Шервин Нуланд - Маймонид
Этими «другими» были не только евреи. Маймонид однозначно утверждает, что следует заботиться о всяком нуждающемся, независимо от того, какую религию он исповедует, даже о язычниках; всех нуждающихся нужно утешать в скорби и бедствиях, их покойников необходимо погребать. Позднее Маймониду зададут вопрос, есть ли, по его мнению, у язычников место в Грядущем мире. В ответном послании Маймонид выразит мнение, во многом сообразное со смыслом Мишне Тора: «Знайте, что Господь взирает на сердце человека и что намерения человеческого сердца являются мерой всего. Поэтому мудрецы говорят: "Благочестивый язычник будет иметь долю в Грядущем мире"».
Честь и достоинство человека священны, провозгласил Маймонид в Мишне Тора, и не следует задевать их ни при каких обстоятельствах, будь то честь свободных людей или рабов. Доброе имя ближнего следует защищать, как от прямой клеветы, так и от бросающих на него тень наветов. Маймонид считает нарушение этого закона достаточным основанием для лишения человека его доли в Грядущем мире.
Маймонид настаивает на том, что каждый еврей должен стремиться исполнить заповедь цдака, и не только в виде денежной благотворительности, но также в виде желания достичь социальной справедливости, совершать великодушные поступки и просто выказывать доброту. Всякую помощь нужно оказывать так, чтобы человек, принимающий ее, не испытывал унижения от этого, — иными словами, помощь должна даваться с открытым сердцем и открытой душой. «Кто жертвует бедным неблагосклонно и пренебрежительно, — писал Маймонид, — лишается награды за исполненную им заповедь, даже если он дарит тысячу золотых монет».
Однако забота о достоинстве отдельных людей не умаляет важности общины. Согласно Маймониду, существование общины есть не только предписание, но и прямой долг. На каждом из нас лежат обязательства по отношению к ближним, и обязательства эти нельзя исполнить без деятельного участия в жизни общины, членами которой мы являемся, писал Маймонид. Отстранение от других людей — это безразличие к их нуждам, к потребностям всего народа Израиля. Маймонид учит, что отстранение от общины есть настолько тяжкий грех, что и за него человек наказывается потерей удела в Грядущем мире.
Маймонид осуждает даже сознательный отход от мира с целью изучения Торы и достижения благочестия. Человек должен жить в реальном мире, как жили еврейские мудрецы прошлого, ибо реальный мир не есть зло. Только принимая деятельное участие в жизни реального мира, можно заботиться о нуждах других людей и всего общества. Но следует упомянуть, что никто не должен быть тяжкой ношей для других, никто не должен жить за счет общества, и долг каждого еврея зарабатывать себе на жизнь. Здесь также предполагается, что нельзя жить за счет других людей, извлекая чрезмерную выгоду из торговли или прочей деятельности и ограничивая чью-либо свободу зарабатывать себе на жизнь. Особенно жестко Маймонид отзывается о мошенничестве, например о махинациях с весами: «Наказание за неточные весы более сурово, чем наказание за безнравственность, поскольку последнее есть грех только перед Богом, а первое — еще и перед ближним».
Джейкоб Минкин, наш современник, в своей книге, посвященной Маймониду (WorldofMosesMaimonides, withSelectionsfromHisWritings,1987), описывает характер Мишне Тора. Как почти все авторы, пишущие о Маймониде, Минкин называет этот труд кодексом[57].
«Кодекс Маймонида является энциклопедией еврейской философии, теологии, этики и ритуала. Это также трактат о торговле, промышленности, финансах, собственности, праве наследовании, налогообложении, судебной процедуре и уголовном законодательстве. Это юридическая книга, речь в которой идет практически о любой сфере человеческой деятельности. Это законодательство для ученого, предписание для торговца, руководство для лавочника. Она призвана быть путеводителем и опорой, вести к справедливости и усмирять насилие. Она рассматривает основную человеческую деятельность с моральной и этической точки зрения. Ее категорический императив можно выразить словами: «Действуй так, чтобы найти расположение и благосклонность в глазах Бога и человека». Кодекс Маймонида защищает права и привилегии отдельных людей, но отстаивает также интересы и благополучие общества, придавая им первостепенную важность. Человек не может руководствоваться собственными пристрастиями; он не может жить и действовать сообразно своим желаниям, не соразмеряя свое поведение с обществом и общиной, в которых живет».
