Елена Уайт - Великая Борьба между Христом и сатаной (Конфликт веков - 5)
В письме, адресованном оставшимся в Праге друзьям, он писал: "Братья мои... я уезжаю с охранной грамотой от короля, чтобы встретиться с моими многочисленными смертельными врагами..., но я доверяюсь Всесильному Богу и моему Спасителю; я верю, что Он услышит ваши пламенные молитвы и вложит Свою мудрость и благоразумие в мои уста, чтобы я мог бороться с недругами; молю о ниспослании мне Святого Духа, дабы укрепиться в истине и смело встретить искушения, темницу, а если нужно будет, то и жестокую смерть. Иисус Христос страдал за Своих возлюбленных и неудивительно, что Он оставил нам пример, как следует с терпением переносить все ради нашего спасения. Он - наш Бог, а мы Его творение; Он - наш Господь, а мы - Его слуги; Он - Учитель мира, а мы ничтожные смертные, и, несмотря ни на что, Он страдал! Почему же и нам не пострадать, если страдания очищают нас? Поэтому, мои дорогие, если моя смерть должна способствовать Его славе, молитесь, чтобы это время скорее пришло, и чтобы Он помог мне стойко перенести все, что ожидает меня. Но если мне суждено будет вновь вернуться к вам, молитесь Богу, чтобы я возвратился неопороченным, т. е. чтобы я не умолчал ни об одной букве евангельской истины, оставив, таким образом, своим братьям достойный для подражания пример. Мы, возможно, никогда больше не встретимся в Праге, но если Всесильному Богу будет угодно позволить мне вернуться к вам, тогда мы вместе с еще большим мужеством будем возрастать в познании и любви к Его закону".
В другом письме, обращаясь к священнику, ставшему учеником Евангелия, Гус, глубоко осознав свои заблуждения, обвинял себя в том, что "с удовольствием носил богатое платье и тратил много часов на пустые занятия". И затем присоединяет к этому следующее трогательное предостережение: "Пусть слава Божья и спасение душ занимает твой ум, а не доходы и состояние. Берегись того, чтобы твой дом был украшен больше, чем твоя душа, и превыше всего заботься о духовном возрастании. Будь благочестивым и кротким с бедными и не трать деньги на празднества. Если ты не изменишь свою жизнь и не будешь воздерживаться от излишеств, я боюсь, что ты будешь, подобно мне, жестоко страдать... Ты знаком с моим учением, потому что еще с детства получал наставления от меня, поэтому я считаю лишним снова писать тебе об этом. Я заклинаю тебя благодатью Божьей не повторяй ни одной из моих ошибок, вызванных тщеславием". На конверте он написал: "Я умоляю тебя, мой друг, не вскрывай пакета, пока не получишь достоверных сведений о моей смерти".
На своем пути Гус встречал доказательства распространения своего учения, видел, с каким интересом относились к его делу. Народ собирался толпами, чтобы приветствовать его, а кое-где городские власти сопровождали его на улицах.
Прибывшему в Констанц Гусу была предоставлена полная свобода. К охранной грамоте царя присоединилась личная грамота папы, свидетельствовавшая о его покровительстве. Но, вопреки этим торжественным и неоднократным заверениям, по приказу папы и кардиналов реформатор был арестован и брошен в отвратительный подвал. Позже его перевели в крепость, находившуюся на противоположной стороне Рейна. Но папа не много выгоды извлек из своего вероломного поступка, потому что вскоре сам стал узником этой темницы. Кроме убийств, симонии и прелюбодеяния он был обвинен перед собором в самых низких преступлениях, в грехах, которые непристойно даже называть. Собор подтвердил вину Иоанна, и в конце концов он был лишен тиары и заключен в темницу. Другие антипапы также оказались свергнуты, был избран новый папа.
Хотя сам папа совершил преступления куда более тяжелые, чем те, в которых Гус когда-либо обвинял духовенство и чем он обосновывал необходимость преобразований, тем не менее тот же собор, который обвинил папу, настаивал и на осуждении реформатора. Заточение Гуса вызвало большое негодование в Богемии. Могущественные князья направили собору гневные протесты против такого насилия. Король, чьей охранной грамотой пренебрегли, также выразил свое недовольство. Но враги реформатора были мстительны и решительны. Они обвинили короля в предвзятости, напугали его и наконец напомнили ему о его долге перед церковью. Они подсказали ему аргументы, позволяющие считать данное обещание не действительным в отношении еретиков и лиц, заподозренных в ереси, хотя бы те и были снабжены охранными грамотами коронованных особ. И таким путем они одержали победу.
