал очки. Это было странно, и, конечно, люди не могли этого не заметить.
И вот однажды его ученик спросил: «Что это значит? Ведь обычно вы никогда не надеваете очков. Мы, ученики, обсуждаем с вами тысячу и одну вещь, но всякий раз, когда приходит логик, вы всегда надеваете очки».
И тот рассмеялся. И сказал нечто значимое. Он сказал: «С вами мне не нужно выражать отделенность. С вами я могу оставаться в моем положении, мне не нужно оттуда спускаться. Мои глаза утратили все различия. Вы ли это, дерево или скала — все едино. Ибо я говорю с позиции любви. Я затопляю вас своей любовью и тону в вашей любви. Но когда приходит логик, я вынужден спускаться. Я вынужден надевать на глаза очки, и тогда я становлюсь слепым, тогда я теряю это всеохватывающее видение. Мои глаза сужаются, так как логик настаивает на различиях; все должно быть разграничено и определено. Любовь же не знает определений, разграничений».
Баал Шем прав. Таков и мой опыт. Общение с саньясинами, пребывание с саньясинами — это совершенно иное явление. Но общение с кем-то, кто пришел и принес в своем уме великие знания, кто нацелен на борьбу, на аргументацию, кто так и норовит ухватиться за такую возможность и ищет предлога для столкновения — это уже совершенно другой опыт. Это уродство. Здесь нет общности. Здесь нет встречи сердец.
Любовь открывает иную дверь в реальность. Логика тоже открывает какую-то дверь. Дверью логики становится наука; а дверью любви становится религия Вот почему западная философия исчезает. В чем причина постепенно сведения западной философии к науке? В том, что наука одержала верх. У западной философии не осталось никакой цели. В лучшем случае, она может оставаться в тени науки как слуга. Она больше не является хозяйкой положения. И в это никто не виноват — она сама в этом виновата. Ведь она же сама все время настаивала на логике, фактах... А теперь наука более логична и больше основана на фактах, поэтому философия кажется лишь чем-то вроде примитивной науки, недоразвитой науки. И, конечно, когда на арену выступает более развитая наука, какой смысл в философии?
Потому на Западе философы в замешательстве: что же теперь делать? Вся их работа сходит на нет. Философские факультеты ведущих западных университетов все больше и больше пустеют, студенты туда не идут. Там же ничего нет. И философы, в лучшем случае, становятся всего лишь логиками-аналитиками; вся их работа свелась к лингвистическому анализу. Теперь они уже не спрашивают, существует Бог или нет — они задают такой вопрос «Что вы имеет в виду, когда употребляете слово «Бог»?» Их вопрос — это вопрос о слове «Бог»; а не о самом Боге: что вы имеете в виду, когда употребляете слово «Бог»? Смысл слова... И никакой философии больше не остается. Она исчезает; это умирающая дисциплина. Верх взяла наука.
Если философия входит в дверь логики, то рано или поздно она обречена исчезнуть в науке, так как наука лучше может сделать это, чем занимается философия Философия способна жить, если только она входит в дверь любви. И тогда никто не сможет занять ее храм. Тогда она становится подлинной Софией — подлинной мудростью.
А теперь несколько предварительных слов, прежде чем мы войдем в эту маленькую притчу. Если вы смотрите сквозь призму любви, то дело не в том, что меняется реальность — реальность остается прежней — просто вы сами становитесь другими. А когда вы другие, тогда вы, конечно, видите другие вещи. Когда кто-то смотрит на полную луну глазами поэта, то это совершенно другой опыт — возвышающий, облагораживающий экстатичный. Когда кто-то смотрит на луну глазами астронома, то здесь нет никакого возвышения и не чувствуется никакой молитвы. Сердце не начинает учащенно биться. Вы не переживаете никакого экстаза. Вы не воодушевляетесь. Вы не переживаете общности. А ведь это одна и та же луна! Только вы слепы, закрыты...
