Лев Толстой - Соединение и перевод четырех Евангелий

Проявление в мире жизни разумения подобно проявлению света среди темноты. И отношение людей к жизни таково же, как и отношение людей к свету. Так же, как во власти каждого человека идти к свету или удаляться от него, так же и во власти каждого человека идти к разумению и жизни или удаляться от нее. Погибель — уничтожение людей, есть только произвольное удаление от разумения и жизни, точно также как темнота есть только следствие произвольного удаления людей от света.

Казнь состоит в том, что люди, делающие дурное, сами удаляются от разумения и жизни. И здесь сравнение уже делается тожеством: как люди, делающие дурные дела, не любят света и не идут к нему, чтобы не видны были их дела, что они злы, так точно и люди, делающие дурное, — не любят разумения и не идут к нему, чтобы не видно было, что дела их злы.

Быть в свете значит: жить в разумении — не временно; быть во тьме значит: жить вне разумения — погибать.

То же сказано в Введении в ст. 4, 5,9, 10, Ин. гл. 1: В нем была жизнь, и жизнь была свет людям, и свет в темноте светит, и тьма не обняла его. Был свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир. Был в мире и мир им рожден; но мир его не познал.

То же сказано и в искушении: когда Иисус сказал, что он работает только

Богу — и тем совсем победил дьявола.

9. Все эти мысли выражают то, что Иисус разумеет под словами «царство Божие», которое проповедовал Иоанн, и он проповедует.

Беседа началась с того,. что Иисус сказал, что всякий человек уже по зачатию от Бога находится в царстве Божием, и вся беседа излагает, что надо разуметь под царством Божиим и как вступить в него.

Возвеличить сына Бога в человеке, полагаться на него, жить в правде — значит жить в царстве Божием. Делать обратное — значит уничтожиться .или не быть в царстве Божием.

Беседа с Никодимом заканчивается следующими словами: Бог послал в мир своего сына, такого же, как он сам

жизнь разумения, и сделал этим то, что всякий человек может избавиться от погибели и быть живым не временно, быть сыном царства Божия.

Цель Бога — не смерть людей, а жизнь. Не для смерти, а для жизни их дана людям жизнь — свет разумения.

Тот из людей, кто верит в дух сына, тот живет в свете разумения, тот не умирает и остается в царстве Божием; а тот, кто не верит в свет духа — сына, тот не живет, а умирает.

Только в том и смерть, что людям дан свет жизни, но они делают дурное и тем лишают себя жизни.

Всякий, кто делает дурное, выходит из света разумения и уничтожается, а кто живет по правде и остается в свете разумения, тот жив в царстве Божием.

Мысли этих стихов освещает притча о сеятеле: сеятель — Бог, семя — разумение.

Люди держат разумение, как дорога, камни, репьи и хорошая земля — семя. Так понимают все, так понимаю и я.

Разница моего понимания с пониманием церковным состоит в том, что я понимаю под словом «Бог» то, что Иисус определил под этим словом в искушении, в беседе с Никодимом, в беседе с самарянкою, а не того Бога творца еврейского, которого отрицал Иисус и которого под словом «Бог» понимает церковь.

Если Бог есть творец всемогущий, благой и всеведущий, как понимает его церковь, то является вопрос: зачем он, будучи благим, сотворил человека таким, что человек может быть дурен и погибнуть? Зачем смерть?

Бог всемогущий, всеведущий мог не сотворить зла и мог прекратить зло, а допустил его продолжение и размножение. За что же он по губил людей, которых он мог избавить от греха и смерти? Зачем сделал Дьявола и попустил его пасть?

Допуская Бога, творца всего, для разъяснения этого противоречия необходимо выдумать дьявола, падение Адама, искупление, благодать...

Непонимание учения Иисуса об отрицании еврейского Бога творца и о замене этого Бога единым Богом духом, Отцом сына человеческого, разумением, неизбежно вело к изобретению бессмысленных, соблазнительных и безнравственных догматов о творении Богом злых духов, об искуплении и о вечных муках. Стоит только понимать прямо то, что сказано в предшествующих главах и во всем Евангелии о сыне человеческом — однородном отцу, которого признает Иисус, для того, чтобы противоречия этого не существовало. Притчи о сеятеле и другие как бы предугадывают вопрос о том, что есть то, что человек называет злом, и отвечают на него.

Иисус объявил, что Бога творца, законодателя и судьи никакого никто не знает и не знал, а есть только в человеке дух, исшедший из бесконечного начала — сын духа, свет разумения, и в нем жизнь.

