Зенон Косидовский - Сказания евангелистов
Вернемся, однако, назад на целое двадцатилетие и вспомним дело Стефана и его товарищей. Удивительно, что Савл, начиная травлю "эллинистов", словно бы ничего не слышал об апостолах. Трудно поверить, чтобы в таком маленьком городе, как Иерусалим того времени, он мог не знать об их существовании. Но сегодня мы уже понимаем, в чем дело. Если даже двадцать лет спустя иерусалимская община ни на шаг не отошла от иудаизма, то на заре её существования, несомненно, было точно так же. В этой обстановке Савл просто не видел никакой разницы между назореями и всей массой верующих евреев, разбитых на различные секты и религиозные группировки. Также и мессианизм назореев не смущал его, идею мессианства проповедовали и другие иудейские секты, как, например, ессеи. Вера в мессию не считалась у иудеев преступлением, поскольку пророки с незапамятных времен предсказывали его приход. Членам новой секты не ставили в вину того, что они почитали Иисуса, как мессию, при условии, что они в остальном придерживались законов Торы. Иаков же и его собратья ежедневно совершали моления в храме, вызывая всеобщее уважение своим благочестием, чистотой нравов и четким соблюдением правил моисеевой религии. Основания для беспокойства давала только та часть приверженцев Иисуса, которых автор "Деяний апостолов" называет "эллинистами". Прибыв из разных городов эллинского мира, они шокировали провинциальных жителей Иерусалима свободой нравов и критическими высказываниями на различные щекотливые темы. Некоторые из этих высказываний смахивали на кощунство, ересь и бунт против власти синедриона.
Защитительная речь Стефана, отрывок из которой мы привели выше, показывает, как далеко заходили "эллинисты" в своем радикализме. Стефан изображает в ней историю еврейского народа как непрерывную цепь нарушений божьей воли, а поколения евреев - как преступников, которые убивали своих пророков и, наконец, недавно распяли Иисуса Назорейского. Совершенно очевидно, что "эллинисты" отворачивались от старой религии и - сознательно или нет - шли к вероотступничеству. Неудивительно поэтому, что Савл, проявляя терпимость к лояльным иудеохристианам, "эллинистов" считал опасными смутьянами, которых следовало обуздать во что бы то ни стало.
В самом ли деле Савл так по-разному относился к двум группам назореев? Не является ли эта гипотеза слишком произвольной? Автор "Деяний апостолов" не дает нам, правда, точных сведений по этому вопросу, но в его повествовании есть детали, подкрепляющие нашу точку зрения. Так мы узнаем из "Деяний апостолов", что после драматического бегства из Дамаска Савл снова появился в Иерусалиме. И тогда произошло нечто странное: он пришел прямо к Петру и Иакову, и те, убежденные Варнавой в искренности его обращения, встретили его с радушием. В общем, Савл вел себя как человек, не испытывающий чувства вины, и апостолы, со своей стороны, не питали по отношению к нему никакой обиды.
Между тем "эллинисты", с которыми он тоже пытался установить связь, отнеслись к нему совершенно иначе: хотели убить его, и ему пришлось бежать из города. Откуда такая ярость? Совершенно очевидно, что именно они, а не подопечные Иакова были прежде жертвами его террора, по его вине потеряли родных и друзей и ещё совсем недавно вынуждены были скрываться от его палачей.
"Эллинисты" и другие.
обстоятельства и события убедительно доказывают, что христианская общественность в Иерусалиме очень рано распалась на две группировки. В "Деяниях апостолов" мы находим кое-какие указания на то, как углубился этот разлом после бунта "эллинистов". Нельзя забывать, что Иерусалим был тогда, в сущности, небольшим городком, все жители которого могли знать друг друга, по крайней мере в лицо. Ведь они изо дня в день толклись по тем же тесным улочкам и проводили много времени во дворе храма, игравшем в Иерусалиме ту же роль, что форум в Риме и агора в греческих городах; и все же, как ни странно, "эллинисты" какое-то время даже не подозревали, что Савл находится в городе, столковался с апостолами и беспрепятственно проповедует в их среде свое учение. Они узнали о нем лишь тогда, когда он сам дал знать о себе. Право же, трудно найти более убедительное доказательство того, насколько продвинулся процесс отчуждения двух групп назореев. Но это ещё не все. Вот что мы читаем в "Деяниях апостолов": "Братья, узнав о сем, о намерении убить Савла, отправили его в Кесарию и препроводили в Таре" (9: 30). Значит, люди Иакова не щадили энергии и денег, чтобы вырвать Савла из рук "эллинистских" мстителей, хотя не могли не знать, сколько зла он им причинил. Чем руководствовались иудео-христиане в своем милосердном поступке? Скрытой убежденностью, что Савл справедливо обуздал опасных еретических авантюристов? Или простым человеческим снисхождением к тому, кто зачеркнул свое ужасное прошлое и примкнул к ним? Каковы бы ни были подлинные мотивы их действий, несомненно одно: обе христианские группировки шли уже в то время каждая своим путем и более того враждовали друг с другом.
