Софроний (Сахаров) - Таинство христианской жизни
Однако подобное состояние вовсе не есть истинное видение Бытия, как оно создано Богом, хотя в нем и наличествуют элементы истины. Неистинно в этом видении «жестокости» Бога то, что мы переживаем наше отлучение от Него как отвержение Им нас, тогда как мы не замечаем, что не Бог отвергает нас, а наше пристрастие к твари является «медной стеной» между нами и Богом. Мы вовсе не легко открываем в себе наше пристрастие к твари. Мы часто совсем не хотим остановиться на том, что в нашем молитвенном стоянии пред Богом мы пытаемся не столько войта к Нему чистыми от всего ограниченного, сколько свести Его к нашей ограниченности и даже заставить Его служить нам в нашем стремлении к земному.
Характерно для усиленной молитвы, что увлекает она и сердце, и ум в их стремлении к вечному настолько, что все прошлое забывается и сознанием владеет единственная забота — стать достойными Бога. Чем сильнее наше устремление к беспредельному, тем медленнее кажется нам наше движение. Подавляющее ощущение своей ничтожности, с одной стороны, и величие искомого, с другой, создают ощущение медлительности. Все в этом положении происходит вне возможности для нас сравнения с кем-либо иным, а отсюда невозможность и относительного суждения о нашем движении вперед или назад. Человек действием Бога в нем духовно растет быстрее в смысле созерцания святости Его, и создается впечатление, что расстояние между ним и Богом не перестает расти. Ужас, особый, не животного порядка, а духовного, охватывает всего человека, и в силу этого он собирается внутрь все глубже, все сильнее. Это сосредоточение внутрь может принять форму «спазмы». Весь человек «сжимается»; молитва становится воплем без слов. И сожаление о нашей удаленности от Бога принимает форму (характер) невыразимого горя. Да, нет большего горя, чем видеть себя недостойным Святого святых.
Истекшие тысячелетия показали, что тело человека строится сообразно устремлению духа: люди физического труда развиваются физически; представители интеллектуального сословия — интеллектуально, с некоторым ущербом для физической силы. Молитва, как сильное устремление духа к Богу, приводит к многочасовому стоянию пред Лицом Вечного. По качеству умного действия она, несомненно, принадлежит высшему плану; поглощая едва ли не всю жизненную энергию человека, она лишает его возможности посвятить достаточно времени для научной работы, философских размышлений, чтения многих книг, увеличивающих багаж практических знаний, и подобное. Молитва, в ее благороднейших формах, есть предстояние Богу лицом к Лицу. Она связана с предельным напряжением всего сушества нашего. Через молитву можно восполнить недостаток естественных дарований вышеестественными; пробелы в сфере рационального знания вознаградить высшим видом познания Бытия. Превосходя план демонстративного мышления, она удостаивает человека непосредственного созерцания Божественных истин.
Молитва руководит нас во всех обстоятельствах жизни нашей. Мы, например, не можем знать, что есть в сердце другого человека, и не знаем поэтому, что нужно сделать или сказать о том или другом случае. Молясь Богу, прося себе вразумления от Всеведущего, мы в молитве получаем указание должного.
Жизнь бесконечно разнообразна. Всякому человеку положен свой особый путь. В уме своем мы можем строить различные планы на будущее, но в своем осуществлении жизнь и в целом, и в каждом отдельном акте нашем или моменте все же неизбежно единична и неповторима. Из этой единичности и неповторимости прошлое представляется многим людям как рок, написанный им кемто, судьбою, как говорят. Эта единичность и неповторимость пугает человека как неизбежная судьба. Но мы, христиане, освобождены от этого кошмара. Мы знаем верою и опытом, что мы свободны в выборе своем. Этого, однако, мало. Быть свободным в выборе еще не значит быть мудрым и истинным. Все мы сознаем, что если мы не обладаем всеведением, то не можем вынести решения должного в последнем значении этого слова. Когда мы в жизни должны решиться на какой-нибудь шаг, на какую-либо перемену, существенную и даже несущественную внешне, тогда никакие человеческие расчеты, никакая логика не поможет нам решить этого вопроса, не даст нам предвидеть, в каком случае результат нашего действия будет благим и в каком гибельным. И если в более совершенном виде только люди, обладающие пророческим зрением и слухом, как друзья Божий, молитвою могут познавать волю Божию, то все же и мы, всякий из нас, через молитву должен искать решения всякого вопроса. Пусть вначале будет все неясно, смутно, сбивчиво. Если постоянно будем все же прибегать к Богу, то постепенно сердце наше познает этот путь и тогда восхвалит Господа от великой радости, рождаемой этим познанием.
