Святитель Григорий Палама. - СВТ. ГРИГОРИЙ ПАЛАМА. СТО ПЯТЬДЕСЯТ ГЛАВ.
Примечания
1
См. на сей счет нашу статью: Сидоров А. И. Архимандрит Киприан Керн и традиция православного изучения поздневизантийского исихазма // Архимандрит Киприан (Керн). Антропология св. Григория Паламы. M., 1996. С. 18–78. См. также: священник Олег Климков. Опыт безмолвия. Человек в миросозерцании византийских исихастов. СПб., 2001. С. 27–64.
2
В настоящее время перевод этих творений подготавливается мною в сотрудничестве с A. A. Пржегорлинским.
3
См. работу: Игумен Петр (Пиголь). Преподобный Григорий Синаит и его духовые преемники. М., 1999. С. 56–173.
4
Характеристика Д. Бэлфура. См.: Balfour D. Saint Gregory of Sinai's Life Story and Spiritual Profile // Offprint from Θεολογία. T. 52–54. London, 1983. P. 166.
5
См. предисловие отца Максима Козлова к кн.: Христос, Церковь, Богородица. Богословские труды св. Николая Кавасилы. М., 2002. С. 6–7.
6
В начале XX в. Преосвященный Алексий (Дородницын), пытаясь выделить общие черты богословских воззрений трех главных представителей поздневизантийского исихазма (о свт. Феолипте в это время мало что было известно), замечает: «Они учили и доказывали самой своей жизнью, что не путем рассудочных философских умозаключений, но постоянным очищением души, совершенным безмолвием чувств и помыслов, непрестанным упражнением в богомыслии и умной молитве, или, иначе, "умным деланием", человек может достигнуть озарения свыше. Это проявление Божества обыкновенно открывается покоящимся в области света, который можно видеть даже телесными очами, подобно тому, как это было на Фаворе. Они учили далее, что для подавления страстей, нечистых чувств нужно все помыслы ума сосредотачивать в глубине сердца, постоянно наблюдая за ними и не позволяя им развлекаться ничем другим, но всегда мыслить о Боге и любовью стремиться к Нему». Епископ Алексий (Дородницын). Византийские церковные мистики 14–го века. (Преподобный Григорий Палама, Николай Кавасила и преподобный Григорий Синаит). Казань, 1906. С. 93.
7
См. по этому поводу верное наблюдение в кн.: Metropolitan of Nafpaklos Hierotheos. St. Gregory Palamas as a Hagiorite. Birth of Theotokos Monastery, 1997. P. 24.
8
См.: ΦΙΛΟΘΕΟΥ ΚΟΚΚΙΝΟΥ ΒΙΟΣ ΓΡΗΓΟΡΙΟΥ ΠΑΛΑΜΑ // ΕΛΛΗΝΗΣ ΠΑΤΕΡΕΣ ΤΗΣ ΕΚΚΛΗΣΙΑΣ. Τ. 70. ΘΕΣΣΑΛΟΝΙΚΗ, 1984. Σ. 84.
9
Архиепископ Василий (Кривошеин). Богословские труды 1952–1983 гг. Нижний Новгород, 1996. С. 202.
10
См.: ΦΙΛΟΘΕΟΥ ΚΟΚΚΙΝΟΥ ΒΙΟΣ ΓΡΗΓΟΡΙΟΥ ΠΑΛΑΜΑ. Σ. 168–170.
11
Манзаридис Г. Обожение человека по учению святителя Григория Паламы. Сергиев Посад, 2003. С. 4.
12
Наилучший обзор этого наследия см. в известной монографии отца Иоанна Мейендорфа: Meyendorff J. Introduction a l'etude de Gregoire Palamas. Paris, 1959. P. 331–399. К сожалению, при русском переводе данной монографии этот обзор был опущен по не совсем внятным причинам. Объяснение, что обзор, как и второе приложение к монографии, устарел и сохраняет «интерес лишь как факт истории науки», вряд ли основательно, ибо более серьезного обзора, насколько нам известно, не существует. Отдельные предисловия к каждому произведению в греческом пятитомном собрании творений святителя отнюдь не заменяют ту работу, которую в свое время проделал отец Иоанн. Более краткий обзор приводится отцом Иоанном в содержательной энциклопедической статье: Meyendorff J. Palamas (Gregoire) // Dictionnaire de spiritualité. Fase. LXXVI–LXXVII. Paris, 1983. P. 85–90.