Мы показали, как можно путем логического умозаключения прочесть между строк то, о чем автор сознательно или несознательно умолчал. Полученные таким образом выводы весьма неожиданны и чрезвычайно полезны для лучшего понимания того, что в действительности происходило в первые годы существования христианства. Итак, мы пришли к выводу, что Савл преследовал не всех назореев, а лишь представителей крайнего крыла: "эллинистов" и их главного агитатора, Стефана. Причем отнюдь не за то, что они были последователями галилейского пророка, а за их воинственность, которая могла вызвать в городе политические беспорядки. Евреи подавляли в зародыше такие экстремистские выступления, опасаясь - и не без оснований - вооруженной интервенции римлян.
Итак, Савл защищал не Моисееву религию, которой, по его мнению, ничего со стороны назореев не угрожало, он защищал от покушений "эллинистов" старый строй с его издревле сложившимися общественными отношениями и властью синедриона. То есть им руководили исключительно политические, а не религиозные мотивы. И тут напрашивается вывод, что преследование христиан в том смысле, в каком их изображает церковная традиция, вообще не имело места. Этот вывод интересен для нас ещё и потому, что позволяет глубже понять любопытнейший, загадочный внутренний облик св. Павла. Как известно, его обращение в веру назореев было внезапным и, казалось бы, парадоксальным. Неудивительно, что людям, отлично помнившим ещё этого свирепого агента синедриона, такое
внезапное превращение казалось чудом.
Но мы, проанализировав взятые из текста фактографические детали, знаем уже сегодня, что этот внезапный поворот был, в сущности, неизбежен. Прежде всего, как мы установили, у него не было никаких ни личных, ни религиозных предубеждений по отношению к людям, которые, сохраняя верность иудаизму, верили в божественную миссию Иисуса. Он никогда не только не поднимал на них руку, но они были ему, в сущности, ближе, чем это могло показаться. Ведь он был фарисей, а фарисеи, в отличие от саддукеев, тоже верили в бессмертие души, в воскресение и приход предсказанного пророками мессии. От веры в мессию до убеждения, что Иисус и есть мессия, был всего один шаг. И Савл во время своего путешествия в Дамаск этот шаг сделал. Все, что мы узнаем из посланий самого Павла и из "Деяний апостолов", доказывает, что это был не случайный выбор, а необходимость, вытекающая из его внутренних склонностей и феноменальной цепкости ума. В соответствии с составленной библеистами хронологической таблицей, все описанные выше события приходятся примерно на 35-36 годы, то есть они произошли за тридцать пять лет до разрушения Иерусалима и, что самое удивительное, вскоре после смерти Иисуса. Значит, его учение очень рано начало отрываться от своего иудаистского ствола. Это произошло, как мы знаем, стараниями "эллинистов", то есть евреев, говоривших на греческом языке, которые вынуждены были покинуть Иерусалим. Поселившись в эллинских метрополиях Средиземноморья, они становились пионерами христианства, подчиняясь одновременно преображающему влиянию новой среды. Христианские общины, выраставшие, как грибы, по всему Средиземноморскому побережью, приобретали все новых адептов, но в представлении этих неофитов Иерусалим был уже каким-то экзотическим городком где-то на краю света. Они по сути дела не имели понятия о том, кем был Иисус в действительности, какова была его судьба. То, что им рассказывали, касалось главным образом его божественной миссии, мученической смерти и воскресения. Они любили его за то, что ради их спасения он принял такую же смерть, какой карали их, плебеев Римской империи, голытьбу, лишенную каких-либо человеческих прав. И разумеется, при этой любви, преклонении и обожании им хотелось знать, каким он был человеком, что говорил, как выглядел, как вел себя в повседневной жизни. Они жадно ловили и распространяли любые сведения о нем. Но вести из иудейской провинции доходили скудные, искаженные и сильно поблекшие от расстояния. Что касается очевидцев событий, появлявшихся иногда в эллинских метрополиях, то шансы встретиться с ними были поистине ничтожны. Ведь их было очень немного, а количество христиан исчислялось уже тысячами и тысячами. Кроме того, эти истинные или мнимые спутники Учителя рассказывали о нем лишь то, что он творил чудеса, погиб на кресте и воскрес. Его земная биография их не интересовала. Типичным примером является тут св. Павел. Из его посланий, то есть из самых древних документов христианства, тогдашний читатель узнавал об Иисусе лишь то, что он был распят и потом воскрес. Автор не называет даже имен его родителей, Иосифа и Марии. Для людей, привыкших мыслить конкретными, осязательными образами, такой вакуум был невыносим. И народная фантазия заполняла его, создавая легенды и притчи, полные обаяния и глубокого смысла. Таким образом, постепенно создавалась агиографическая биография божественного учителя, основанная на смешении фактов с вымыслом. Пищу для этого фольклорного творчества верующие черпали не только из собственных чаяний и надежд, но и из древних мессианских традиций иудаизма и из греческих религиозных мистерий. Таким образом, чуть ли не сразу же после смерти Иисуса началось то синкретическое слияние еврейских и греческих элементов, из которого возникла в конечном итоге новая религия. В её основе лежала христология, сформулированная св. Павлом, и мифологический образ Иисуса Христа, созданный авторами евангелий, образ, мало похожий на еврейского пророка из Галилеи.
