Григорий Дьяченко - Полный годичный круг кратких поучений. Том II (апрель – июнь)
б) Любовь к Богу обнаруживается еще охотой к чтению или слышанию слова Божия, которое также можно читать дома, не покидая для этого мирской жизни. Любящему Бога приятно слышать, что Бог Создатель его говорит, приятно знать, чего Царь небесный желает от людей. А потому таковому человеку сладко углубиться в слово Божие, сладко видеть дела премудрости Божией, сладко слышать глаголы воли Божией. Поэтому и пророк Давид, любивший Бога, любил и слово Божие. Коль сладка, – взывает он, – гортани моему словеса Твоя, Господи! Паче меда и сота (Пс. 117, 103). И недивно, потому что любящий Бога, читая или слушая священное Писание, находит в нем и то, что непрестанно напоминает ему о любимом, сладчайшем ему предмете, о Боге, и то, что развивает, усиливает, воспламеняет радостотворную, душеспасительную любовь к Богу.
в) Кроме того любовь к Богу обнаруживается добродетельной христианской жизнью или, что то же, исполнением воли Божией. И это весьма естественно. Ибо и любящий какого-либо человека обыкновенно исполняет волю любимого человека. Так бывает и в делах любви к Богу. Любящий Бога охотно, с ревностью исполняет волю Божию. Об этом говорит Иисус Христос: имеяй Заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя (Ин. 14, 21). Иоанн Богослов предполагает исполнение воли Божией там, где есть несомненная любовь к Богу. Сия есть любы Божия, – говорит наперсник Христов, – да Заповеди Его соблюдаем (1 Ин. 5, 3).
Впрочем, не должно думать, чтобы любящие Бога в настоящей жизни не чувствовали вовсе склонности к злу и никогда не согрешали. Нет, и любящие Бога, доколе живут на земле, подвержены немощам греховным; но они, из любви к Богу, из желания угодить Создателю противятся злым своим склонностям, а если погрешают, то скоро приходят в себя, раскаиваются и обращаются к Богу с испрошением прощения. Таковые люди весьма сильно чувствуют тягость допущенного греха, сильно скорбят о прогневании Господа и с особенным усилием стараются восстановить благодатный сладкий мир с Богом, прерванный грехами. Вспомним об ап. Петре, как он, согрешив, плакал горько. В этом апостоле тогда горько плакала любовь к Богу, почувствовавшая горечь разлуки с Богом и стремившаяся к возобновлению общения с Богом. Как у друзей после разрыва любви нередко бывает возобновление любви с большей силой: так и у любящих Бога, после допущенного ими нарушения закона Божия, любовь к Богу, стремление к Богу и старание жить по закону Божию нередко, при содействии благодати Божией, возрастает, укрепляется и обнаруживается в обильных плодах добродетели.
III. Да дарует нам Господь благодатную помощь, по молитвам преподобного Иоанна Ветхопещерника, обнаруживать свою любовь к Богу всеми силами своей души и мыслью, и словом, и делом. Аминь. (Составлено по «Словам и речам» Иакова, архиепископа Нижегородского, ч. III, изд. 4-е).
Двадцатый день
Поучение 1-е. Преп. Феодор Трихина
(О роскоши в одежде)
I. Ныне ублажаемый преп. Феодор был сын богатых родителей, живших в Царьграде, но не прельстился благами земными, и, оставив мир, подвизался в пустыне, во Фракии. Он не носил иной одежды, кроме грубой власяницы. Прозвание «Трихина» – власяничник – получил от власяницы, которой изнурял свое тело.
Прославляя преп. Феодора, Св. Церковь поет: «Явился еси предивен житием, Феодоре мудре отче, власяными рубы изменив паче царских сокровищ, яже на земли: сего ради небесную одежду восприял еси. Присно моли о нас, преподобне!» (Кондак)
II. Преп. Феодор Трихина, отличавшийся необычайной умеренностью в употреблении одежды, служит живым укором тем христианам, которые чрезмерно заботятся о роскоши в одежде.
а) Посмотрим на происхождение, цель и значение одежды. Возведите мысли ваши к первым дням вселенной, в которые человеческий род заключался в одной чете, только вышедшей из рук Создателя в совершенной чистоте и святости, – вы не найдете там никакого следа одежды. Беста, – говорит книга Бытия, – оба нага, Адам же и жена его, и не стыдястася (Быт. 2, 25). Но вкусили прельщенные лукавым змием от запрещенного плода, и разумеша, яко нази быша (Быт. 3, 7). Вот начало наготы! И сшиста листвие смоковное, и сотвориста себе препоясания (Быт. 3, 7). Вот происхождение одежды!