13
Как отмечает отец Иоанн Мейендорф, только в двух гомилиях (34 и 35) Палама касается спорного вопроса о Божественных энергиях. А в целом проповеди Паламы показывают, что богословская полемика не была самоцелью для него, а лишь средством для защиты Православия; когда же Православие оказалось вне опасности, то «богословские дистинкции» потеряли для святителя интерес: его внимание сосредоточилось на том, чтобы донести до своей паствы сущность христианского таинства, чтобы способствовать постижению слушателями реальности спасения, дарованного Воплощением Бога Слова, и чтобы указать присутствие этой реальности в Церкви. См.: Meyendorff J. Introduction. P. 294. Можно еще констатировать, что совсем недавно гомилии свт. Григория Паламы стали объектом исследования молодого ученого Д. И. Макарова. Однако, при наличии внешне солидного научного аппарата (обширнейшая библиография, многочисленные сноски и т. д.), книга характеризуется некоей «мировоззренческой всеядностью» автора: элементы Православия смешиваются здесь со структурализмом и католической схоластичностью. Отсутствие четких духовных ориентиров и укорененности в православном Предании нередко приводит автора к ложным суждениям и оценкам, например: «Именно гуманизм, "антропный контекст" и связанная с этим концентрация на положительных и негативных моментах взаимоотношения главных участников исторической драмы — Бога и человека — представляет собой главное в гомилиях, их наиболее богатый в смысловом плане, целостно выделенный и отмеченный слой». Макаров Д. И. Антропология и космология св. Григория Паламы (на примере гомилий). СПб., 2003. С. 468–469. Это суждение (а подобных высказываний в книге немало) показывает, что автор взялся за анализ богословия одного из величайших отцов Церкви, не имея представления о самых азбучных истинах Православия, усвоение которых немыслимо без жизни в Церкви.
14
См. наше предисловие к книге: Преп. Максим Исповедник. Творения. Кн. 1. М., 1993. С. 61–62.
15
Этого мнения придерживался, например, известный католический богослов и патролог М. Жюжи: Jugie M. Palamas Gregoire // Dictionnaire de theologie catholique. T. XI. Paris, 1932. P. 1746.
16
Meyendorff J. Introduction. P. 373–374.
17
См.: Saint Gregory Palamas. The One Hundred and Fifty Chapters. A Critical Edition. Translation and Study by R. Sinkewicz. Toronto, 1988. P. 49–54.
18
См. предисловие к изданию: ΓΡΗΓΟΡΙΟΥ TOY ΠΑΛΑΜΑ ΣΥΓΓΡΑΜΜΑΤΑ. ΤΟΜΟΣ Ε'. ΕΚΔΙΔΕΙ ΠΑΝ. Κ. ΧΡΗΣΤΟΥ. ΘΕΣΣΑΛΟΝΙΚΗ, 1992. Σ. 28–30.
19
Ср.: «Труд Паламы "Сто пятьдесят глав естественных, богословских и деятельных" имеет не только богословский, но и естественнонаучный интерес и в системе излагает воззрения писателя по различным вопросам знания». Соколов И. И. Св. Григорий Палама, Архиепископ Фессалоникийский, его труды и учение об исихии. СПб., 1913. С. 72. М. Жюжи также видит в этом сочинении «сумму» философского, богословского и аскетического учения Паламы (in quo totius suae doctrinae philosophical theologicae ac asceticae summam auctor conclusit). Цит. по предисловию P. Синкевича: Saint Gregory Palamas. The One Hundred and Fifty Chapters. P. IX. Того же мнения придерживается и отец Иоанн Мейендорф (il s'agit d'une sorte de somme systématique). См.: Meyendorff J. Palamas (Gregoire). P. 89.
20
См.: Saint Gregory Palamas. One Hundred and Fifty Chapters. P. 1–49.
21
ΓΡΗΓΟΡΙΟΥ TOY ΠΑΛΑΜΑ ΧΥΓΓΡΑΜΜΑΤΑ. ΤΟΜΟΣ Ε'. Σ. 12–28.
22
Перевод выполнен по: PG 90, col. 625–645.
23
Понятие «природа» (φύσις) в данном случае, вероятно, объемлет всю совокупность тварного мира, а слово «история» (ιστορία) подразумевает, скорее всего, историю Домостроительства спасения рода человеческого, начиная с истоков его.
24
Св. Григорий, говоря, что Моисей «повествовал» о происхождении мира и времени (мы несколько свободно перевели фразу: την τού κόσμου και τού χρόνου γένεσιν, ήν ίστόρησεν ό Μωυσης), считает этого ветхозаветного святого «историком» в высшем смысле слова. Как отмечает В. В. Болотов, слова ιστορία («история») и ϊστωρ («историк»), будучи производными от глагола οίσα («знаю, ведаю»), предполагают, что «человек хочет быть при самом событии, чтобы все видеть своими глазами. Поэтому ϊστωρ — человек, который подчиняется влечению своей природы — все знать, стремится удовлетворить жажде знания. Человек хочет, чтобы известные вещи наполнили его сознание и были очевидны для него». Вследствие чего «в понятии истории дано стремление к ведению, получаемому чрез непосредственное созерцание». См.: Болотов В. В. Собрание церковно–исторических трудов. Т. 2. М., 2000. С. 9–10. Такое «непосредственное созерцание» происхождения мира и времени, как то предполагает св. Григорий Палама, Моисей обрел через Откровение, дарованное ему непосредственно Богом.
25
Высказываясь о Первом Начале (или Причине) природы мира, не берущем исток своего бытия в каком–либо другом начале, св. Григорий предполагает мысль о «безначальности» Бога, которая была ясно сформулирована уже в древних слоях церковной письменности. Так, апологет Татиан ясно обозначает ее, говоря, что только один Бог — безначален, и Он есть Начало всего (μόνος άναρχος ών και αυτός ύπαρχων των όλων αρχή). См.: PG 6, 813.