Когда человек впервые достигает в молитву, то она потрясает его и как бы сокрушает, раздавливает. Вхождение в мир вечности Божественной, или, иначе, сие свыше рождение, связано с болезнью: «Поболехом и родихом дух спасения...».
Прииди, свет истинный, Прииди, жизнь вечная. Прииди, тайна сокровенная, Прииди, сияние неуловимое. Прииди, существо неименуемое, Прииди, естество неприступное. Прииди, сокровище неизреченное, Прииди, Лицо непостижимое. Прииди, день невечернии. Прииди, солнце незаходимое. Прииди, сила неимущих, Прииди, мудрость некнижных. Прииди, радование непрестанное, Прииди, надежда неложная. Прииди, падших восстание, Прииди, мертвых воскресение. Прииди, неприкосновенный и неосязаемый, Прииди, всегда неизменный и непреложный. Прииди, приснонедвижимый, Прииди, непрестанно все приводящий в движение, Прииди, от всех сокрытый. Ты, не имеющий где укрыться, как все наполняющий и вездесущий. Прииди, имя превожделенное, Прииди, превышали небес. Прииди, Ты, Которого возлюбила душа моя, Прииди, Один к одному. Прииди, ставший желанием в нас, Прииди, соделавшийся единственным исканием нашим. Прииди, наша радость и Слава, Прииди, и вселися в ны, о всеблагой Царю и Владыко, и пребудь в нас неотступно и неразлучно и в сей жизни и по исходе нашем, дабы и мы пребывали в Тебе и соцарствовали с Тобою, Богом, Сущим над всеми.
В наше время с великим удовлетворением приходится отметить непрестанно возрастающее число людей, одаренных повышенной интеллектуальной восприимчивостью, часто даже «проницательностью». Многие могут быть рассматриваемы не только как просто одаренные (талантливые) люди, но и как действительно приступающие к граням гениальности. Это явление имеет своим следствием появление множества книг весьма высокого достоинства; книг, которые составляют воистину украшение нашей эпохи. И это касается не только вопросов техники, науки и социологии, или философии, этики и даже богословия. И последнее сделало поразительные успехи. Но что всего удивительнее и значительнее, что появилось немалое число сочинений и даже целых книг о молитве, о глубокой созерцательной жизни.
Сие последнее явление, как и все прочее в человеческой жизни, может быть оцениваемо различно. Можно приветствовать этого рода произведения, но можно, и это не совсем без оснований, опасаться отрицательных последствий, к которым способно привести неопытного еще человека всякое неверное представление предмета сего.
Правда, в данном случае я обнаружу мою принадлежность к восточной христианской традиции, где всякое преждевременное выступление опасно, потому что оно, как показывает опыт веков, НЕИЗБЕЖНО приведет к пресечению молитвы, закроет пути к чистой молитве, быть может, даже навсегда, переведет центр внимания из сердца в мозг, превратится в отвлеченное познание, в эрудицию, приведет к потере благодати, исключит возможность соединения ума с сердцем, что преследуется при внутренней молитве.
Для других опасно в том смысле, что всякий читатель таких произведений, не имея иного руководителя, может увлечься идеями автора читаемой им книги и последовать его учению в том пункте, где оно, это учение, было неверным, будучи не больше, чем догадкой естественного разума автора.
Такого рода ошибки обычно рассматриваются как не имеющие кардинального значения, тогда как действительно может быть, что они имеют именно это кардинальное значение. Неправильно молящийся умною молитвою может повредить себе и сердце, и ум; может прийти в такое состояние, что вообще потеряет способность произносить молитву. Возможны тогда и различные психические, и ментальные заболевания. «Канон» есть некое указание о том, что должно быть нормою жизни христианина, стремящегося исполнить заповедь о непрестанной молитве.
В русском издании «Указаний иерею» есть слова, безусловно, страшные: если кто-либо (из иереев) не исполнит всего положенного ПРАВИЛА, то дерзновение его совершить Божественную Литургию явится смертельным грехом. Можно с уверенностью сказать, что эта норма ПОЧТИ никем не выполнялась за последние десятилетия в условиях мира, и лишь монахи или иеромонахи в монастырях, хорошо организованных, внешне выполняли эту норму, превышающую норму прочих. Нет нужды говорить здесь о действительной пользе такого установления для иеромонахов и монахов, но нельзя не упомянуть и о том, что эта «форма» молитвы, не будучи подлинно высшей и наиболее полезной, становилась обычно препятствием для молитвы, действительно более высокой и более действенной. Эту «систему» воспитания монахов нужно признать не более чем «относительной». Помню, однажды я спросил наместника игумена, можно ли мне, приготовляясь к служению Литургии, вместо положенных канонов творить умную молитву. Чтение канонов берет приблизительно сорок пять минут. Я просил благословения на молитву: приблизительно один час. В ответ он сказал мне:
