Ирина Монахова - Бог и человек - путь навстречу
Такой несколько детский подход, подразумевающий подарки себе, причем исключительно приятные, как нечто само собой разумеющееся, как-то незаметно и простодушно заменяет в нашем представлении Отца Нашего Небесного на няньку нашу земную. И после этой замены уже очень трудно и даже невозможно представить, чтобы земля и земная жизнь была дана нам вовсе не с целью нас облагодетельствовать.
Небесным Отцом нам обещано что-то лучшее - соответственно на небесах. На земле нам ничего лучшего не обещано, вернее, для этого лучшего поставлены совершенно невыполнимые условия. Слова "радуйтесь" и "не бойтесь" имеют отношение лишь к нашим перспективам и возможностям за пределами этой земной жизни. В пределах ее никаких особенных поводов для радости не обещано и никаких радостных перспектив, потому что эти перспективы зависят от нашего же состояния (или уровня зрелости) души: соотношения количества добра и зла в ней, желания идти по пути к Богу или в противоположную сторону. А это состояние оставляет желать лучшего.
Все внешние усилия, задуманные как средство усовершенствовать что-то на земле, отрубают лишь голову гидры, на месте которой вырастает другая. Уязвимая сердцевина этой гидры находится в нашей же собственной сердцевине в душе, куда направлять свои усилия гораздо труднее, а может быть, и вообще самое трудное на этом свете, хотя, казалось бы, нет ничего проще. Это напоминает известную мысль о том, что двери рая открыты для всех, но идти туда никто особенно не хочет.
x x x
Такая двойственная и сложная ситуация максимальной доступности и простоты любого усовершенствования и в то же время его реальной невозможности способствует тому, что постоянно сохраняются неустойчивое равновесие между добром и злом в земном мире, необходимость выбора между ними и возможность этого свободного выбора, что и требуется для человека здесь, на земле, больше всего. Вернее, требуется это прежде всего - от него свыше, но и ему самому - тоже, потому что этим выбором он определяет свою судьбу.
Для того, чтобы продолжали существовать такие условия, должно сохраняться и то неблагополучие земной жизни человека, которое все время и сохраняется и в связи с этим, видимо, является безвыходным. А предложенные нам условия для усовершенствования земной жизни одновременно являются условиями для невозможности этого усовершенствования.
В обществе, принявшем христианство, считающем себя христианским, существование этих условий обеспечить очень легко. Христианство, при всей его внешней смиренности и безобидности, принятое обществом, становится все-таки для него законом, и, каким бы оно ни было по содержанию, но в качестве закона все что угодно окажется довольно жестким, тем более, что смиренным и безобидным христианство, в сущности, и не является.
Жесткость отчасти состоит в том, что кто-то в этом обществе принял всерьез данный закон и старается в какой-то мере ему соответствовать, кто-то - нет, а действует он для всех. Причастность к нему не зависит от чьего-то желания или нежелания, чьей-то веры или отсутствия у кого-то веры. Если даже ее у кого-то и нет, то во всяком случае есть информированность, без которой не остается никто в обществе, принявшем христианство. И этого уже достаточно, чтобы никто не был свободен от христианской идеи, независимо от того, нравится это или не нравится.
И пока кто-то решает, верить ему или не верить, соответствовать или нет, он является дополнительным грузом к общей ноше неверия и несоответствия, которую приходится нести всем, но особенно тем, кто верит или соответствует.
Те же, кто решил не верить и не соответствовать - груз еще больший, добавляемый к общей ноше. Причем принцип распределения ее (кому какую часть нести) настолько сложен в каждом конкретном случае и непостижим, что разгадать его, наверное, в принципе невозможно, как неисповедимы пути Господни.
Но все-таки есть некоторые закономерности. Обычно чем больше ноша человеку достается, тем меньше он в ней виноват, то есть он несет ее и за себя, и за других.
Это постоянная и основная причина неисправимого и безнадежного несовершенства, преследующего земную жизнь. Те, кто стараются исполнить христианский закон, не избавляют себя этим от тяжелой ноши наказания за грехи - не за свои, так за чужие. Те же, кто эти грехи в основном совершают, изо всех сил стараются избежать наказания за них, и это им часто удается, что влечет их продолжать в том же духе.
x x x
В таком бесконечном и безвыходном взаимодействии приходится сосуществовать под одним законом, как под одной крышей, людям бесконечно далеким, как с разных планет: тем, кто идет в сторону добра, по пути к Богу, и тем, кто идет в противоположную сторону.