Итак, что есть одежда наша? Она есть произведение беззакония; она есть слабое средство для кратковременного сохранения осужденного тела от действия стихий, совершающих его казнь; она есть прикрытие нравственного безобразия, соделавшегося естественным; она есть видимый знак человека-преступника; она есть всеобщий и всегдашний траур, наложенный раскаянием, по смерти первобытной непорочности.
Что же делают те, которые с такой заботливостью наперерыв стараются блистать красотой и великолепием? Что же значит эта гордость, с которой имеющий на себе дорогую одежду едва удостаивает взора покрытую рубищем или полураздетую нищету, – эта ненасытимость, с какой некоторые со дня на день умножают свои наряды, это непостоянство, с которым так часто переменяют уборы? Не есть ли это нечто подобное тому, как если бы больной вздумал тщеславиться множеством своих струпов, или если бы раб, принужденный носить оковы, желал иметь их в великом числе и выработанные с разнобразным искусством?
б) Итак, одежды не должны быть роскошны. Правда, Бог некоторым образом освятил то, что есть в одежде простейшего и вместе необходимейшего. И сотвори Господь Бог Адаму и жене его ризы кожаны, и облече их. (Быт. 3, 21). Но чрез это самое вновь осуждается безрассудная заботливость о украшении тела. Если вещество, по наставлению Самого Бога, употребленное для составления одеяния, было кожа: то для чего некоторые или несчастными, или презренными представляют себе тех, которые носят простой лен и грубую волну? Для чего нам неприятно, если не на нас прядет шелковый червь, не для нас земля рождает золото и море жемчуг?
Посмотрите – так премудрость Божия постыжает не только суетные попечения о излишнем, но и о потребном излишние – посмотрите на полевые цветы, как они растут: не прядут и не трудятся, а вы, маловеры, мучите себя по произволу изыскиваемыми заботами о вашем одеянии, как будто Провидение меньше занимается вами, нежели быльем, ныне цветущим, а завтра увядающем, и будто Оно забыло близ вас произвести для вас потребное!
Если вы, смотря на полевые цветы, не обретаете в себе мудрости пчел, дабы собрать с них тонкий, духовный мед; если зрелище природы не приносит вам наставления, которое бы обратилось в вас в силу и жизнь: изберите себе другое, высшее зрелище; возвысьте дух ваш и воззрите, члены тела Христова, на Главу свою и всмотритесь пристально, пристанут ли Ей любимые вами украшения. Какая несообразность! Глава во яслях, на соломе, а члены хотят почивать на своих седалищах и утопать в одрах своих! Глава в уничижении, в нищете, а члены только и помышляют о богатстве и великолепии! Глава орошается кровавым потом, а члены умащаются и обливаются благовониями! Со Главы падают слезы, а члены жемчуг осеняет! Глава в тернии, а члены в розах! Глава багреет от истекшей крови и смертной объемлется бледностью, а члены лукавым искусством дополняют у себя недостаток естественной живости и, думая сами себе дать красоту, в которой природа им отказала, превращают живой образ человеческий в изображение художественное! Глава то в наготе, то в одежде поругания, а члены любят покоиться под серебряным виссоном, под златым руном, или, вместо наготы Распятого, с презрением стыда и скромности, вымышляют себе одежду, которая бы не столько покрывала, как обнажала! Но – да не возглаголаша уста моя дел человеческих (Пс. 16, 4)! Должно опасаться, чтобы не почтено было неблагопристойностью обличение обычаев, которым однако ж последовать неблагопристойностью не почитается.
III. Все это приводит нас к той мысли, что одежды должны быть лишь приличны. Что ж, – спросят, вероятно, люди, более желающие избавиться от обличения, нежели исправить обличаемое, – неужели все должны отвергнуть всякое благолепие и облечься в рубище? – Нет, никто этого не требует. Божественный Учитель наш обличает, а потому и нас обязывает обличать только попечения об одежде и особенно излишние, суетные, пристрастные. О одежди что пече-теся? Есть род и степень благолепия в одеянии, которое назначает не пристрастие, но благоприличие, не суетность, но состояние, не тщеславие, но долг и обязанность. Но попечения без конца, пышность без меры, расточение без цели, ежедневные перемены уборов потому только, что есть люди, которые имеют низость заниматься изобретениями этого рода, и что слишком много таких, которые имеют рабскую низость подражать сим детским изобретениям – невероятная безрассудность! Безрассудность тем более странная и нелепая, что, без сомнения, многие, виновные в ней, признают ее, и однако ж не престают вновь делаться виновными в ней! И пусть бы оставалась она безрассудностью: бедственно то, что ею поражаются и питаются беззакония. Посмотрите, как иногда без внимания проходят мимо нищего, просящего мелкой монеты на хлеб насущный, и тысячи отдают за ненужное украшение. Кто дерзнет сказать, что тут не нарушена любовь к ближнему? Аминь. (Составлено по проповедям Филарета, митр. Московского, т. 1, изд. 1873 г.).