Обессиленного заточением и болезнью (сырой и смрадный воздух темницы вызвал у пленника изнурительную лихорадку, которая едва не свела его в могилу) Гуса привели на собор. Закованный в цепи, он стоял перед монархом, слово и честь которого были для него залогом безопасности. Во время продолжительного допроса он неколебимо отстаивал истину и в присутствии собравшихся церковных и государственных сановников торжественно и мужественно обличал порочность иерархии. И когда ему было предложено или отречься от своих убеждений, или же умереть, он избрал мученическую смерть.
Благодать Божья поддерживала его. В течение всех недель страданий, какие он перенес до окончательного приговора, небесный мир наполнял его душу. "Я пишу это письмо, - говорил он, обращаясь к своему другу, - в тюрьме, рукой, закованной в цепи, ожидая завтра вынесения смертного приговора... Когда благодаря Иисусу Христу мы встретимся вновь в святой отчизне мира, ты узнаешь, как милосердный Господь помогал мне, как неизменно Он поддерживал меня среди искушений и в судилищах".
Из своей мрачной темницы Гус видел победу истинной веры. Однажды приснившийся ему сон сильно его огорчил: он видел, как в Праге, где он проповедовал Евангелие, папа и епископы уничтожили картины, изображающие Христа, некогда нарисованные им на стенах капеллы. Но на следующий день он увидел другой сон: многочисленные художники восстанавливали стертое врагами, писали и другие картины и более яркими красками. И, окончив свою работу, эти художники, обращаясь к толпе, говорили громкими голосами: "Пусть теперь приходит папа со своими епископами, им больше никогда не удастся уничтожить эти картины!" Пересказав этот сон, реформатор добавил:
"Я уверен, что образ Христа никогда не исчезнет из сердца людей. Они намерены уничтожить Его, но Он вновь будет возрожден во всех сердцах гораздо более искусными проповедниками, чем я".
В последний раз Гуса привели на собор. Это было огромное и великолепное собрание: император, государственные вельможи, королевские представители, кардиналы, епископы и священники и огромные толпы любопытствующих. Со всех христианских стран собрались здесь свидетели этой первой великой жертвы в длительной борьбе во имя сохранения свободы совести.
Когда Гусу предложили сказать последнее слово, он вновь отказался отречься от своих убеждений, и, устремив проницательный взгляд на монарха, клятвенное обещание которого было нарушено таким постыдным образом, сказал: "Я добровольно явился на этот собор под общественной защитой и покровительством присутствующего здесь императора". Густой румянец покрыл лицо Сигизмунда, когда глаза всех присутствующих обратились на него.
Смертный приговор был вынесен, и началась церемония низложения. Когда епископы облачили узника в священнические ризы, он сказал: "Наш Господь Иисус Христос тоже был облечен в белую одежду, когда Ирод повелел отвести Его к Пилату". Гусу вновь предложили отречься, и он ответил, обращаясь к народу: "Какими же глазами я буду тогда смотреть на Небо? Что же я скажу людям, которым я проповедовал подлинное Евангелие? Нет, я дорожу их спасением больше, чем этим бренным телом, обреченным сегодня на смерть". Затем с него начали снимать облачения, и каждый епископ произносил над каждой частью одежды проклятие. Наконец они возложили ему на голову бумажную митру пирамидальной формы, на которой были изображены страшные фигуры бесов, и в глаза бросалось слово: "Ересиарх". "С великой радостью, - сказал Гус, - я надену венец позора ради Тебя, о Иисус, на Которого за меня был возложен терновый венец".
Наконец прелаты произнесли: "Теперь мы предаем твою душу дьяволу". "А я, сказал Гус, поднимая глаза к небу, - предаю мой дух в Твои руки, о Господи Иисусе, ибо Ты искупил меня".
Затем вступили в дело гражданские чиновники, и его попели на место казни. Несметная толпа последовала за ним: сотни вооруженных воинов, священники и епископы в своих богатых одеяниях и жители Констанца. Когда его привязали к столбу и оставалось только зажечь огонь, мученику еще раз было предложено отречься от своих заблуждений и спасти себя. "От каких заблуждений, - спросил Гус, - я должен отречься? Я не чувствую за собой никакой вины. Я призываю Бога во свидетели - все, что я писал и о чем проповедовал, имело целью спасти души от греха и вечной гибели, и истину, которой учил, с радостью запечатлею своей кровью". Когда огонь запылал вокруг него, он начал петь: "Иисус, Сын Давидов, помилуй меня". И продолжал шептать эти слова, пока его голос не умолк навеки.