В беседе с Никодимом сказано, что источник жизни, Бог, дал жизнь миру, любя его. Не сказано, что Бог любил каждого человека, как и нигде это не сказано; но именно сказано, что Бог любил мир, Т.е. людей вообще, и хотел им дать жизнь, и потому дал миру сына, и тем дал миру, Т.е. людям вообще, жизнь и возможность вступить в царство Божие. И с этим-то стихом и связываются притчи о сеятеле.

Первая притча о сеятеле есть крайнее представление о том, что есть тот Бог, который дал жизнь миру, и зачем

и как он дал жизнь миру. Это крайнее представление о Боге, начале всего, может быть выражено только сравнением.

Сравнение такое: сеятель, любящий пшеницу, заботящийся о пшенице, выражает Бога, любящего мир, заботящегося о мире, и как севец не заботится о каждом отдельном зернышке, таки Бог не заботится о каждом отдельном человеке. Как севец заботится об урожае, зная, что, несмотря на пропажу многих зерен, урожай будет, сеет повсюду; так; и Бог сеет повсюду, зная, что, несмотря на погибель многих, урожай будет.

И Бог не вступает больше в дела мира, как это выражено в притче (Мр. IV, 26-29).

Понимая Бога, как его определяет Иисус, обвинение Бога в том, что он сделал зло — смерть и потому любит зло и смерть — устраняется. Обвинение это становится личным вопросом, неправильно отнесенным к общему явлению. Обвинение человеком Бога в том, что он допустил смерть, подобно обвинению в желании смерти, которое бы сделало семечко березовое, одно из миллионов, за то, что другие прорастают, а оно попадает в реку и погибает. Тот, кто сделал миллионы семечек, не затем сделал их миллионы, чтобы они погибали, а, напротив, затем сделал их миллионы, чтобы они не погибали; и потому цель его есть жизнь, а не смерть.

С точки зрения общей, с точки зрения Бога, начала всего, — это разумно.

Но если ты спрашиваешь, зачем смерть в тебе, — то ответ на это есть внутренний (и ответ этот дается в притче и во всех учительных местах Евангелия): затем, что ты ее хочешь. Зерно каждое имеет возможность прорасти и принести плод; и каждый человек имеет возможность стать сыном Бога и не знать смерти.

На неточность сравнения в объяснении притчи Иисус обращает внимание, когда он говорит (у Луки): Смотрите, как понимаете. Так что притча отвечает на вопрос с двух сторон — с внешней и внутренней — и делает ясное разделение между внешним пониманием царства Бога — о целях и путях Бога и внутреннем понимании царства Бога, — о возможности для каждого вступить в него.

(Мф. XIII, 1-9; /Мр. IV, 1-9; Лк. VIII, 4-8/)

Иисус вышел из дома,

сел у моря.

И собралось к нему так много народа, что он с берега вошел в лодку. А народ стоял на берегу.

И сказал: вот стал хозяин

сеять.

И попали одни семена на дорогу, и птицы поклевали их.

Другие попали на камень, и живо проросли и взошли.

А как пригрело солнышко, тотчас и завяли, потому что не былопод ними материка, чтобы укорениться, и засохли.

Иные попали в репьи и взошли; репьи и задавили их (и не налило зерно).

А еще иные попали на добрую землю, и выросли колосья и налили, и которое дало сам — сто, которое сам — шестьдесят, которое сам — тридцать.

у кого есть смысл, тот поймет.

В бесконечном, непонятном мире людей — послано кем-то — явилось разумение. Разумение рассеяно во всех людях, как бесчисленное количество зерен рассеяно севцом по всему полю: рассеяно и по дороге, и по камням, и по репьям.

Как севец знает, что есть дороги, камни, репьи в его поле, что пропадает много зерен, он знает, что все-таки спорей сеять по всему полю, знает, что, несмотря на пропажу, много зерен вырастет и урожай будет, — так рассеяна и жизнь разумения в людях: пропажа будет, но и урожай будет. Несчетные зерна дают урожай не от каждого поровну: но большая доля погибает, они не нужны; другая же доля дает сам — сто, сам — шестьдесят и сам — тридцать. Так же и жизнь разумения рассеяна во всех людях: одни теряют эту жизнь, другие возвращают ее сторицею.

Севец сеял зерна, и ему нужны только зерна, и он соберет только зерна.

Таинственный сеятель сеет жизнь разумения, и он соберет только жизнь разумения. Те люди, которые имеют жизнь разумения, те нужны севцу; те, которые утратили ее, те не нужны ему. Все были зерна, но одни погибли в зерне, другие — в ростке, третьи — в былке.