Многие из этих слов можно отнести и к Талмуду. И все-таки здесь есть существенное различие. За десять лет Маймонид проделал монументальный труд — он создал современную форму талмудического учения, украшенную плодами его собственного уникального интеллекта и широких познаний в религии, философии, медицине и других науках. Его книга кратка и упорядоченна, дабы любой человек, владеющий ивритом и ищущий ответы на свои вопросы в еврейском Законе, мог воспользоваться ею с легкостью и эффективностью. В отличие от Талмуда, кодекс Маймонида был четким и строго систематизированным. Кроме того, это был литературный шедевр. Автор достиг своей цели.
«Устраняя преграды, поясняя и, если это было необходимо, помогая тем, кто не мог понять слова мудрецов Торы, благословенна их память, мы, как представляется нам, сделали ближе [рядовым читателям] и упростили темные и запутанные места; мы собрали и сопоставили предметы, которые были разобщены и разбросаны по разным источникам; и мы знали, что, во всяком случае, в этом деле нам удалось чего-то достичь. И если это так, как мы полагаем, то, упростив, облегчив и собрав воедино тексты, чего не делал ни один из наших предшественников, мы уже достигли ценного на благо другим людям и потому удостоились божественного воздаяния»[58].
Как и после написания «Комментария к Мишне», Маймонид не рассчитывал на всеобщее одобрение своего нового труда, Мишне Тора, и был, безусловно, прав. Критика обрушилась на Маймонида с разных сторон — и от тех, кто считал необоснованными отдельные положения и доводы, приведенные в книге, и от тех, чьи нападки, иногда переходящие в оскорбления, носили более личный характер. После выхода в свет его труда Маймонид стал ведущим еврейским ученым в мире. Даже те, кто прежде не признавали его авторитета, теперь не могли не отдать должное его интеллекту и духовному лидерству. Для большинства евреев, знакомых с его учением, новый трактат стал лишь подтверждением того, что они знали о Маймониде и прежде. Для тех же, кто не желал признать его религиозный авторитет, Мишне Торастала удобным поводом для нападок.
Одно из самых серьезных критических замечаний в адрес Маймонида можно назвать в какой-то мере обоснованным. Дело в том, что у целого ряда ученых возникло подозрение, будто автор Мишне Тора намеревался заменить своим трудом Талмуд. Маймонид поставил себя под удар подобного рода обвинений, поскольку заключительные слова введения кМишне Тора гласят: «Я назвал свое сочинениеМишне Тора (досл. «Повторение Торы»), предполагая, что человек, изучающий Письменную Тору, сможет обратиться к моей книге и узнать из нее всю Устную Тору, не прибегая к другим источникам»[59].
На это обвинение Маймонид ответил, что его намерение было обратным. Способствуя распространению талмудического знания, писал он, Мишне Тора побудит наиболее взыскательных читателей к самостоятельному изучению Талмуда. Данный кодекс призван служить путеводителем по дебрям Устного Закона, чтобы побудить тех, кто стремится выяснить все досконально, обратиться к первоисточникам. Нигде, настаивал Маймонид, он не писал, что от Талмуда следует отказаться.
И прочие критические замечания, высказанные в адрес автора Мишне Тора, можно было предвидеть. Одни носили теологический характер, другие выражали несогласие читателей с отдельными положениями книги — по сути, читатели упрекали автора в том, что он написал не ту книгу, которую они хотели бы получить. Немало страстных возражений прозвучало от тех, кто был недоволен отсутствием ссылок; другим казалось, что в религиозном сочинении неуместны философские или научные рассуждения, которые являются уникальной особенностью сочинений Маймонида; третьих сердило, что Маймонид порой оспаривал постановления талмудических авторитетов прошлого; у четвертых вызывала неприятие настойчивость, с которой Маймонид, вопреки широко распространенному тогда убеждению, говорил о бестелесной природе Бога (Маймонид заходил в этом так далеко, что называл еретиками евреев, которые придерживались иной точки зрения); прочие были не согласны с нападками Маймонида на колдовство и суеверие; многим не нравилось его утверждение, согласно которому награда в Грядущем мире будет скорее духовной, нежели телесной; наконец, нашлись и такие, кто не мог без гнева воспринимать рационализм Маймонида и его стремление объяснять события скорее естественными причинами, нежели вмешательством сверхъестественных сил.