Разность и противоречие между ними - наиболее глубокое, непреодолимое, по сравнению со всеми другими различиями и противоречиями. Не между богатыми и бедными, старыми и молодыми, белыми и черными, а между более зрелыми (близкими к Богу) душами и менее зрелыми. Эти менее зрелые, основные носители зла, являются постоянной, неизменной, никогда не исчезающей и не уменьшающейся как бы "ложкой дегтя в бочке меда", из-за чего мед в бочке обречен на горький вкус, тем более, что ложка эта довольно велика и по своей величине сопоставима с самой бочкой, во всяком случае, с половиной ее.
Постоянность присутствия этой ложки дегтя обеспечивавет необходимую возможность выбора пути (к Богу или в противоположную сторону, в сторону добра или зла) и отделения зерен от плевел.
Постоянно присутствующая возможность выбора - единственное, чем человек обеспечен всегда, что гарантировано ему на этом свете. Ему навязывается необходимость выбора, то есть совершения своего рода непрерывной работы, но не сам выбор.
Каким-то образом совмещается призыв идти по пути добра, по пути к Богу, который (призыв) и составляет христианскую идею, большая, бесконечная заинтересованность свыше именно в этом выборе человека и совершенно нейтральное, безучастное отношение к самому процессу выбора - не тянут, не толкают в нужную сторону, не стоят над душой, оставляя в этот момент (только в этот момент) человека наедине со своей свободой и совершаемой работой.
И вроде бы вполне спокойно и безучастно относятся к тому факту, что направление добра не пользуется особенным вниманием и никак не может привлечь на свою сторону большинство. То есть количество спасенных в конце концов не важно, пусть даже их будет очень мало, все равно "в рай за уши" никого не потянут. Важна только постоянная возможность и обязательность выбора.
x x x
Количественное соотношение выбравших то или другое - не важно. А значит, не важно качество земной жизни человека и вероятность его (качества) улучшения. Даже если оно довольно посредственное и вероятности нет никакой мы этим сочувствия к себе не вызовем. От человека в земной жизни требуется совершение работы, работы души, и способность совершать эту работу, а не способность вызывать к себе жалость своим несчастьем, так же как и не способность устроиться получше на этом свете.
К нам и не существует ни жалости, ни сострадания, ни сочувствия свыше, как бы тяжела ни была земная жизнь и сколькими жертвами она бы ни сопровождалась. Существует только большая, беспредельная заинтересованность в спасении каждой души, что не зависит от комфортности условий существования тела - в любом случае, выбор направления есть всегда.
Какой смысл тогда обращать внимание на эти самые условия - какие они. И они сами собой складываются из зла (носителей зла) и его жертв, наказания за это зло, которое (наказание) заключается тоже в жертвах, и, если остается после этого свободное место, то и из добра, которое уцелело то того, чтобы сделаться жертвой.
Конкретные подробности земной жизни сами по себе, как самоцель и самостоятельная ценность, то есть в таком качестве, в каком они существуют для нас, только нас же самих и интересуют.
В нашей земной жизни, вернее, во всем, что в нас есть только земного, Он нам не Отец. И те, кто кроме земного, никакого другого содержания в своей жизни не имеют - не имеют и Отца Небесного. Здесь, в земном мире хозяин известно кто. "Князь мира сего", распространенный, растворенный в большей или меньшей степени во всех нас, имеет пока только одного "оппонента", потенциально способного не соглашаться с ним, противостоять ему, даже сражаться с ним по мере возможностей - нас же самих.
Реально, конечно, далеко не все используют эту возможность и не все желают быть таким "оппонентом", противостоять и не соглашаться или используют и желают в очень небольшой степени. Мы пока оставлены с ним наедине, и нам не помогают сражаться с ним, не вмешиваются в этот постоянный, не прекращающийся поединок. Мы, естественно (в буквальном смысле - в силу своего естества), сами одни далеки от того, чтобы быть способными его победить или даже более или менее противостоять ему.
